Рак и Жемчужница - Николай Ефимович Попов 6 стр.


Вечер продолжался.

3.

Дмитрий сидел в своей комнате, прислушиваясь к шороху дождя. Гроза прекратилась. Тяжёлые капли, погоняемые ветром, шлёпали по стеклу. Покачивались на окнах шторы. Прошло три месяца, как он вернулся из Киева. Устроился на швейную фабрику. Возил директора, ездил уже по командировкам. Ездить Диме нравилось. Нравилось сидеть в удобном кресле и чувствовать власть над машиной, нравилось смотреть на убегающую под колёса дорогу, слушать передачи «Маяка». В Киеве он тоже возил директора, но там начальство было покрупнее и забот больше. Бензина всегда хватало  дядя Слава заправлял безотказно. Дмитрий крепко сдружился с ним, несмотря на предупреждения своей тётки не баловать Вячеслава Дементьевича своим вниманием.

В детстве Дима видел его один раз и запомнил широкоплечего мужчину высокого роста с чёрными усами. А теперь, когда увидел дядю во второй раз, он показался ему меньше ростом, хотя дядя Слава был ничуть не ниже своего племянника, и плечи показались не такими широкими. К усам теперь добавилась седеющая бородка. Сединой покрытые волосы, скуластое продолговатое лицо. Тогда Вячеслав пришёл к ним в чёрном костюме и белоё рубашке с галстуком на шее (это было накануне свадьбы); теперь он редко надевал галстуки, чаще всего появляясь на людях в защитного цвета сорочке типа «сафари» с завёрнутыми рукавами. На левой руке красовалась яркая татуировка: искусно наколотый самолёт, похожий на допотопный бомбардировщик СБ.

После того, как тётя Рая с мужем уехали за границу, дядя Слава часто заходил к Дмитрию. Сам он жил недалеко от Красной площади (Диме понравилось такое название), однако любил приезжать на Воскресенку, как говорил, скрасить одиночество дорого го племянника. Они вместе смотрели по телевизору футбол, болея за киевское «Динамо». Заядлыми знатоками-болельщиками их нельзя было назвать, однако после каждого матча оба искренно клялись друг другу не пропускать больше ни одной игры. Потягивая кофе с бальзамом, играли в шахматы, подолгу колдуя над доской. Колдовал больше Дима, потому что долго прикидывал варианты; от этого и проигрывал. Дядя Слава торопил своего противника, обещал в следующий раз непременно принести шахматные часы. Дима волновался, делал ошибки, злился на себя, но каждый раз вновь садился за доску в надежде взять реванш.

 Мат. Обрати внимание, закрытый мат, редкий случай,  в очередной раз объявлял дядя, беззлобно поглядывая на молодого человека.

Дима застывал над доской, ещё не веря в произошедшее, затем выдыхал: «Всё»,  и лез за сигаретой.

 Не бери ты в голову, ты слишком близко принимаешь всё к сердцу. Эта комбинация называется «вкусная пешка». Смотри. Я играл чёрными, потом сыграешь с кем-нибудь; мы развили с тобой коней и слонов. И тут я подсовываю пешку. Ты её берёшь, ты не можешь её не взять, бо она беззащитна. Потом я вывожу ферзя, ты делаешь мне вилку и окончательно проигрываешь. Конь завершает комбинацию. Ещё партию?

 Нет. Я больше одной партии в день не играю,  уныло отвечал побеждённый.

 Ну, тогда давай выпьем.  Дядя Слава приносил две маленькие рюмки, разрезал лимон, доставал плитку шоколада.  Да брось ты, давай по граммульке. Хочешь я женю тебя?  вдруг предложил он, посасывая дольку лимона.  Баба с квартирой, молодая. Тётя Рая приедет, а ты женатый человек. Сдашь эту хазу и под новую крышу. А пока здесь поживёте, готовить хоть сам не будешь. Чего молчишь?

Дима улыбался.

 Я не могу так сразу.

 Що таке?

 Дядя Слава, а почему ты сам не женишься?

 Я женат,  отвечал тот.

 Как?

 Так. Я уже полтора года с ней живу. Правда, без отметки в паспорте.

 А дети?

 У неё есть дети. Один с нами живёт, Юрик. Классный парень, в шестом классе учится. Ты ж ко мне не заходишь, а то заскакивай, познакомлю с обоими.

 Любовь, значит?  поехидничал Дмитрий.

 Бог избавил от этого недостатка. Любишь  не любишь. Надоест  разойдёмся без бумагомарательства. Тебя вот женить хочу. Слушай, а ты, мож, учиться надумал, оттого и не женишься? А то устрою. Вон Олег на больших самолётах летает. Забыл, чертёнок, про мою услугу. Как-то встретил на Крещатике  кивнул только. Вот ты мне нравишься. Давай, земляче, скажи мне  и всё будет выше крыши. Приедешь эдак домой в форме пилота первого класса. Блеск! У меня в Борисове есть один знакомый, мы как-нибудь к нему заглянем.

