Стихи? Петя усмехнулся: «Вижу, что не стихи». Легко подняв жену на руки, он прижал Марфу к стене опочивальни:
Сейчас закричу, шепнула Марфа.
И очень хорошо, ответил муж. «Я постараюсь, дорогая, чтобы ты у меня голос сорвала».
Открыв «Декамерон», Марфа замерла, узнав почерк на первой странице:
Так целуй же меня раз сто и двести, больше, тысячу раз и снова сотню, снова тысячу раз и сотню снова.
Марфа засунула книжку в глубины комода. «Господи, бедная моя. Да знает ли она?»
Оказавшись в коридоре, Марфа прислушалась. Внизу о чем-то спорили мальчики. Из ее кабинета, за две двери от спален, раздался легкий скрип. Марфа нажала на медную ручку:
Маша, она остановилась на пороге, ты что здесь делаешь?
Невестка захлопнула ящик стола. На обрамленном белым чепцом, обычно спокойном лице, горели красные пятна.
Ничего, она комкала платок. «Думала, что вышивание мое здесь».
В моем кабинете? Марфа вскинула бронзовую бровь. «Вряд ли».
Машины глаза оставались заплаканными.
Милая, сказала Марфа ласково, что не так? Степан скоро приедет и до родов твоих дома останется. Что ты расстраиваешься?
Маша прикусила предательски дрожащую губу. Получив письмо из Италии, Маша не могла больше спать. Уложив детей, она рыдала, уткнувшись в подушку, не понимая, что делать дальше.
Прочитав сухие строки, сообщавшие о его казни, пошатнувшись, Маша положила руку на живот. Она ждала его, так ждала. Ждала с начала осени, каждый день просыпаясь с надеждой увидеть всадника на лондонской дороге. Но он давно был мертв и ей оставалось только написать Степану.
Сядь, Марфа налила им вина, Петя из Парижа ящик бордо прислал. Белое, легкое, только в тягости и пить его. С ребенком что? Али не двигается? Дак сие случается. Когда я Федьку носила, тоже как-то раз толчков не чувствовала. Они не всегда ворочаются, бывает, что и спят. Хочешь, за миссис Стэнли пошлем?
Маша покачала головой: «С дитем все хорошо, толкается, как и положено ему»
И чего ты тогда плачешь? Марфа улыбнулась.
Хотя на сносях все рыдают, голова у нас набекрень. Я с Федькой весь гарем загоняла. Сие мне не так, то не нравится, подайте другое, уйдите вон, куда ушли, вернитесь! Даже на Селима орала, а он терпел, по Машиным щекам потекли крупные слезы. Уронив голову в руки, невестка разрыдалась всерьез.
Марфа обняла Машу:
Ты боишься, что ли? Дак мы с тобой бабы здоровые, каждая по паре родила. Опростаемся, и не заметим, поверь. У тебя с близнецами тяжело вышло, дак сейчас вряд ли сие случится. И Степан к тебе приедет Петя, Марфа вздохнула, не знаю, успеет ли. Срок у нас одинаковый, может, и родим в один день.
Маша молчала, сцепив пальцы.
Степан, да, сказала она незнакомым, Марфа даже поежилась, холодным голосом. «На днях, говоришь, приезжает он?»
Ты сама мне письмо показывала, потормошила ее Марфа:
Маша, ты как себя чувствуешь? У тебя голова не болит? Мушек нет перед глазами? Ты скажи мне. Если такое дело, то тебе надо лежать, а не бегать. Давай я тебе настой сделаю и за миссис Стэнли гонца отправлю.
Не надо, поднявшись, Маша прижалась лбом к мелкому переплету окна. Лицо горело. Глубоко вздохнув, она повернулась к Марфе.
Невестка заплела бронзовые волосы в косы. Она держала в ухоженной руке серебряный бокал. На пальце переливался большой изумруд, подарок мужа. Даже ее домашнее, просторное, медного шелка платье украшало дорогое кружево. Зеленые, в темных ресницах глаза Марфы смотрели на Машу спокойно и уверенно.
Травы я у тебя искала, Маша закрыла глаза, чтобы не видеть ее ясного взора.
Какие? услышала она голос Марфы.
Чтобы дитя скинуть, стиснув руки, ответила ей невестка.
Марфа еще отпила из бокала:
Грех сие, коротко отозвалась женщина.
Ты сама говорила, что настои пила, и, что начнешь опять, когда дитя откормишь, зло сказала Маша.
Сие дело другое, Марфа положила руку на живот. Ребенок ворочался, ровно ему не нравилось, о чем шел разговор.
Мне, дорогая моя, не с руки было детей каждый год рожать, я без мужа жила. Что я травы пить буду, дак Петя об сем знает и согласен. Когда решим еще дитя зачать, дак я и брошу.
