Тебя. А если тебя? Чепуха? Ладно, играем в чепуху Ну кто-нибудь, живой, снимите же трубку!
Но никто не спешил отреагировать, бросить свои занятия. Даже пьющие или просто курившие в этот момент выглядели сверх сосредоточенными. Катя, выдохнув, потянулась к трубке: «Здесь белые вороны сбились в стаю».
И как ты можешь поступить, подумай сам, Демьян вопросительно застыл с бутылкой в поднятой руке. Хозяин покачал головой, указывая на единственного женатого человека, приблудившегося к ним.
Ему не наливать, его уже ищут.
Взаимопонимание полное, Катя продолжила: «Да нет же, его еще не было, уверяю вас. Обязательно передам. Спокойной ночи».
Нет, подтвердил потерянный голос.
Нет.
Все-таки, душа моя, ответь, что будет с возлюбленной?
Только свет дай рубиновый!
А ты не хочешь выйти за рамки жанра?
Узенький-узенький лучик света, как острие, полоснет по залу и умрет на ней!
Пьяные эстеты! Что может быть противней, подмочив край дивана, Катин фужер раскололся.
Какого черта! Где я буду спать?!
Дома! взорвалась Катя, прохрустев осколками. Когда здесь будет чистая посуда?!
Я там оставил газ, сходи, помой. На кухне тоже нет света, сжалился старожил мастерской.
Мне жутко.
Что?! Вчера еще мылась в ванной без света, а сегодня, что вдруг? возмутился давний друг (неизвестно чей или оставленный случайно каким-то забытым приятелем).
Нашла достойную развязку? Точно!
Ага! Значит, он ее прирежет! Только и всего, Фигушка! радостно тормошил собаку вечный бездельник.
Катюша входит в роль?! Потрясающее сопереживание, господа!
Говорю же, негодяи, что я ничего не записывала. Это экспромт. Накатила шальная мысль. Нервы.
Ну-с?! Экспромт сбылся? заволновались актеры.
Врать-то ты умеешь, мы ценим или любим тебя за это. А почему не записать? Очень мило. Так и назови: «Подающий кофе».
Зачем?
Чтоб исполнилось, последний Катин приятель хохотал долго, гримасничая до слез.
Как вы мне надоели, шуты Катя захлопнула крышку рояля перед носом надоевшего композитора, пропев «трям-трям», подняла плащ и, не оглядываясь, подняв свободную руку, сделала играющие пальчики на прощание, оставляя двери открытыми настежь.
Входная дверь в квартиру захлопнется сама. Внезапный сквознячок влетел блеклым затоптанным листом, покружил и сгинул во тьме коридора. Нож просвистел и впился в деревянную панель.
Час пик
Бутылка пива застопорилась меж полных колен барышни в разрезе юбки. Руки заняты жестикуляцией. Поза сидящей барышни почти неприлична, если не слышать поневоле голос. Ожесточенное описание того, что можно приготовить, если есть, конечно, мясо, ну еще нарезка и так далее. Так сочно, так азартно взлетают руки. Вероятно, не хватает слов. Никакой умышленной эротики. Надо же где-то приткнуть открытую бутылку. Над нею, чуть склонив голову, молодой человек неторопливо отпивает пиво, не вникая и не мешая ей высказаться. Барышня смакует предстоящий ужин, хищно взмахивая яркими когтями. Ноги все-таки не голые. По колготкам в жару, безупречным маникюром, можно определить то, что едет она с работы. Он ей позвонил в офис, встретились, едут куда-нибудь. Еще один глоток открывает его помятое лицо. Молодые до двадцати пяти лет. Кто же он? Если что-то может позволить из еды в столь голодное, безработное время? Заработок приличный, но случайный, иначе был бы в костюме. Черная рубашка, черные джинсы. Гнетут черные мысли. Устал. Слишком устал. С утра не брит. Несвеж. Скушен. А она все о том же, забыв об импортном пиве. Они неинтересны они современны. Юностью от них не пахнет. Нет речи о любви о ветчинке, рыбке, а на икорочку не добыл. На десерт будет секс. И только?
Что-то раздражает вероятно, отсутствие любви. Основной инстинкт работает. Зачем-то они все же едут после душной работы к ней (к нему?). Будет только секс. Постелью это времяпрепровождение называют семейные пары. Этой парочке до постельного варианта еще надо дожить. Пережить смутное увлечение, решить, что пора остановиться, выбрать. Кем-то дозволено выбирать. Пробовать можно до бесконечности. Догуляться до безразличия или остановиться, согласиться с привязанностью к человеку противоположного пола. Все зыбко, временно, случайно. Кто прав, кто виноват? Все можно переиграть и вновь увлечься. Только пробы уже ставить негде.
