От удара в голове пульсировала боль. За эти несколько дней я столько получил по голове, сколько не получал за всю предыдущую жизнь. Во мне начал расти страх. Я попытался приподняться с сиденья, но не смог. Руки сзади были связаны верёвкой и ремнём безопасности привязаны к сиденью. «Неужели это всё?! Неужели так бессмысленно должна закончиться моя жизнь?!». Я начал думать о том, что моя смерть может быть наказанием за задуманное мною убийство человека. «Господи, ты же знаешь, что я вынужден это делать. Я и Косинский мы же разные люди. Он заслуживает смерти, я же еще нет. Ведь это же несправедливо!».
В зеркале заднего вида вдруг коротко мелькнул луч света. Он блеснул на мгновение и исчез. Где-то далеко послышался еле слышный звук мотора. Тонкий лучик света снова мелькнул в зеркале. Неужели, кто-то едет в эту сторону. Эти двое не станут меня убивать при свидетелях. Я схватился за этот кусочек надежды, как утопающий за спасательный круг. С напряжением всматривался я в узкое зеркало впереди меня, вслушивался в ночную тишину, но зеркало было темным и слышен был только звук струящейся воды и разговор двоих под кустарником. Редкая тучка закрыла луну, и всё вокруг погрузилось в черноту. Светящийся окурок сигареты полетел в сторону воды. Из меня уходила надежда, и я опять наполнялся страхом. Я всматривался в стоявших впереди двух людей и пытался уловить, о чём они говорят. Их разговор стал громче. Вдруг один силуэт исчез. Что-то закричал второй. Он стал нагинаться вперёд и неожиданно тоже исчез с моих глаз. Всё это происходило в течении каких-то секунд и сопровождалось глухим хлюпающим звуком, напоминавшем мне звук входящей в землю пули, когда на военных сборах во время учебной стрельбы я не попадал в цель. Стало угрожающе тихо. Я испуганно, чуть ли не в трансе, сидел на сиденье и всматривался в ту сторону, где только что стояли два человека. Прошло минут пять. Никто не поднимался с земли. Луна по-прежнему была закрыта тучей, и поднялся порывистый ветер. Дверь машины с моей стороны резко открылась. Я хотел повернуться в ту сторону, но чья-то ладонь больно упёрлась мне в лицо. Я почувствовал, как что-то холодное и острое прошлось по моим рукам. Завязанные на руках верёвки ослабли. Ладонь с силой толкнула меня на сиденье. Я упал на бок. От машины быстро удалялся кто-то, но увидеть, кто это был, у меня возможности не было. Прошло ещё минут пять, пока я освободился от верёвок. Из левой ладони сочилась кровь. Вдали снова послышался шум мотора и тут же пропал. Я вытер кровь на ладоне о сиденье машины и вышел из неё. Голова кружилась, и мне пришлось опереться на дверь, чтобы не упасть. Когда головокружение прошло, я пошёл в сторону кустарников. Верзила и его друг лежали на земле без движения. Там, где их головы чуть ли не прикасались друг к другу, расплылось тёмное пятно. Я уже знал точно, что это кровь. Опустившись на одно колено, я попытался нащупать пульс сначала у верзилы, потом у его друга. Они были мертвы. Я быстро встал и пошёл в сторону города. В моей голове продолжала пульсировать боль, болела порезанная ладонь, но я не обращал на это никакого внимания. Мне хотелось как можно быстрее исчезнусть с этого места. При этом, я совершенно не задумывался над тем, кто мог стрелять, кто разрезал мне верёвки на руках и откуда этот человек мог знать, что происходит на берегу реки. Через полчаса быстрой ходьбы я был на окраине города. Здесь, выбирая наиболее тёмные стороны улиц, я шёл ещё минут сорок к дому Жоры. Дом был тёмен. Не видно было ни одного огонька. «Жигулей» во дворе тоже не было. Я осторожно открыл дверь и вошёл в дом. В ванной снял с себя замаранные кровью брюки и рубаху и смыл под краном не совсем ещё засохшие пятна крови. Все органы внутри меня продолжали мелко дрожать. Не стало легче под душем. Минут десять я мучил себя холодной водой, и когда совсем замёрз, вылез из под крана и вытерся насухо полотенцем. На голове, в том месте, по которому я получил удар, выросла шишка, и из рассечённой кожи сочилась жидкость. На кухне я достал из холодильника бутылку водки, смочил прихваченную из ванны вату и приложил её к ране. Налив в стакан грамм сто пятьдесят водки, выпил. Она обожгла всё внутри. Через пару минут внутренняя дрожь прекратилась. Прижимая вату к голове, я поднялся на второй этаж. В комнате Алии зажёгся свет. Она вышла из спальни, одетая в халат.
Что с тобой случилось? спросила она обеспокоенно.
Что с тобой случилось? спросила она обеспокоенно.