 Я люблю автомобили, на самолёты лучше смотреть с земли. И потом, у меня нога болит. Не обманывать же врачей, да их и не обманешь.

 Тю, нога. Тебе что прыгать с парашютом? Знаю я про твою ногу. Ну, прыгнешь раза два для зачёта, не развалишься. А за свои двадцать четыре года не беспокойся. Ты подумай, подумай.,

4.

Дима смотрел в чашку с кофе, которую принесла ему мать, бессмысленно передвигая чашку по краю столика. Дождь не прекращался. Старый тополь за окном, наверное, просился в тепло, царапая по мокрому стеклу ветвями, требуя к себе внимания. Его настойчивость увенчалась успехом. Дмитрий подошёл к окну, отдёрнул штору. Однажды он собрался отпилить эту ветку, но что-то удержало его. Что? Он и сам не знал.

Да. Откажись он тогда вот в такой же дождливый вечер поехать с Вячеславом Дементьевичем в Борисово, может быть, ничего бы и не случилось. А как хорошо было раньше!

Они везде успевали: на футбол, на концерт, на банкет. Дядя Слава познакомил его со многими людьми. Среди них Дима выделил для себя более близких, и иногда случалось, что Вячеслав не заставал Дмитрия дома, несмотря на поздний час. Дмитрий входил во вкус столичной жизни. Ему нравились вечерние бары, цветомузыка, коктейли, нравилось смотреть на женщин, вести ни к чему не обязывающие разговоры. Но некоторые из них становились началом знакомства, и тогда дядя Слава подолгу не видел своего племянника. А когда, наконец, они встречались, то Дмитрий узнавал, что им срочно надо ехать. И они мчались куда-то к кому-то на дачу, затем сидели в ресторане и, пока Дима танцевал с дамой своего нового знакомого, утопая в её влажных глазах, дядя Слава спокойно и деловито шушукался с человеком, и оба, очевидно, оставались довольными друг другом. Дмитрий не помнил, чтобы он когда-нибудь платил по счёту. Он привык видеть деньги в руках дяди и не удивлялся, если денег оказывалось много. А один раз прямо заявил:

 Дядь Слав, мне нужны деньги.  Помолчав, добавил:  Пятьдесят рублей.

Вячеслав Дементьевич молча достал новенькую сторублёвую купюру и положил на стол. После этого Дима часто находил в машине деньги и так свыкся с этими ниоткуда взявшимися доходами, что теперь, прежде чем закурить, машинально шарил между пачками Camel-ы, не завалялся ли там червонец, а то и два. Дима давно понял, что дядя перекупает золото, но принял это спокойно, словно заранее оговорённое, тем более клиенты, как правило, оказывались почтенными людьми.

Однажды, когда он, запыхавшись после танца, подводил свою даму к столику, где беседовали Вячеслав Дементьевич и невысокий, но тучный блондин, до его слуха донеслось удивительное слово: «Буратино».

Ночевал в этот раз дядя Слава у Димы. А утром, когда они вместе ехали на работу, спросил:

 Кто такой «Буратино»?

Вячеслав будто не слышал, смотрел прямо перед собой. Дима не стал переспрашивать, но дядя Слава обратился к нему сам:

 Ты сегодня во сколько освободишься?

 Не знаю, как начальство.

 У меня к тебе просьба. Сгоняй вот по этому адресу вечером в Борисово.  Дядя раскрыл записную книжку и показал Диме.

 Запомнил?

 Да.

 Передашь этот пакет в обмен на другой. Скажешь, от Лариона Модестовича.

На колени Дмитрия упал небольшой, завёрнутый в тонкую бумагу свёрток.

 А теперь останови, я выйду. Пока.

Оставшись один, Дима развернул пакет. Там лежала плотная пачка двадцатипятирублёвых бумажек.

Около трёх часов секретарша Наталья Петровна отыскала Колоскова и передала ему телеграмму. Предстояло в шесть вечера встретить секретаря парткома, который вылетал самолётом из Одессы. Аэропорт Борисово. У Димы ещё было время. Он заехал на квартиру, быстро переоделся, схватил на ходу пару бутербродов и через полчаса выбрался из города на скоростную трассу, ведущую в аэропорт. А ещё через двадцать минут свернул с магистрали на шоссе. Дядя не объяснил, как найти нужную улицу, но Дмитрий увидел её сразу. Долго трясся по булыжной мостовой. Дом, который искал, оказался чуть ли не в самом конце улицы. А дальше метрах в ста дорога сворачивала к старой обвалившейся церквушке.

Дима остановил машину. Узенькая дорожка вела к массивным железным воротам, на которых белой краской было выведено: 143. Ворота не открывались, на стук никто не вышел. В прорези почтового ящика Дима заметил маленькую кнопку, надавил на неё. Послышался лай собаки, грубый мужской голос и долгожданный вопрос:

Назад Дальше