Что ты тут потерял, Эдик? Жора знает, где меня найти. Я бы сам к тебе приехал.
Ты знаешь Жору? спросил я.
Жора свой человек. Коньяк будешь?
Я кивнул. Мне стало лучше, головокружение и боль в голове ушли. Продолжало еще болеть плечо и по-прежнему покалывало в пальцах. Рено подал мне наполовину наполненный стакан с коньяком, себе плеснул на донышко. Мы выпили и закусили ванильными пряниками, лежавшими горкой в тарелке на тумбочке возле дивана.
Хорошо, что я приехал. Этот идиот прибил бы тебя без зазрения совести. Для него все, кто каким-то образом связан с милицией кровные враги.
Он твой телохранитель?
Нет. Завскладом.
У тебя здесь склады? А завод что с ним?
То, что выпускалось на заводе раньше, сейчас никому не нужно. Я его уже лет пять, как закрыл. Оборудование и всё, что можно было, снял и продал. Кое-что здесь ещё на складах лежит. Занимаюсь теперь торговлей. У меня здесь в городе два магазина и ресторан в Алма-Ате.
Водку сам производишь?
Нет. Раньше, года три назад, у меня был подпольный цех, а сейчас с братом построили в Бишкеке маленький заводик и делаем водку разных марок абсолютно законно.
Рено открыл холодильник, достал оттуда три красиво оформленные бутылки Посольской водки, сложил их в полиэтиленовый пакет и положил возле меня.
Тебе с Жорой. Пейте. Хорошая водка. Зачем ты искал меня?
Мне нужен Губат. Ты знаешь его?
Знаю. Почему ты его ищешь?
У меня к нему деловой разговор.
Что у тебя может быть общего с этим мафиози?
Я засмеялся. От смеха снова запульсировало в затылке.
Да, так. Есть одно дело.
Рено опять налил коньяк в стаканы. В комнату вошла женщина. Она несла поднос, на котором лежали нарезанная кружочками колбаса, хлеб, редиска и несколько хвостиков зелёного лука.
Закусывай, сказал Рено и выпил из своего стакана. Я попытаюсь найти Губата.
Мы допили остатки коньяка и вышли на улицу.
Ехать сможешь? спросил Рено.
Да.
Подошёл верзила. Он издевательски улыбался.
Шеф, водку выгрузили. Отправить водителя отдыхать?
Да. Пусть сегодня отдыхает.
Во мне зрела злость. Этот скот хотел меня убить. За что?! И ведь убил бы! Гад!
Эй, идиот, иди сюда, позвал я верзилу.
Его улыбка тут же сошла с лица.
Чё те нада, мусор.
Рено сказал ему что-то по-азербайджански. Верзила повернулся ко мне спиной и стал уходить.
Стой!
То ли от выпитого, то ли от накопившейся злости, но для драки я уже созрел. Я догнал его и с силой рванул за рубаху, отчего она неожиданно разошлась по шву. Он развернулся и хотел меня ударить, но я опередил его и, так, как меня учили на занятиях по каратэ, ударил его ногой в пах. Лицо его исказилось от боли, и он начал медленно опускаться на пыльную землю. От второго удара в лицо он повалился на бок. По-моему, он потерял сознание. Рено схватил меня сзади и оттащил от верзилы.
Ты же убьёшь его. Ну и дурак же ты, Эдик! он толкнул меня в сторону «Жигулей». Езжай отсюда. Скажи Жоре, я приеду к нему сегодня вечером.
Верзила очнулся и пытался встать с земли. Его налитые кровью глаза зло смотрели на меня.
Я тебя, мусор, зарежу или пристрелю, клянусь матерью, выдавил он из себя.
Смотри, как бы я тебя сам не прибил, козел, прокричал я в ярости.
Водитель «Камаза» и Рено взяли чеченца под руки и повели в склад. Женщина у дверей склада одобрительно улыбалась мне. Видимо, чеченец и ей был поперёк горла.
«Жигули» стояли теперь на солнце, внутри всё нагрелось, и воздух был горячим. Я открыл все окна, сел за руль, завёл мотор и выехал с территории завода. От жары внутри машины меня ещё сильней развезло, и я почти ничего не соображал. Выпитое вместе с закуской подкатывало к горлу, вызывая тошноту. Надо бы остановиться, но я сейчас хотел только одного: добраться до дома Жандарбека, облиться под душем холодной водой, лечь в прохладной комнате на мягкую постель и отключиться.
Алия была дома. Я, еле ворочая языком, сказал, что пойду под душ, и исчез в ванной комнате. Холодная вода била в моё тело, вызывая дрожь. В мозгах прояснилось, но усталость и желание спать остались. Мне по-прежнему было тошно. Я тут же вырвал на унитаз. Стало немного легче. Наверное, от удара по голове я получил лёгкое сотрясение. Не могло же мне так быть плохо от выпитого коньяка. Прихватив свою одежду, я в трусах поднялся на второй этаж, вошёл в спальню и свалился на кровать. Засыпая, слышал, как меня о чём-то спрашивала Алия, но ничего не понял, и отвечать желания не было.
