Хорошо, Юрий Александрович, вытирая слезы, согласилась Люся.
Гримеры сейчас тебе сейчас кое-что подправят, и начнем, ты вновь сосредоточишься, лады?
Нам дали пятиминутный перерыв, во время которого гримеры быстро и искусно убрали с её лица следы слез, и вы не поверите пять минут и в кадр вошла уже совсем другая Юля, сильная, готовая биться за свою любовь до последней капли крови.
Отпустите его, гады! крикнула она и так рванулась из моих рук, что я поневоле отшатнулся назад. Я должен был вообще-то её удержать, но она рванулась так, что я выпустил поневоле её из рук, но режиссер молчал, видимо такой исход сцены ему больше понравился, действительно, потом вошла в фильм эта сцена без всяких исправлений.
Димыч, Зот, возьмите её, приказал Александров, сейчас на глазах этого дохлого Ромео мы разденем её, и пусть он насладится в полной мере её позором! Венька рванулся навстречу любимой, но его перехватили, удержали, однако он весь пылал огнем и пламенем праведной ненависти, право, актер играл великолепно.
Я буду драться с такими, как ты, Александров, всю жизнь, слышишь?! с такими, как ты трусами, гадами, негодяями, подонками, слышишь?!
Драться-то ты со мной можешь, ответил Александров, только тебе это мало поможет, завтра же её откровенные снимки разойдутся по школе, ты этого хочешь?
Ты не сделаешь это!
Сделаю.
Юлька стояла напротив своего плененного друга, и тело её сотрясала мелкая тряская дрожь, словно она осознала свое бессилие перед подлостью и предательством, перед разочарованием в самом сильном своем идеале.
Не надо, не трогайте его, я сама, тихо сказала она и начала расстегивать ворот платья.
Юля, нет! нет! нет!, голосом, полным отчаянья и тоски кричал Венька. Видимо, режиссера все устраивало, потому сцена ни разу ни прервалась командой «стоп!» И Люся играла, нет, не играла, а проживала эту сцену так, что рядом с ней я, осознав что играть свой образ рядом с её из ряда выходящей чувственностью халтурно никак нельзя, напрочь забыл что я просто Петров Славка из 9 «б» 34 школы города Камышова, и полностью перевоплотился в подонка Александрова.
Что смотрите, олухи?! прорычал Александров, берите её и делайте с ней, что хотите, она ваша.
После этих слов я уже выходил из кадра навсегда, более моих сцен в фильме не было.
Я вышел с площадки, встал в стороне, наблюдая за тем как актеры, играющие отморозков, мастерски, просто здорово изображают на своих лицах страх, смущение, смешанные с презрительными похотливыми улыбками, обращенными к совсем беззащитной девочке, внезапно оказавшейся в их полной власти. Сразу было видно, что им хотелось что-то сделать с ней, но страх наказания свое дело сотворил.
Зот, больно мне охота сидеть за эту малолетку, сказал Димыч, что, у нас телок мало? и этого очкастого хлюпогона отпусти, пусть сам Александров с ними разбирается. После этого отморозки выходили из кадра, а Юля (Люся) в расстегнутом школьном платье и Вениамин (молодой актер) оставались стоять обнявшись посреди пустой школы. Грянул шквал аплодисментов от съемочной группы.
Стоп, снято, опять раздалась команда режиссера. Он вышел, приобнял нас всех по очереди, и видно было, как он взволнован.
Ребятки, как вы играете, как! я всегда говорил лучший артист это непрофессиональный артист из самой гущи народной жизни, тебе, Люся, нужно непременно быть актрисой, хотя бы провинциальной, но я обещаю что в своем следующем фильме напишу на тебя большую роль, завтра возвращается наша заболевшая актриса, но по мне лучше это была ты, Люся.
Затем мы сыграли, повторили эту сцену ещё в нескольких дублях, и в каждом дубле Люся просто так сильно выкладывалась, что было полностью ощущение, что всю эту роль она играет от начала и до конца.
На самом деле, едва только Люся начинала расстегивать, платье как кадр по замыслу режиссера заканчивался, и дальнейшие сцены должна была играть уже профессиональная актриса. Вся группа с нетерпением ожидала её возращения, но, кстати, узнав, что её в некоторых сценах заменяла не профессионалка, она устроила жуткий скандал на площадке, к счастью, мы этого не видели. С последнего съемочного дня мы возвращались жутко усталые, в полном молчании, пришли ко мне домой, где я нашел записку от родителей, что две ночи они проведут в гостях.
Славка, тихо произнесла Люся, у меня нет сил идти домой, можно я останусь у тебя?
