Всё, что делает бабушка печёт ли оладушки, строчит ли на машинке, приносит ли с мороза твёрдое искристое бельё, всё для меня оборачивается праздником, сладким воспоминанием детства Я очень люблю повторения. Повторения того, что люблю. Из этих повторений выпевается удивительная мелодия жизни, такая нежная и волнующая
Конечно, новизна мне тоже нравится. Мне очень интересно было пожить в Оренбурге. Это была удивительная жизнь! Полная приключений, радости и горя. Но радости всё же было больше. И отец там у меня был, хоть и недолго, всего полгода, но ведь БЫЛ! И дружба там у меня была с Мишкой Бочкарёвым. Я Оренбург никогда не забуду
Но когда мы вернулись с бабушкой в Днепропетровск, я поняла, что люблю дом на Философской больше всего на свете.
Небольшой, на четыре квартиры, старый, двухэтажный дом, как во многих южных городах с деревянной верандой вдоль всего второго этажа и скрипучей деревянной лестницей на второй этаж. Этому дому уже больше ста лет
Во времена моего детства каждая из квартир была заселена до такой степени, что дом и двор походили на муравейник
* * *
Бабушка любит вспоминать, как она получила эту комнатку на Философской. Она говорит:
Чудом! Собственно, тогда произошло сразу два чуда. И всё благодаря одному человеку. Всё же есть добрые люди на свете
Я уже не в первый раз слушаю эту удивительную историю, но мне по-прежнему интересно.
(Жаль, не могу вспомнить имя человека, которого с такой благодарностью вспоминала моя бабушка).
Когда бабушка вернулась после войны из Германии, она ничего не знала о своих дочерях Лидии и Марии. Она даже не знала, живы ли они. В Новомосковске, где их семья жила до войны, и где их застала немецкая оккупация, никто ничего сказать бабушке о её дочках не мог. И домика, в котором они жили до войны, не существовало.
Вернулась, а тут ни кола, ни двора И где кого искать, не представляю даже.
И тогда она поехала в Днепропетровск и пошла в обком партии. Хотя бабушка никогда не была членом партии, но она просто не знала: к кому ещё обратиться, чтобы что-то узнать?
К первому секретарю она не решилась пойти, пошла к его заместителю.
И такой добрый человек оказался, говорит бабашка. Никогда не забуду его глаза Такие внимательные, уставшие и грустные очень. Видно, что и сам пережил многое. Всё я ему рассказала: про подполье, про гестапо, про лагеря И про то, что дочерей не могу найти, и про то, что крыши над головой не имею. И что ты думаешь? Он нашёл и Лилю, и Мусю! Лиля училась в строительном техникуме, здесь, в Днепропетровске это был единственный техникум, который после войны открылся. Она туда и поступила. Она ж не могла в институт идти, ей война помешала школу окончить. Училась, разгружала на вокзале вагоны, чтобы что-то заработать, а платили им натурой давали за работу банку каких-нибудь консервов. Так и питалась. И снимали они с подружкой угол у какой-то бабушки. Спали валетом на одной узкой кровати И Муся тоже здесь, в Днепре, училась. Но это ж сколько ему надо было обзвонить разных мест, чтобы найти их! Большая удача, что обе оказались после войны в Днепре. И так мы все нашли друг друга. И это я считаю настоящее чудо. Потому что многие во время войны потеряли друг дружку и уже не нашли Конечно, наша встреча с Лилей была драматическая. Я ведь была в списках расстрелянных, и Лиля думала, что я погибла. А тут её вызывают с урока и говорят: «Твоя мама вернулась». А Лиля говорит: «У меня нет мамы, она погибла». А ей говорят: «Она не погибла, она была в Германии и вернулась. Вот твоя мама». Я подхожу к ней а Лиля как закричит: «Это не моя мама!!» Не узнала меня. Да и как меня было узнать? Вернулась без волос, без зубов На вид древняя старуха, хотя мне и сорока пяти ещё не было. Ну, постепенно, она ко мне привыкала
А с комнатой этой да, ещё одно чудо. Этот же добрый человек говорит мне: идите по такому-то адресу, там пустует одна комната. Вот вам записка в жилищную контору. Там получите ключ. И живите в этой комнате. Вот так мы тут и поселились, так и живём здесь уже пятнадцать лет. Маленькая, конечно, комнатка, но как же я её люблю! Не в квадратных метрах счастье. Лишь бы не было войны
Бабушка часто повторяет эту фразу, как молитву: «Лишь бы не было войны». Она считает, что всё можно перетерпеть, и на многое закрыть глаза, на многие бытовые вещи, лишь бы не было войны.
