Алрик! я спрыгнул на землю и подбежал к дружиннику.
Мертвее не бывает метательный топор едва не рассек голову пополам.
Назад! В седло, черт тебя дери! закричал мне Олаф.
В то же мгновение ему в бок воткнулся такой же топорик, и старик, охнув, повалился на землю. Кусты зашумели и затрепетали с треском кто-то ломился прямо к нам.
Ка-р-да! из зарослей выпрыгнули долговязые воины, вооруженные короткими копьями, топорами и маленькими круглыми щитами, размалеванными краской и украшенными перьями.
В неверном свете факела мелькнуло лицо раскосые глаза, длинные светлые волосы, кожа цвета миндаля Альвы! Лесные хищники и разбойники так вот, о каких «духах», наверное, говорил старейшина! Их было человек двадцать с воинственными кличами альвы набросились на нас, и закипел бой. Из рук Тира выбили факел упав в грязь, он погас, погрузив лес в непроглядную тьму; я махал мечом наугад, зато альвы видели в ночи, как кошки. Мне никогда еще не приходилось встречаться с ними знал я об этих лесных жителях только со слов отца.
Где-то в пылу схватки вскрикнул Стефан, и раздался глухой удар как будто кто-то упал с коня. Меня сбили с ног, ударив в грудь; не почувствовав боли, я вскочил на ноги, стараясь пробиться к остальным дружинникам, которые в последних отблесках факела встали вокруг раненного Олафа. Сзади меня схватили за руку чья-то сильная ладонь сжала предплечье; я вслепую ударил назад мечом, и клинок Барда напоролся на что-то мягкое, а в воздухе повис запах крови. Бой превратился в настоящую потасовку, свалку, в темноте невозможно было разобрать, где люди, а где альвы. Я получил удар кулаком по лицу и, на секунду потеряв равновесие, упал на землю. На грудь мне прыгнул альв глаза понемногу привыкали к темноте, и я разглядел, как сверкают его кошачьи глаза. Он издал вопль и занес кривой нож, метя мне в горло и вновь я смог опередить убийцу, взмахнув клинком снизу вверх; взвизгнув, альв отполз в сторону, пытаясь зажать рану на боку. Я рывком поднялся и одним взмахом поющей стали отсек ему голову. Пошарил по земле в поисках щита но, стоило его поднять, как в него впились несколько топоров. Широкая трещина расколола щит пополам пришлось бросить бесполезный теперь кусок дерева, обитый кожей.
Олаф! Бьорн! я кричал изо всех сил, напрягая глотку, но не получил ответа в уши лились только звон металла и глухие удары оружия о щиты.
Ка-р-да!
Я резко обернулся, но не успел поднять меча с воинственным криком альв ударил меня топором по шлему. Пред глазами поплыли круги, зазвенело в ушах, по лбу потекла теплая струйка крови Ноги подкосились и, пытаясь руками удержать равновесие, я упал прямо в придорожный кустарник. Все глуше и глуше звучали далекие крики Пока сознание не оставило меня.
Я не знал, сколько времени пролежал так, раскинув руки, смяв куст орешника. В глаза лился свет двух солнц, а над шумящим лесом щебетали птицы. Я со стоном попытался сесть и почувствовал, как болью обожгло голову шлем раскололся, а все лицо покрыла запекшаяся кровь. Осторожно потрогал макушку топор только чуть разрезал кожу, ничего серьезного, но удар оказался мощным. В кольчуге красовались дыры, а плечо и нога сильно ныли приглядевшись, я увидел несколько неглубоких порезов. Вероятно, после того, как меня ударили по голове, альвы решили, что мне пришел конец. Наконец, спустя несколько минут бесплодных попыток, мне удалось встать на ноги.
Олаф!
Молчание. Только какая-то птица закричала, сидя на еловой ветке.
Бьорн! Хакан!
Нет ответа. С тяжелым сердцем я, шатаясь, вышел на дорогу и снова упал на колени, увидев поле боя. Все залито кровью, кони пропали альвы, судя по следам, увели их глубоко в ельник. Повсюду лежали тела дружинников, ни один из них не шевелился, не пытался встать, не отвечал на зов. Трупы альвов пропали видимо, сородичи унесли их с собой. Я подполз к окоченевшему Алрику.
Ну же, очнись! Давай!
Бесполезно! Глаза юноши остекленели, а губы давно посинели Я метался от тела к телу, безуспешно тряся друзей и соратников за плечи.
Нет О, нет! Бьорн, вставай! Тир, ну что же ты?!
Посреди дороги я обнаружил тело Олафа с бедняги сняли кольчугу и стащили наградной меч в богатых ножнах. Лицо старика осталось таким же суровым, как и при жизни борода колыхалась на ветру, будто свитая из паутины. Утирая слезы, я оттащил всех по очереди с дороги и уложил рядом друг с другом.
Прощайте, братья, я расплакался, закрыв лицо руками.
