И вот пришел момент набраться смелости и отправиться в большой мир. При первых попытках я оказывалась совсем не там, где ожидала. Однажды я прибилась к главной дороге и решила, что лучше всего просто идти вдоль. Тогда рядом со мной остановилась машина, в который сидел почтенный господин в сединах, он предложил подвезти меня. Я привыкла доверять миру и отказываться не стала. Оказалось, что этот человек родился в Ливане, но уже давно жил в Гане. Это было мое первое соприкосновения с кастой людей, которые всю сознательную жизнь, а иногда и поколениями, жили в Африке, но ревностно сохраняли свою идентичность. Меня занимает вопрос, было ли какое-то взаимопроникновение культур или налет, кажущийся африканским, на самом деле находится на пересечении между Африкой и Ближним Востоком. Совсем недалеко от места, где я жила, у моего нового знакомого была мебельная фабрика. Однажды я зашла к нему в гости по доброй африканской традиции пообщаться под развесистым манговым деревом и выпить чашечку «Нескафе», а больше мы не встречались. В этом и прелесть большого путешествия люди задерживаются в твоей жизни на случайный миг и оставляют приятное послевкусие загадки.
Большим выходом в свет была поездка в единственный на тот момент крупный торговый центр, где я должна была встретить свою новую знакомую, с которой познакомилась еще в России. Через четыре года, когда я снова надолго приехала в Гану, страна ощутимо изменилась, торговые центры выросли, как грибы после дождя, а тот первый даже как-то поблек, но именно вокруг него так или иначе крутилась моя жизнь в те первые месяцы. Из моей окраины в торговый центр невозможно было добраться напрямую и необходимо было делать пересадку. Тут-то и стало понятно, что люди страннику всегда помогут, с удовольствием подскажут и покажут.
После первой поездки я чувствовала себя настоящим первооткрывателем. В принципе, сама поездка, неважно куда и зачем, была большим событием. Тогда в это трудно было поверить, но со временем все это станет для меня обыденностью. Это было и волнительно, и утомительно, но именно так я и узнавала Африку. Так я увидела изнанку Аккры, а точнее то полотно, из которого она была соткана. Столица Ганы тот город, в котором нет никакой изнанки, есть острова несомненного благополучия, но шикарное и убогое, как правило, соседствует бок о бок. Кажется, в самой структуре города присутствует демократический дух, которым Гана так гордится. Подобное отсутствие сегрегации мне и нравится в этом негармоничном городе, который сложно назвать красивым, последовательном только в своей неоднородности.
В столбе пыли, под зажигательную музыку и с ветром в волосах, ехала я по закоулкам распластанного паутиной плоского города. Битое стекло на заборах играло на солнце зеленым; пыльные просторы сменялись узостью плотно заселенных улиц; гладкость асфальта резкой пружинистостью кочек; дома радовали глаз самыми разными цветами: от серого до истошно вопящего розового. Неприютные бетонные развязки и мосты, невыносимый шум и гам, зловонные, ужасающие реки африканского города, одетые или неодетые в грустный бетон, еле текущие через изобилие мусора. Почему-то в этом всем находилось место для легкомысленного веселья, но не было отчаяния. Здесь можно просто жить. Сегодня. Сейчас.
Доверие
В моих детских воспоминаниях нет того идиллического места, которое навсегда остается недостижимо прекрасным. Может, только то дерево в огороде у бабушки, на котором я сидела часами, поедая черемуху, или занесенный снегом пляж Финского залива, куда я одной зимой ходила лепить снежные фигуры. В мире существовала только черемуха, только снег, куда ни глянь, и я. Гана, когда я ее посетила в первый раз, стала для меня такой «черемухой» неповторимым местом.
Я разговаривала со всеми, кто бы ни заводил со мной беседу. В Амасаме, так называлось место, где я впервые поселилась, я была единственной белой, поэтому беседу со мной заводил каждый. Иногда я предпочла бы помолчать, но как же я могла не разговаривать с людьми, которые так добры ко мне?
Я подружилась с детьми и они, лишь завидев меня, издалека и уже на бегу кричали «сестра Лилия», а потом напрашивались в гости есть яблоки, которых у меня, конечно же, не было. Парень из округи приносил мне кокосы, которые росли прямо по соседству и которые он самостоятельно собирал, как паук, уверенно и умело забиравшись высоко по пальме.