Я стоял перед нею в трусах, с мокрой головой после душа, прижимал к ране кусок ваты и выглядел или смешно, или трагично.
Ничего особенного. Не заметил сучок на дереве. Где Жора?
Он часа два назад уехал. Кто-то звонил ему. Наверное, из милиции.
Я вошёл в свою комнату и закрыл за собой дверь. После выпитой водки на меня вдруг навалилась усталость, и мне хотелось спать.
Рано утром меня разбудила Алия.
Тебя к телефону, Эдик. Какая-то женщина.
В голосе Алии слышался упрек. Она дружила с моей женой и, конечно же, догадывалась, где я пропадал последнии ночи. Звонила Тоня.
Эдик, с тобой всё в порядке?! её голос звучал облегченно и в то же время тревожно.
Да. Со мной всё в порядке.
Я видела в окно, как тебя кто-то ударил. Когда выбежала на улицу, машина уже тронулась с места. Я номер записала и сразу позвонила твоим друзьям. Жандарбек это начальник уголовного розыска города? Ты у него живёшь?
Да.
Ну, тогда ясно. С тобой ничего не может случиться, она с облегчением засмеялась в трубку.
Тоня, ты никому, кроме Жандарбека, не говори о том, что видела ночью.
Почему?
Позже объясню. Ты до скольки сегодня работаешь?
Сегодня не приходи, Эдик. Пётр приехал. Ты его знаешь, он учился в нашей школе. Он отец моей дочери. Я не хочу, чтобы он тебя со мной увидел.
Она замолчала и потом тихо сказала:
Нам, наверное, не надо больше встречаться. Прощай.
Щёлкнула трубка и пошли гудки. Она хорошая женщина, но по-настоящему я любил только свою жену.
Я целый день не выходил на улицу. Во мне сидело предчувствие чего-то непонятного и страшного. Жора тоже дома не объявлялся. Тоня позвонила ещё раз вечером. Она была в панике.
Эдик! В ресторане говорят, что на берегу два трупа нашли. И машина рядом та самая, на которой тебя вчера ночью увозили. Эдик, что теперь будет?!
Успокойся, Тоня.
Не ты их? она не закончила фразы и замолчала.
Как и чем?! Слушай, я был без памяти, а когда очнулся, они были уже мёртвые. Я не знаю, кто это был. Честно. Тоня, ты никому ничего не говори. Никто же не знает, что ты видела этих двоих ночью. Если ты будешь молчать, никто тебя спрашивать не будет. Тоня, я прошу тебя, молчи.
Хорошо, тихо проговорила она в трубку, я буду молчать.
Она ждала, что я скажу ещё что-нибудь, но я не знал, что сказать ей и, в конце концов, Тоня положила трубку.
Алия целый день вопросительно поглядывала на меня, но, как настоящая восточная женщина, вопросов не задавала. Жора пришёл поздно ночью. Я был в своей комнате и слышал, как снизу он говорил о чём-то с женой. Он поднялся наверх, заглянул в комнату детей, о чём-то минут пять с ними говорил и потом зашёл ко мне.
Мне надо с тобой поговорить. Пошли в зал.
Мы спустились вниз. Алия поставила нам самовар и заварила чай в фарфоровом чайнике. На столе стояли сладости и две пиалки. Жора ушёл на кухню и вернулся оттуда с бутылкой коньяка и двумя стограммовыми стаканчиками. Он подождал, когда Алия выйдет из зала, налил по полному стаканчику, стоя выпил и только потом сел напротив меня.
Выпей.
Я выпил и спросил:
Ты был вчера ночью на берегу?
Какая разница.
Ты стрелял?
Он молчал.
Нужно было стрелять?! Ведь если бы ты подъехал, они мне ничего бы не сделали. Как ты мог?!
Ты ничего не понимаешь, Эдик. У обоих были при себе пистолеты. Чеченец меня давно уже ненавидел, и если я объявился бы возле вас, он не задумываясь уложил бы меня на месте. Было бы тебе легче, если бы мы оба кормили рыб на дне реки? Что ты так жалеешь их?! Они скоты, по которым давно пуля плакала!
Жора, они же люди!
Эти люди полкилограмма героина в машине имели. А для тебя в багажнике лежала чугунная болванка килограмм на тридцать. Если бы не я, тебя давно не было бы. Может быть, месяца через два всплыл бы где-нибудь.
Мне теперь всю жизнь молиться на тебя за своё спасение, что ли?
Не обязательно.
Он был раздражён, но сдерживал себя.
Что будем делать? спросил я после долгого молчания.
Я надеюсь, что ты не пойдешь меня сдавать в милицию?
Нет, Жора.
Да тебе всё равно никто не поверил бы.
Почему?
Потому, что ты один из главных подозреваемых.
Как так?!
В который раз за эти дни на спине начал выступать холодный пот.