Она рассмеялась:
Кажется, ты сам не знаешь, чего больше хочешь, женщина поерзала у него.
Отправляйся на кухню, сурово сказал Ворон. «Не покормишь, потом пожалеешь». Она принесла рагу из баранины с капустой в глиняном горшке, жареной колбасы, и свежего, только из печи хлеба.
Другое дело, Степан посадил ее обратно на колени. «И сама бери ложку. Болтаешься по горам, проголодалась, небось».
Познакомиться с ней не составило труда. Английский капитан, пришедший в Берген на торговом барке, имел при себе рекомендательные письма к ее родственнику, наместнику датского короля в провинции.
Моя кузина, Анна Трондсен, наместник подвел к ней Степана перед обедом.
Маленькая, словно ребенок, стройная дама, в закрытом платье со скромным передником, вскинула на Ворона синие глаза. Он заметил смущенный румянец на белоснежных щеках.
За трапезой говорили о политике. В Берген, дальний угол Европы, новости доходили медленно. Норвежцы и датчане больше беспокоились о вражде со шведами и все еще тянущейся Ливонской войне.
Анна больше слушала, но голос у нее был звонкий и решительный:
Видно, что она привыкла распоряжаться, хмыкнул про себя Ворон.
Надолго вы здесь? спросила она Степана, подставив кубок под бутылку вина.
Зависит от погрузки. Пока сушеную рыбу с севера привезут, еще месяц пройдет. Придется мне посидеть в Бергене, ответил он, но я слышал, что у вас в округе красиво.
Да, кивнула Анна, в Хардангер-фьорде много водопадов, да и горы в тех краях высокие. Зимой туда только на лодке можно пробраться. У меня имение есть за перевалом.
Не замерзают ваши заливы? он вспомнил скованные льдом реки на Ньюфаундленде.
Море теплое, да и фьорды наши неглубоки, мы по ним на веслах ходим. Хотите, я вас прокачу, я в имение собираюсь. Если вам нечего делать, лукаво заметила норвежка.
Прокатите, испытующе взглянул на нее Ворон.
Она быстро и ловко гребла. Вокруг зеркальной воды фьорда поднимались горы. Листва с деревьев почти облетела, черная зелень елей карабкалась по склонам, рыжий мох покрывал острые скалы.
Хорошо здесь, вздохнул Степан, тихо, спокойно.
Анна раскраснелась. На потный лоб из-под темного чепца упала прядка светлых волос.
Дайте-ка, сказал Степан грубовато. «Я вижу, что с лодкой вы управляться умеете».
И не только с лодкой, опустив весла, женщина вытерла рукавом плаща пот. Течение медленно несло их вдаль, к глухому шуму водопада.
С чем еще? посмотрев в ее синие, будто вода фьорда, глаза, Степан спросил: «Куда грести-то?»
Анна улыбнулась:
Со многим умею. Хозяйство у меня большое, живу я одна, много лет. Приходится и мужскими делами заниматься. Грести туда, она показала на кучку темных строений над обрывом, здесь моя усадьба.
Вытащив лодку на камни, Ворон неодобрительно осмотрелся:
Что же вы все на берегу оставляете? У вас дождливо, а зимой морозы. Лодки ваши из хорошего дерева сделаны, но не след их под открытым небом хранить. Сарай надо построить.
Так постройте, она поднималась по тропинке к домам.
Проводив глазами ее прямую спину, Ворон ехидно крикнул вслед:
Вы хоть покормите меня сначала, хозяйка!
Сейчас, прижимая Анну к себе, он улыбнулся.
Чего хохочешь? подозрительно спросила женщина, грея в руках кубок.
Вспомнил, как ты в первую ночь меня на сеновал спать услала, почувствовав рядом ее тепло, он блаженно закрыл глаза:
Мне зябко было, между прочим, а ты у очага нежилась, дрянная.
Ничего, она усмехнулась, потерпел.
Так потерпел, что потом в горах сама помнишь, что случилось, он отпил из кубка Анны.
У тебя свое есть! возмутилась женщина.
Из твоего вкуснее, шепнул Степан. «У тебя вообще все вкуснее, эльскеде». Анна покраснела. «Запомнил».
Как не запомнить, когда ты мне это каждую ночь шепчешь, он провел губами по белой шее: «От тебя дымом пахнет, как тогда. Пошли в постель, эльскеде, хватит меня дразнить».
Я не дразнила, независимо сказала Анна, слезая с его колен.
Куда? Степан ухватил ее за талию. Корсетов здесь не носили. Под грубоватой шерстью платья он почувствовал ее всю, маленькую, гладкую, горячую.
В постель, куда? Сам сказал, удивилась она.
Он медленно стянул с нее платье:
Вижу, поняла ты, кто здесь главный. Молодец.
В постель, куда? Сам сказал, удивилась она.
Он медленно стянул с нее платье:
Вижу, поняла ты, кто здесь главный. Молодец.