Тогда я видела только доброту и дружелюбие: люди подсказывали мне дорогу, платили за меня в транспорте, африканские тетушки следили, чтобы я не проспала свою остановку. Как будто вся Аккра была одной большой общиной, где о ребенке, находящемся далеко от родителей, обязательно надо заботиться тем, у кого есть такая возможность. Для африканской тетушки, которая, наверное, была примерно, как моя мама, я была, несомненно, ребенком. Тогда не надо было видеть ничего больше. Тогда было еще слишком рано вкусить от Древа познания. Всему есть свое время. Через четыре года такого уже не повторится, потому что и я больше не буду доверчивым ребенком мира. Я узнаю, что такое червь сомнения и недоверие. Видеть то, что я видела в самом начале, будет уже невозможно.
Тогда я видела только доброту и дружелюбие: люди подсказывали мне дорогу, платили за меня в транспорте, африканские тетушки следили, чтобы я не проспала свою остановку. Как будто вся Аккра была одной большой общиной, где о ребенке, находящемся далеко от родителей, обязательно надо заботиться тем, у кого есть такая возможность. Для африканской тетушки, которая, наверное, была примерно, как моя мама, я была, несомненно, ребенком. Тогда не надо было видеть ничего больше. Тогда было еще слишком рано вкусить от Древа познания. Всему есть свое время. Через четыре года такого уже не повторится, потому что и я больше не буду доверчивым ребенком мира. Я узнаю, что такое червь сомнения и недоверие. Видеть то, что я видела в самом начале, будет уже невозможно.
В одну реку нельзя войти дважды?
После того, как я в первый раз уехала из Ганы с уверенностью, что вернусь снова, я приезжала еще несколько раз. К тому моменту уверенность моя поубавилась, были моменты, когда я с горечью прощалась с этой землей: океан омывал мои ноги, вокруг гудел праздник, не мой праздник, а я спрашивала себя, вернусь ли когда-нибудь.
Я вернулась и надолго. Я собиралась навсегда, но где-то совсем глубоко сама в это не верила. Именно тогда, когда ожидалось, что все будет иначе, я почувствовала вес настоящего одиночества. Не буду врать, что оно не было временами гнетущим и устрашающим. Но у него была и другая сторона: под его гнетом была легкость. С тех пор я одиночество полюбила как никогда. Как ни странно, оно помогло мне полюбить людей, которые как-то легко и случайно появлялись и оставались в моей жизни, и вновь открыть для себя Аккру, да и Гану, с неожиданной стороны, обогатить то первое почти детское впечатление, лишенное глубины.
Места
Путешествие это возвращение к себе и к богатствам, которые внутри. Не забывать, не растерять, двигаться дальше!
Водопады Вли.Фото из архива автора.
Аккра
Аккра бывает очень разной. Временами она казалась совершенно непригодной для жизни, но нередко мои глаза просто радовались: какой же зеленый, какой голубой, какой красный, какой желтый, какой представьте серый! Все внутри подскакивало и плясало от этих красок. Мелькали иногда в самых неожиданных и непригодных местах кусочки кропотливо возделанной земли, как будто отвоеванные, отбитые у агрессивного и, с первого взгляда, уродливого города.
Джейстаун. Фото из архива автора.
Джеймстаун
На побережье Атлантического океана раскинулись рыболовецкие поселения Джеймстаун и Ашертаун, их еще называют Га-Маши. Здесь в конце шестнадцатого века начиналась история Аккры. Осыпающиеся и грязные фасады, скученность, нищета, океан, неистово бьющийся о берег, кричащие цвета, расписанные стены, громкая музыка, необъяснимый шарм таковы старейшие районы Аккры.
Одно из наиболее очевидных достопримечательностей Джеймстауна одноименный маяк, который, кстати, был построен сравнительно недавно в 1930 г.. На маяк можно подняться и посмотреть на неутешительную картину упадка: все-таки это еще и беднейшие районы Акрры. По левую сторону от маяка продают скот. Это не бросается в глаза, если не знать. Бурые потоки крови текут прямо в океан. Сверху не так чувствуются пульс жизни и энергия, которая так привлекает в Старой Аккре, в Гане праздник жизни, вечерника без конца.
Я и не помню, как впервые узнала о Джеймстауне. Маяк ли меня привлек или фестиваль уличного искусства Chale Wote? Тогда я скользила по поверхности и не думала, что стены однажды заговорят и что этот район затмит любимый мной зеленый и уютный мир студгородка Университета Ганы. История Старой Аккры так или иначе связана с колониальным периодом, поэтому, вероятно, не очевидна, запрятана на редких страницах научных работ.