Бабушка часто повторяет эту фразу, как молитву: «Лишь бы не было войны». Она считает, что всё можно перетерпеть, и на многое закрыть глаза, на многие бытовые вещи, лишь бы не было войны.
* * *
А ещё бабушка часто вспоминает, как я сильно заболела, едва только появившись на свет. Она любит вспоминать, как всё было страшно, и как я была спасена.
Это ж в каких условиях мы тогда жили! Крыша дырявая, как решето, вся пробита осколками, с войны не было ремонта. А в доме жара, лето, сквозняки Ну, тебя и продуло. Кричала страшно Сильнейшее воспаление среднего уха, а тебе ещё нет месяца. Врачи говорят: опасно для жизни, воспаление может перекинуться на мозг. Надо срочно класть в больницу, но без матери. Ну, мы с Лилей поняли это так, что если отдадим тебя в больницу, то больше не увидим И мы договорились с врачами, что будем тебя носить в больницу на уколы. Каждые два часа. Даже ночью. Слава Богу, больница не очень далеко. Но по ночам, честно тебе скажу, страшно было ходить. Фонари не горят, глухая тьма, а район у нас тут вокруг Озёрки очень неспокойный много шпаны Ну, мы с Лилей прижмёмся друг к дружке, она меня ведёт под руку по этим разбитым тротуарам, чтобы я не споткнулась, не упала, не выронила бы тебя, не дай Бог, ведь не видно ни зги, а я тебя прижимаю к себе крепко-крепко И вот что интересно ты никогда не спала, когда мы ночью шли на укол, и никогда не плакала. Как-то так разумно себя вела. Да Так и ходили, как заведённые
Бабушка рассказывает так зримо, что мне кажется, будто я тоже помню эти наши ночные походы в больницу, помню тёплую тьму, помню её нежное касание моих щёк, помню, как мне спокойно и совсем не страшно на руках у бабушки, а рядом мама, ведёт нас в этом ласковом, нежном мраке южной ночи
* * *
Ты как родилась, так с тобой сразу стали всякие истории приключаться, говорит со вздохом бабушка. То воспаление уха, то этот гвоздь в половице! Уж сколько раз я его забивала, а он опять вылезал, проклятый, своей толстой шляпкой! И надо ж тебе было свалиться с кровати и упасть на этот гвоздь прямо лбом! Натуральная дырка во лбу образовалась. Ужас!.. Я думала: Лиля меня не простит, что недосмотрела тебя Но мы даже к врачу тебя не носили. Дырку ведь во лбу не зашьёшь. Постепенно сама зажила
Бабушка, а ведь я помню, как я с кровати тогда летела
Неужто? Тебе девять месяцев всего было.
Вот это точно помню! Это моё самое первое воспоминание. Моё собственное. И как на гвоздь налетела помню!
Да, крику было на весь дом Ты от рождения такая голосистая была!
Мы смеёмся.
* * *
Бабушка, а помнишь куриные сердечки? Как ты меня ими кормила
Как не помнить? Это ещё одна история твой туберкулёз. Мало того, что мой Яша от туберкулёза погиб, вдруг это обнаружили у тебя. А тебе всего три года! Ну, оно и не удивительно: в таких условиях мы жили дождь лил с потолка сквозь дырявую крышу У тебя простуды бесконечные. И питание малокалорийное. Вот вам и туберкулёз! А потом, когда ты из санатория вернулась, врачи велели тебя кормить как можно лучше. А как, когда денег нет? Мои заработки были не очень большие, сколько заработаешь этим шитьём? Хотя работала день и ночь. Но мои клиентки были не богатые, и не могла я с них много просить. А Лиля тогда не работала училась в строительном институте, на дневном отделении. Мы с ней приняли такое решение: чтобы она училась на дневном.
Тебя белковой пищей надо было кормить. И куриные сердечки это было самое дешёвое, что можно было купить. Каждый день скармливала тебе по сердечку
Никогда не забуду те куриные сердечки! Я была уверена, что эти сердечки живут теперь во мне, наравне с моим собственным сердцем. И я была счастлива, что теперь у меня не одно сердце а много сердец. И я смогу МНОГО ЛЮБИТЬ! Это было таким счастьем
Я уже много кого любила: бабушку и маму, далёкого отца, которого мы очень ждали из какого-то дальнего края (отец был репрессирован и сидел в лагере, но этих слов при мне взрослые не произносили). Ещё я любила совершенно седую и всегда печальную тётю Сару из нашего дома, у которой единственный сын погиб на войне, любила еврейских детей, которых в Освенциме вели в газовую камеру, бабушка рассказывала о них и плакала Я очень жалела и очень любила этих детей. Но я хотела любить ещё больше!
* * *
А ещё мне нравилось слушать бабушкины рассказы про её детство! Это лучше всяких сказок.