Это пока я сверху не окажусь, тихо рассмеялась женщина.
Плоскогорье пестрело овцами.
Все ваше, что ли, хозяйка? обернулся к ней Степан.
Я вам не хозяйка, заалев, пробормотала женщина.
Отчего же? он развел огонь в сложенном из грубых камней очаге:
Кормите, поите, крышу над головой дали, хоть и прохудившуюся, Анна открыла рот, Ворон прервал ее:
Все поправлю, не бойтесь. Получаетесь, он хмыкнул, хозяйка.
Ничего не ответив, Анна вынесла из сарая копченую баранью голову. Набрав в медный котел воды из родника, женщина поставила его на огонь.
Когда голова сварилась, она отрезала уши. Ножом вынув глаза, Анна протянула их Ворону:
Самое вкусное, ешьте, пока не остыло, опять покраснев, она потянулась за оловянной флягой. «Аквавит наш пробовали?»
Случалось, он глотнул пахнущую тмином, обжигающую жидкость. Заходящее, холодное солнце бросало багровые отсветы на каменные стены сарая. Пламя костра играло в глазах женщины напротив. Она подперла щеку ладонью: «Не обижаетесь, что я вас украла, капитан? Или вам надо в город?»
Было б надо, протянув руку над огнем, он убрал белокурый локон с ее лба, я бы сказал, Анна.
Осторожней, обожжешься, ответила она.
Обжегся, рукав занялся огнем. Ворон, усмехнувшись, сбросил рубашку: «Новую мне сошьешь».
Ночи здесь не жаркие, женщина приподняла полу плаща. «Иди сюда». Задул злой, северный ветерок.
Оказавшись рядом, поежившись, Степан шепнул: «У тебя в сарае сено припасено, хозяйка? Я к нему привык».
Зашевелившись, Анна устроилась у него под боком:
Лежи, сказал ей Степан, скачешь, как блоха, дай поласкать тебя вволю. Лежи тихо.
Он погладил белокурые, ровно лен, волосы, рассыпавшиеся по его груди:
Лежать бы так со сладкой, своей женщиной, ходить в море, недалеко и ненадолго, смотреть, как растут дети. Что еще надо-то? Денег, он усмехнулся, и внукам моим хватит. Куда еще-то? На что их здесь тратить, все свое. Даже рубашку она мне сшила, как и обещала.
Повернись, велела Анна озабоченно. «Не жмет нигде?»
Нет вроде, потянувшись, Ворон закинул руки за голову. «Хорошо».
Какой ты высокий, изумленно проговорила женщина. «И большой, ровно медведь».
Каждый вечер со мной в кровать ложишься, Степан взглянул сверху на ее прикрытые чепцом косы. «Пора бы и привыкнуть, Анна». Она нежно погладила его жесткую ладонь: «И в руках твоих я вся помещаюсь».
Так и надо, Степан ласково поцеловал ее: «Кто еще тебя так обнимет, как я, Анна?»
Никто, Стефан, поднявшись на цыпочки, Анна закинула руки ему на шею.
Не тянись, сев на лавку, Ворон удобно устроил ее на коленях: «Медведи есть у вас в горах?».
Как не быть, поболтав ногами, скинув домашние туфли, Анна ахнула: «Ты куда руки тянешь, день на дворе!».
Зимой надо поохотиться, шерстяной чулок будто сам скатился с ее ноги:
Ты что, до зимы здесь сидеть собрался, удивилась женщина, но как же твой корабль?
В Англию путь отсюда недолгий, ответил Ворон:
К Рождеству вернусь, и потом никуда не уеду. Что, он поднял бровь, мне руку убрать?
Да не надо, томно ответила Анна, делай, что делал.
Я ведь и кое-что другое умею, уложив ее на лавке, встав на колени, Ворон еще успел вспомнить, что надо опустить засов на двери.
Взглянув на ту самую рубашку, лежавшую рядом с кроватью, он рассмеялся.
Ты что? Анна нежилась под его рукой.
Так, Ворон уткнулся в ее худенькое плечо. «Ты родить от меня не хочешь, а?».
Чего ты вдруг? удивилась она. «Куда мне рожать, я замужем, хоть и, она помолчала, соломенная вдова. Не могу я, милый».
Степан молчал, прижав ее к себе.
Анна помрачнела:
Не хочу прятаться, а потом дитя свое чужим людям отдавать. Мужчинам все равно, она усмехнулась, кончил, и пошел себе. Носить да рожать нам приходится. Нет, Стефан, хоть и люблю я тебя, но нет.
Неправа ты, Ворон накрутил на палец соломенный локон:
Неправа, Анна. Я за больше чем двадцать лет первый раз такое женщине предлагаю. Потому что если это мой ребенок, так я хочу его растить.
Анна села, волосы упали льняной волной на маленькую грудь. Женщина гневно сказала: