**
Мои последние школьные годы совпали с разгулом горбачевской перестройки. Ее положительным моментом на мой взгляд было разве что облегчение доступа к запрещенным ранее изданиям, в остальном я не видел никаких преимуществ в смене шила социализма на мыло свободного рынка к тому времени я твердо усвоил, что люди умирают и несчастны при любом общественном строе. Менять принципы собственности и основы государственного устройства было «их» дело не мое. Рыба ничего не может сделать с плотиной, которой перегородят реку она может только приспособиться к переменам экологии, или всплыть кверху брюхом. Из периода мне запомнились в основном сочные по недавно дозволенному Фрейду оговорки, наподобие: «Всех противников демократии будем расстреливать на месте», «Хотели как лучше, получилось как всегда», или «Жить будем плохо, но недолго». Мир делился на массу и одиночек. Масса производила себе власть, которую заслуживала главным образом демагогов, воров, бандитов и насильников хотя иногда встречались и просто фанатики; одиночкам оставалось лишь держаться от всего этого дурдома по возможности подальше и находить себе какую-нибудь тихую наркотическую нишу: «Pour nêtre pas les esclaves martyrisés du Temps, enivrez-vous; enivrez-vous sans cesse! De vin, de poésie ou de vertu, à votre guise! чтобы не стать замученными Временем рабами, опьяняйтесь. Вином, поэзией или добродетелью выбор за вами
**
Я, как и обещал, ничего не сказал по поводу папиной любовницы маме, но та обо всем узнала сама сохранение подобных вещей в тайне требует квалификации Джеймса Бонда во вражеском тылу; женщины чувствуют соперницу внутренностями где-то в районе живота а когда подозрение уже укоренилось, любая мелочь скомканный билет на электричку в кармане предназначенных к химчистке брюк, недостаток клубничного шампуня в упаковке, лобковые волосы блондинки (или наоборот, брюнетки) в ванной, невовремя задернутые шторы, презервативы в портфеле, произнесенное во сне имя «Светочка», или наоборот, «Лидочка» грозит провалом и переводит догадку в стадию лобовой атаки: «Я все знаю, лучше признайся» за котрой следует смущение, исповедь, покаяние и пенитенция Мужику нужны железные нервы, для того, чтобы сообщить разгневанной супруге, что «Лидочка» это LiD, дейтерид лития-6, необходимый компонент термоядерного боеприпаса Разумеется, со мной не делились деталями собственно скандалы и разбирательства имели место преимущественно в мое отсутствие, до меня доходили лишь далекие отзвуки грозы и ее зарницы, я видел маму с покрасневшими глазами и отца, ожесточенно уткнувшегося в свои радиодетали над густым канифольным дымом в свете настольной лампы.
В конце концов родители разошлись. Мама нашла себе спутника жизни в Москве. Папа съехался с Алевтиной, и это была уже другая женщина, не та, которую я видел у нас. Иногда я бывал у них дома из-за семейных праздников, либо по делам. К тому времени я учился в университете, а отец связался с фирмочкой по импорту и частично переделке под отечественные стандарты видеомагнитофонов, ксероксов и прочего хайтека. Роль отца в организации была скорее технической: закупкой, сбытом, улаживанием дел с таможней и рэкетом занимались другие люди, собственно и получавшие основную прибыль, но на фоне быстро нищавшей публики тогдашнему положению родителя можно было лишь позавидовать. Он приобрел жилплощадь в центре и сменил «Москвич» на подержанный «Пассат» Фольксвагена. Я тоже прирабатывал в отцовской конторе писал драйверы, переводил с английского документацию, набивал таблицы.
Как-то, заявившись к отцу с бумагами, я застал Алевтину одну. Она была что называется «эффектная» сам термин подразумевает некое savoir vivre и определённую степень пикантности, потасканности и стервозности не думаю, что отец в качестве советского инженера ее устроил бы, но слова «малое предприятие», «иномарка», «валюта» имели в те времена притягательную силу так наэлектризованная расческа подбирает клочки ваты со стола. Оденьте самца в добротный костюм, снабдите репликой «Ролекса», если на настоящий не хватает (оба, конечно, будут сделаны в том же самом Китае, но на аутентичном будет настоящая, а не фальшивая этикета «swiss made»), поставьте его рядом с люксовым изделием автопрома, либо посадите за столик облюбованного мафией ресторана: желанность экземпляра для противоположного пола возрастет в геометрической прогрессии. Не то, что женщины хотят продаться во всяком случае, они (кроме самых прожженных экземпляров, которым по жизни никакой миллионер не светит в силу кристальной ясности их намерений) никогда так это не формулируют даже (и особенно) для себя. Женщинам искренне нравится аура богатства, его запах, возможность швырнуть в морду халдея пачкой хрустких купюр в обмен на что-то вкусное, яркое, вычурное, завидное другим: в самой очевидности превосходства лаптя пятисотевровых банкнот над мятой тысячерублевкой нищука есть для них что-то неодолимо привлекательное. Они влюбляются в носителя тугого кошелька как в обладателя мощного gluteus maximus или pectoralis major, симметричного лица, гладкой кожи, тестостеронового подбородка и делают это от всей души, с упоением и самозабвенно в противном случае, кого бы они могли обмануть. Богатый получает не просто физическую близость он обретает восхищение (возможно, наигранное, ведь еще Цицерон писал: «Хоть ты завоюй полмира, супруга все равно будет считать тебя ослом») своим богатством и щедростью, как культурист имеет в активе экстаз официантки Макдональдса, а моложавый профессор подмокшее белье близорукой студентки. Женщина обожает быть слабее своей лошади Конечно, мой отец был лишь пародией на миллионера, но и Алевтина была лишь репликой роскошной штучки («цыпочки», по определению одного моего разбогатевшего приятеля) ей не хватало размашистости, шика в швырянии деньгами, безбашенности да и швырять-то было особенно нечего.
В конце концов родители разошлись. Мама нашла себе спутника жизни в Москве. Папа съехался с Алевтиной, и это была уже другая женщина, не та, которую я видел у нас. Иногда я бывал у них дома из-за семейных праздников, либо по делам. К тому времени я учился в университете, а отец связался с фирмочкой по импорту и частично переделке под отечественные стандарты видеомагнитофонов, ксероксов и прочего хайтека. Роль отца в организации была скорее технической: закупкой, сбытом, улаживанием дел с таможней и рэкетом занимались другие люди, собственно и получавшие основную прибыль, но на фоне быстро нищавшей публики тогдашнему положению родителя можно было лишь позавидовать. Он приобрел жилплощадь в центре и сменил «Москвич» на подержанный «Пассат» Фольксвагена. Я тоже прирабатывал в отцовской конторе писал драйверы, переводил с английского документацию, набивал таблицы.
Как-то, заявившись к отцу с бумагами, я застал Алевтину одну. Она была что называется «эффектная» сам термин подразумевает некое savoir vivre и определённую степень пикантности, потасканности и стервозности не думаю, что отец в качестве советского инженера ее устроил бы, но слова «малое предприятие», «иномарка», «валюта» имели в те времена притягательную силу так наэлектризованная расческа подбирает клочки ваты со стола. Оденьте самца в добротный костюм, снабдите репликой «Ролекса», если на настоящий не хватает (оба, конечно, будут сделаны в том же самом Китае, но на аутентичном будет настоящая, а не фальшивая этикета «swiss made»), поставьте его рядом с люксовым изделием автопрома, либо посадите за столик облюбованного мафией ресторана: желанность экземпляра для противоположного пола возрастет в геометрической прогрессии. Не то, что женщины хотят продаться во всяком случае, они (кроме самых прожженных экземпляров, которым по жизни никакой миллионер не светит в силу кристальной ясности их намерений) никогда так это не формулируют даже (и особенно) для себя. Женщинам искренне нравится аура богатства, его запах, возможность швырнуть в морду халдея пачкой хрустких купюр в обмен на что-то вкусное, яркое, вычурное, завидное другим: в самой очевидности превосходства лаптя пятисотевровых банкнот над мятой тысячерублевкой нищука есть для них что-то неодолимо привлекательное. Они влюбляются в носителя тугого кошелька как в обладателя мощного gluteus maximus или pectoralis major, симметричного лица, гладкой кожи, тестостеронового подбородка и делают это от всей души, с упоением и самозабвенно в противном случае, кого бы они могли обмануть. Богатый получает не просто физическую близость он обретает восхищение (возможно, наигранное, ведь еще Цицерон писал: «Хоть ты завоюй полмира, супруга все равно будет считать тебя ослом») своим богатством и щедростью, как культурист имеет в активе экстаз официантки Макдональдса, а моложавый профессор подмокшее белье близорукой студентки. Женщина обожает быть слабее своей лошади Конечно, мой отец был лишь пародией на миллионера, но и Алевтина была лишь репликой роскошной штучки («цыпочки», по определению одного моего разбогатевшего приятеля) ей не хватало размашистости, шика в швырянии деньгами, безбашенности да и швырять-то было особенно нечего.
«Костя,» сказала она. «Здравствуй. Проходи. У тебя что, бумаги? Оставь там.» она показала куда-то в направлении открытого секретера.
Здравствуйте!
Давай уже на ты я тебе сколько раз говорила
Извините, мне проще на «вы».
Ну, как знаешь Чай или кофе?
Чаю, пожалуйста.
Она отвернулась к шкафу чтобы достать печенье я смотрел на покатую линию ее плеч под синтетическим свитером с узором в виде чешуек китайского дракона. Посередине чешуйки прекращались, уступая место флоральному орнаменту, а к нижней части появлялись снова, чтобы окончательно раствориться в орнаменте, дав место темно-зеленой резинке. Под резинкой начиналась каштановая юбка, а завершающим аккордом были леггинсы они же, полагаю, лосины агрессивно-бордовой расцветки и шлепанцы, желтые и мохнатые как два шмеля.
Костя, сказала она, не оборачиваясь, я хотела спросить У тебя есть девушка?
Нет.
Почему?
Девушки меня не любят.
Неправда, сказала она. Ты видный парень.
Отсутствие внимания ко мне со стороны девушек действительно было неправдой. Сказать, что они вешались на меня пачками, было бы преувеличением, но почти всегда существовала одна-другая, делавшая без какой-либо провокации с моей стороны комплименты или намеки, иной раз достаточно прозрачные. Началось это с восьмого класса, где длинномерная, нескладная деваха по пять раз на дню оборачивалась из-за своей парты чтобы на меня посмотреть. У меня завязалась с ней та червивая псевдодружба, которая для одного состоит в желании большего, а для другого в вежливом разрешении с собой общаться, раз противоположная сторона так уж настаивает на общении. Я одалживал ей книжки не знаю, действительно ли она их читала полагаю, я интересовал ее заметно сильнее, чем печатная продукция. То, что я вообще (кроме пары отчетливых глупостей) не помню, о чем она мне говорила, может интерпретироваться как результат того, что она не сообщала ничего для меня интересного. Вскоре она начала нарушать отведенное ей в наших отношениях пространство и прислала мне записку, в которой просила что-то вроде свидания я ничего ей не ответил, на свидание не явился, а записку сжег. Позднее она никогда не заводила речь об этом инциденте, так что ее записка осталась для меня в нечеткой категории чего-то то ли существовавшего, то ли нет словно этот листок бумаги из школьной тетради с ее крупным, невыразительным почерком мне лишь привиделся. После восьмого класса я перешел в другую школу, и наши встречи прекратились. Я встретил ее случайно лет через десять она к тому времени успела выйти замуж, родить дочку, развестись и выйти замуж вторично за мелкой руки бизнесмена; однако опыт не удержал ее от попыток возобновить свои школьные игры в Онегина с Татьяной. К тому моменту она знала о жизни (если речь шла не об абстрактной книжной премудрости) куда больше, чем я. Во всяком случае, она твердо знала, чего хотела, и не стеснялась добиваться желаемого умение, которое я так никогда и не приобрел, и вряд ли приобрету. Заводить шашни с замужней женщиной, к которой я ничего не чувствовал кроме легкого плотского влечения (она осталась худой и высокой, но уже не была таким набором костей, как в 15 лет, ее бритые подмышки вызывали у меня известного рода напряжение), и которой я представлялся совсем не тем, чем казался сам себе было явным перебором я снова уполз от нее, как улитка в раковину. Дурацкий акт сожжения (словно недостаточно было просто порвать и выбросить листок, если уж меня так беспокоила ее репутация что вообще смешно) свидетельство на мой теперешний взгляд нечистой совести бывшего восьмиклассника. Тогдашний «я» настоятельно желал удалить из сознания все, что противоречило фальшивой официальной версии: «мы с N приятели не более того».