Славка, тихо произнесла Люся, у меня нет сил идти домой, можно я останусь у тебя?
Хорошо, ответил я, постелю тебе в гостиной, но позвони тете, соври что заночевала у подруги, по-человечески так нужно, хорошо?
Тете вообще-то все равно, у неё очередные гости, вздохнула Люся, но да, ты прав.
Я постелил Люсе постель, разогрел ужин, одновременно прислушиваясь к тому, как Люся горячо в чем-то увещевает тетю по телефону. Потом она пришла на кухню, присела на краешек стула.
Да, вообще порядок.
Ты валишься с ног от усталости, сказал я ей, ужинай, и иди-ка ты спать, нам завтра в школу, не забыла?
Люся согласилась со мной, покорно доела ужин и ушла в гостиную, я прилег на своем диване, попытался заснуть, но в голову лезли всякие глупые и совсем не веселые мысли, сон упорно не шел. И когда я было совсем уже закрыл глаза, погружаясь в забытье сладкого сна, меня будто кто-то нарочно толкнул и, открыв глаза, я увидел что, надо мной стоит смеющееся привидение, девочка закутанная в одеяло, с распущенными волосами поверх него.
Хочу к тебе, Люсиным голосом произнесло привидение.
Ложись, не самым уверенным голосом ответил я. Люся скинула одеяло, и я увидел, что она одета в мою клетчатую рубашку. Ложись, повторил я. Она легла рядом со мной, обняла, я чувствовал жар её тела, её горячее дыхание, и уже не в силах противиться, притянул к себе, слушая как она шепчет мне в ухо разные нежности.
Любимый мой, дорогой, единственный, наговаривала мне она. Проспали в ту ночь мы от силы часа три, проснувшись примерно в семь утра я, прошел на кухню и увидел, что Люся уже собранная, одетая в школьную форму, готовит на кухне, режет бутерброды.
Одевайся, строго сказала она, будто маленькая жена, в школу опоздаем. Потом мы ели бутерброды под пение кухонного радио, и вдруг, прервав молчание, она сказала: Славка, мне в этой жизни нужен только ты и кино, я буду актрисой.
Поедешь в Москву?
Поеду, хоть нет ни денег, ни связей, но я упрямая. Она подошла, прильнула ко мне, заглянула в глаза, будто ища подтверждения своим словам.
Я в тебя верю, любимая моя девочка, ответил ей я.
Так закончился наш первый опыт в кино, потом я уже без Люси специально приходил на съемочную площадку посмотреть, как играет её роль настоящая актриса, но честное слово, уже через полчаса мне стало до зевоты скучно смотреть, как механически и скучно актриса повторяет команды режиссера без импровизации, совсем без огня, отрабатывая свою зарплату, свой гонорар на площадке. Но сходство действительно было поразительное, даже рост один, при том, что актриса была старше Люси лет на семь, и со стороны казалось, вот какая-то взрослая женщина сбрендила, напялила на себя школьную форму и изображает девочку.
Разумеется, в школу мы вернулись героями, нам завидовали, о нас говорили, но нам эта внезапно обрушившаяся слава не принесла новых друзей, а наоборот, прибавила врагов, а вскоре и поперек горла встала.
После премьеры, которая, правда, состоялась только в конце каникул в августе, девочки из нашей и сосед-них школ просто не давали мне прохода, подкарауливая у подъезда, даже на улице, просто везде. Аналогичная история была и у Люси, только с мальчиками, они-то все искренне считали, что Люся целиком и полностью сыграла эту роль сама, несмотря на то, что имени её даже в титрах не было.
Но все это было позже, а пока мы заканчивали девятый класс, сдавали экзамены и собирались на каникулы, после которых собирались перейти в новый учебный 199091 год. И мы не знали, никак не могли догадаться, какие потрясения принесет с собой этот год и для страны и для нас, все мы просто страстно жили, любили, радовались, наслаждаясь юностью. А мы с Люсей и вовсе не могли представить и предположить, что страшное пророчество, предсказанное нам в кино, сбудется в жизни.
Придя после последнего съемочного дня в школу, мы буквально все перемены только и делали, что рассказывали одноклассникам о том, как снимается кино. Мы ловили разные взгляды, завистливые, восхищенные, но только один взгляд был наполнен откровенной ненавистью, взгляд нашей одноклассницы Алены, обращенный одновременно и ко мне и к Люсе. Во время последнего урока на мою парту приземлился бумажный голубок с запиской внутри, в которой Алена просила меня прийти за школьный сарай, где происходили все школьные разборки.