Проснулся, когда за окнами было уже совсем темно. Через щели прикрытой двери пробивался свет из коридора. За стенкой, в комнате детей, была слышна музыка. Мой мочевой пузырь должен был вот-вот лопнуть. Я не стал ждать этого момента, быстро влез в брюки и спустился в туалет. Из зала слышны были голоса. Я заглянул на кухню. Алия как раз бросала широко нарезанную лапшу в кастрюлю. Приятно пахло свежей бараниной и бульоном.
Проснулся? улыбнулась она мне.
Кто в зале?
Рено и Жора. Кушать хочешь? Иди в зал, сейчас принесу бешпармак.
Я поднялся снова наверх, надел на себя футболку и спустился в зал.
Жора и Рено пили водку. В бутылке оставалось еще грам двести. Жора налил сто грамм в бокал и подвинул ко мне.
Нет, спасибо, я пить не буду. Что за праздник у вас, что вы в будний день пьёте?
Я-то пью вечером, засмеялся Жора, а вы с утра уже заквашенные.
Мы стресс снимали, сказал Рено.
Меня сегодня один идиот чуть не убил. Если Рено случайно не объявился бы на складах, кто его знает, что со мной сейчас было бы.
В следующий раз на случай лучше не полагаться, сказал Жора и спросил у Рено, Это опять твой чеченец был? Он уже всем изрядно надоел.
Мне тоже. Уволю я его. По-моему, он какими-то махинациями за моей спиной занимается. Вечно возле него какие-то подозрительные лица крутятся.
Я знаю, чем он занимается, задумчиво проговорил Жора. Я таких типов сразу бы к стенке ставил. Без суда и следствия.
Жора, ты же служитель власти, засмеялся Рено. Хорошо, что не ты законы придумываешь. По тебе, каждого второго надо бы растрелять и меня в том числе. Может быть, чеченец ничем тёмным не занимается. Просто у него характер такой паршивый.
Я знаю, что говорю, с какой-то злобой в голосе проговорил Жора. Этот твой идиот плохо кончит. Я в этом уверен.
Я в их дискуссию не вмешивался, но мне странно было слышать эти слова от Жоры. Раньше он был много терпимей к людям. После его слов на душе стало неспокойно. Если бы Жора знал, зачем я здесь, то, наверное, я был бы один из первых кандидатов на место у стенки для расстрела. Или, согласно его теории, мне нужно памятник поставить? Кто я на самом деле? Заурядный убийца или рука правосудия? Ни тем, ни другим я не хотел быть, и самое большое желание во мне было бросить всё, уехать обратно в Германию и навсегда забыть эту историю. Но что-то удерживало меня. Где-то в самом углу моей совести сидело ещё маленькое сомнение, которое оправдывало меня и мешало сделать тот единственный правильный шаг. Это как у утопающего в океане: он видит вдалеке парус и изо всех сил держится на плаву, в надежде, что скоро придёт его спасение, но парус исчезает всё дальше за горизонтом и единственное, что ждёт пловца это дно океана.
Я так замкнулся в своих мыслях, что не слышал, как Жора о чём-то спрашивал меня. Только когда он толкнул меня в плечо, я пришёл в себя.
О чём задумался, детина?
Да, так, ничего особенного.
Что с тобой? Пить не пьёшь и не кушаешь.
Спасибо, Жора, что-то аппетита нет.
Мне действительно не хотелось есть. Чтобы не обидеть хозяйку, я выпил пиалу сорпы и этого мне хватило. Рено выглядел усталым и бесцельно тыкал вилкой в бешпармак, пытаясь зацепить лапшу.
Позвони, пожалуйста, брату, сказал он Жоре, пусть приедет и заберёт меня.
Жора пошел к телефону звонить. Мы ещё минут десять говорили на разные темы, и когда на улице просигналила машина, с облегчением встали из-за стола.
Проводи меня на улицу, сказал мне Рено.
Я вышел вместе с ним к машине. За рулём сидел его младший брат. Он из машины не выходил.
Я говорил с Губатом, сказал Рено. Приходи послезавтра вечером к восьми часам в ресторан на Западе. Я вас познакомлю.
Рено сел в машину и уехал. Я вернулся в дом. Жора ещё сидел за столом. Вторая бутылка водки была наполовину пуста. Я знал, что ему надо было много выпить, чтобы опьянеть. Вот и сейчас он не был пьян, но таким я его ещё не видел. Он смотрел отсутствующим взглядом куда-то в одну точку на стене, и мыслями был совсем далеко. Я оставил его одного и прошёл в кухню. Алия домывала посуду. Она тоже о чём-то думала и, когда я вошёл, испуганно вздрогнула.
Что это с Жорой, спросил я, сидит в зале какой-то потерянный.
Устал, наверное.
Она проговорила эти слова с напряжением, и видно было, что ей ни о чём не хотелось говорить.