Не осуждаю. Констатирую и сожалею, вместо того, чтобы подремать эти полчаса в метро. Жизнь коротка, уныла. Размышления навязчивы, как вид этой парочки напротив. Нет в них романтики. Что можно чувствовать с бутылкой меж колен? Загадка. Грустная загадка как можно жить, не чувствуя любви? Отсутствие любви больно жалит тех, кто чувствовать умеет. Наивной девочкой кажется бабушка, желающая любви своей непоседе-внучке. Но она права именно любви. Не секса, ни гормонов. Ей самой нужны эти несчастные гормоны, так врачи советуют, но, увы, вдова. А просто так для здоровья не может. Таких чудных теток отличает мимолетный взгляд, который они отводят от неуместной бутылки пива. Нет лица, нет глаз у барышни, есть ноги, сжавшие бутылку. И ноги знают секс будет. И весь восторг в руках, рисующих представьте: вырезка есть
Все пассажиры четко представляют отбивные и огорчаются: дома мяса нет. Есть пятница, чай, сахар, хлеб. Жить можно Белье замочено. Усталость пяти рабочих дней в зевоте до неприличия. Духота. А завтра будет рынок, будет ночь. Сегодня и вчера. И завтра Ночь и любовь неразделимые понятия. Как жаль тех молодых. Нет веры, что любовь жива. Их дело выжить. Так мерзок и жалок их порядок в мирозданье. Просто распорядок дел, утех. Парень с пивом наклонился к девушке, оголилась спина, мелькнул ствол за поясом. Как слаб и опасен кратковременный успех Красные усталые глаза. Болтовня подружки, наверное, награда за грязь, которой он был занят в последние дни. Он не смотрел, не любовался ею, не предвкушал радости. Он видел никуда. Тупик. И несколько часов вдвоем. И пиво здесь, не торопясь только в метро, пока доедем. Вся жизнь наспех. Вот и еще одна станция метро. Спрессованная толпа резко поубавилась, можно не зависать над парочкой, а просто расположиться подальше Неприязнь не страх. В пятницу уже нет сил бояться.
Неосознанная грусть. Любовь неосязаема. И глупо выглядит сегодня в день рождения Пушкина. На взгляд чужой смешна порой, невозможна, немыслима и неуместна. Пусть неразумна, но отсутствие любви трагедия нового чужого поколения. Любовь дарит не покой, но свет. Но если вся любовь сойдет на нет не станет света. Не это ли конец?
И если я права какая жалость!
Москва 6 июня 1997 года
Приговоренные
Багровый бархат качнулся маятником, убыстряя шаг. Колокол юбки плеснул в глаза кровавым цветом, застучал от виска к виску, разрывая нахлынувшую паутину мыслей. Казалось, не оборвется короткая, до конца дома просохшая тропка, где прошла случайная девушка, незнакомая и словно твоя, забытая слишком давно, чтобы вспоминать ее. Очередной, внезапно отчетливый удар, раскалывая мозг, выбросил его в ослепительный майский день, где еще нет зелени, а только дымка на голубом небе. «А-а-а-а Д-да-ааааа!!! Ада! Слышишь, Ада, я не узнал тебя!»
Знакомься, сынок, это тетя Ада. Я ушел к себе, получив шоколадного зайца и не прикрыв двери.
Ада ворковала с мамой. Я не делал уроки, а смотрел на гостью. Красивая тетя никогда ничего не замечала. Красивая и странная Ада, привнесшая в наш строгий уют стихийные праздники, новых друзей, гостей. В такие дни, недели я не был наказан за проделки. Ада стала взрослой, взбалмошной и замужней. Ее Зайчик рос очень спокойным. А я был должен гулять с ним, пока они с мамой курили на балконе я же все видел.
Ада взвинченная и бездомная. Мы спали втроем. Она чмокала нас в макушки, думая, что мы уснем. А я, засыпая, улавливал в ночи ее неотвязный жест, она накручивала прядь волос на указательный палец, вздыхала, начиная все заново. Иногда она исчезала на месяц, на полгода, но я ждал ее. Всегда сумасшедшая, то замужняя, то разведенная, в зависимости от настроения, она писала нелепые романы. Я ей так и сказал, когда мне стукнуло семнадцать, а нам часто приходилось спать, как в детстве. Ада, мне было уже семнадцать, а ты ничего не заметила. И я, Ада, не заметил, что тебе давным-давно не девятнадцать.
Я женился и отслужил, и развелся. И я, Ада, сошел с ума, закружился с волками Ада, а ты помнишь наши дни рождения? А последний Новый год? Лет пятнадцать назад, Ада. Мы курили на лестнице. Я накручивал каштановый локон, притягивая тебя. А ты, хитрая и рыжая только на солнце, чмокнула меня как маленького в щеку. Ты даже не помыслила, почему я согласился на твою авантюру уехать за бугор. Брак по контракту! Я и здесь мог иметь, и имел столько. «Гоп-стоп, мадам, ваша карта бита». Ты знала это, знала.