Ты думаешь, я не хотела от Степана рожать, Маша опять расплакалась, я хотела, но получилось
Получилось, что сие вовсе не Степана ребенок, верно? тихо спросила Марфа:
Маша, ты же не девица невинная. Ты знаешь, что случается, коли ты для мужчины ноги раздвигаешь.
Ты не раздвигала, у тебя двое от Духа Святого родились? прошипела Маша.
Я, Мария, была уверена, что муж мой погиб. Ты меня в блядстве-то не вини, не получится сие, вздохнула Марфа.
Маша молчала, не вытирая слез.
Срок у тебя какой на самом деле? спросила Марфа. «Без вранья только, когда рожать тебе?».
Скоро, Маша еще ниже опустила голову.
Степану ты хотела сказать, что раньше срока родила? Что дитя сие с того времени, как он мирить нас с Петей приезжал? Марфа походила по комнате.
Да, неслышно прошептала Маша.
Как он в тебя той ночью кончил, дак ты, наверное, потом на коленях Иисуса благодарила, усмехнулась невестка. Маша покраснела.
Я у тебя в ящике книгу видела, Марфа взяла невестку за руку, его это дитя? Знаешь ты, что с ним случилось?
Его, кивнула Маша.
Да, я в августе письмо получила. Он и не знал, что я понесла, а теперь она пожала плечами.
Теперь да, Марфа решительно проговорила, значит, как Степа приедет, ты ему все и расскажи.
Лучше я удавлюсь, безразлично отозвалась невестка. Маша ахнула Марфа хлестнула ее по щеке.
Удавиться каждый может! женщина раздула изящные ноздри:
Ты, Маша, как у Христа за пазухой жила, а подумай, как мне было! Только ни разу я руки к веревке не протянула, потому как я мать, и детей своих вырастить должна. Тако же и ты, и мальцов своих, и того, что в чреве у тебя сейчас.
Может, и не говорить Степе-то? измученно шепнула женщина. «Зачем ему знать?»
Лгать нам Иисус не заповедовал, отозвалась Марфа:
Я бы тоже могла Пете сказать, что Федосья от него. Месяц сюда, месяц туда, десять лет назад дело случилось, кто разберется? Однако я ни мужу своему, ни детям неправды говорить не собираюсь, и тебе не советую.
Но ежели Степа меня выгонит? Куда мне идти тогда? Маша опять разрыдалась.
Завтра он приедет, дак и узнаешь его решение, сейчас чего гадать? Умой лицо, и пошли к детям. Что мы за матери, сидим здесь и плачем, а чада без присмотра, Марфа поднялась.
Степан спешился во дворе усадьбы. Марфа стояла на ступенях, держа за руки близнецов. Мальчишки, вырвавшись, полезли на него, ровно на корабельную мачту. Они трещали о ветряной мельнице и птичьих яйцах, о пони и собаке, о том, что Майкл упал и ударился коленом, но совсем не плакал, не то, что Лиза, которая вечно ноет.
Они шептали, что Федька противный, нет, не противный, это Федосья противная девчонка, слишком много о себе возомнила.
Они были уверены, что папа точно привез им из Лондона что-то интересное, а, может, быть, не только из Лондона, но и откуда подальше. Они обнимали его, крича, что они с Федей сделали на ручье запруду и приладили к ней колесо, и оно крутилось, а теперь на ручье лед и невозможно показать все папе, но колесо крутилось, все видели!
Крутилось, крутилось, Степан улыбнулся, я верю.
Близнецы смотрели на него синими, будто море глазами. Прижав их к себе, он показал на седло: «Весь мешок для вас пятерых. Снимайте и бегите в детскую».
Дети пронеслись по ступеням маленьким ураганом. Степан поцеловал Марфу в висок:
Здравствуй, сестрица. Марья-то где? Или случилось что? Степан испугался. Марфа смотрела на него странно, ровно она хотела что-то сказать и сдерживалась.
Нет, здорова она, Марфа помолчала. «У себя ждет».
Все в порядке? Дети как? сестра зашла в дом: «С детьми все хорошо. Я с ними побуду».
В два шага догнав ее, Степан встряхнул женщину за плечи: «Марфа!»
Иди к жене своей, Степа, только и велела она.
Не веря, не умея поверить, он еще раз переспросил: «Не мой?»
Нет, сквозь рыдания отозвалась жена. «Не могу я врать далее, Степа. Не твое это дитя».
Не понимая, что делает, Степан сжал кулак, но вспомнил: «Отродясь я на женщину руку не подыму».
Как ты могла? он приказал себе сдержаться:
Шлюха дрянная! Я тебя за порог выброшу. Иди к своему он выругался, или в бордель, где такие подстилки в цене. На жизнь себе ты заработаешь».
Она съежилась в кресле, прикрывая руками аккуратный живот. Ему стало брезгливо:
Но спасибо, что ты мне сказала, зло добавил Ворон, хоша теперь чужого ублюдка не воспитаю.
Степа, но ты сам Пете говорил, жена подняла заплаканное лицо.