Мрачные мысли душили, как силки, и я решил уйти как можно быстрее, чтобы оставить позади лес, альвов, смерть и горе. На дороге, где чернели лужи высохшей крови, я вонзил в утоптанную землю оружие дружинников, которое не забрал лесной народ, а рядом грудой сложил разбитые шлемы. Пусть все, кто проходят мимо, знают, что здесь лежит дружина воеводы Олафа, не знавшего поражений и страха. До сего дня. Спотыкаясь, я побрел в сторону Стохетхейма, надеясь дойти, не упав замертво от усталости, жажды и голода все припасы исчезли вместе с конями.
Так я и шел, не разбирая пути, утоляя жажду в грязных лесных прудах, от которых воняло водорослями, и поедая ягоды, рискуя отравиться ведь я не знал даже, как отличить съедобное от несъедобного. Лесные звери удивленно провожали взглядами одинокого человека, слабого, израненного, едва стоящего на ногах. Я бесчисленное количество раз падал на пыльную дорогу, ронял Барда, но снова поднимался и шел вперед, подхватив меч его бросать нельзя было ни в коем случае. Потерял меч потерял самого себя. В конце концов, я вышел из дремучего ельника и закричал от радости всего в каких-нибудь трех часах ходьбы раскинулся Стохетхейм, уютно устроившись в долине меж холмов и лесов. На улицах города царило оживление как и всегда по утрам, рынок кипел от покупателей и продавцов, кузни наполняли улицы звоном и запахом раскаленного металла, а пекарни пытались соперничать с ними ароматом свежего хлеба. Ребятня играла прямо на мощеном тротуаре, а их матери проводили свободное от домашних забот время за сплетнями и пересудами, обсуждая всех и вся в городе. Голоса утихали, когда я шел мимо едва дыша и заглядывая людям в глаза. Никто мне не помог, ничего не сказал, даже не подал руки все молча отводили взгляд, узнавая во мне юного сына конунга.
Тем временем в тронном зале царило смятение отец не находил себе места, расхаживая взад-вперед по всему дворцу. Дружина должна была явиться на рассвете, а Олаф никогда не опаздывал! Что-то случилось это точно; и Ингварр был бы куда спокойнее, если бы сам не отправил к воеводе собственного сына. Личные стражи правителя не осмеливались издать и звука, только беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Сев назад, на резной деревянный трон, Ингварр подпер голову рукой и закрыл глаза. Все чаще он начинал размышлять о том, чтобы выслать небольшой отряд навстречу дружинникам, и, если понадобится, идти до самого Инностинга. Слуга тут же подскочил с кубком, полным прекрасного вина, но Ингварр лишь раздраженно махнул рукой, прогоняя лакея. Остальная свита возбужденно перешептывалась, обсуждая, что же могло случиться с такой крупной дружиной на патрульном маршруте, когда я распахнул двери зала и вошел внутрь, подволакивая раненую ногу.
Сын! конунг вскочил с трона и помчался ко мне. Да что же вы стоите, поддержите его, кто-нибудь!
Ошеломленные слуги и стража не сдвинулись с места. Отец сам подхватил меня под руки.
Именем Бледных, сынок, что случилось? отец едва не плакал, проводя рукой по широкой ране на моей голове.
Все Все мертвы. Все до единого. Остался только я.
Как это могло произойти?
Альвы. На нас напали альвы в лесу, единственное, что мне удалось вымолвить.
Сознание снова милосердно улетучилось вдаль, и я обмяк в руках отца. В замок ворвались мать и дядя Сверр; колдун уже готовил волшебные пульты и целебные травы.
Глава третья
Фрагмент электронного письма исполнительному директору компании «Доступная Вселенная» от общества по защите прав человека: «Уважаемый В. Е. Берг, уведомляем Вас, что постановлением суда от 12.03.2251 в ближайшее время будет назначена проверка Ваших лабораторий на соблюдение прав подопытных, в том числе животных. Причиной нашего обращения в международный суд стали многочисленные тревожные новости о Вашем полигоне передовой экспериментальной науки (в дальнейшем Бальдр) и подтвержденные различными источниками сведения о жестоком обращении с людьми, а также проведение Вами экспериментов, требующих письменного согласия испытуемого, что невозможно ввиду неразвитости общества, из которого отбираются кандидаты».
Времена изменились. Теперь, чтобы исполнить волю богов, требовалось немалое терпение и смелость некоторые колдуны добровольно отдавали пульты, отказываясь от магических сил, лишь бы только не ходить в отдаленные селения. Сверр все чаще хмурился и запирался в хижине, а я никак не мог понять, почему. Пять лет улетучились вдаль, просочились, как песок сквозь пальцы. Через два месяца меня ожидала встреча с Бледными у великого Оракула; к счастью, я уже решил, что избрал верный путь. Меч и щит, да резной трон вот, что меня ждет в будущем. Несмотря на долгий срок, мои душевные раны от того судьбоносного боя в лесах так и не затянулись, и лишь недавно я перестал видеть во сне погибших товарищей. Отец, как только смог, отправил на поиски тел отдельный отряд, вооруженный до зубов на случай нового нападения; лесные звери успели обглодать тела, но бренные кости Олафа и его дружинников предали почетному захоронению. Пять лет беспрерывных тренировок и достойной службы выковали из меня отважного воина, и народ Стохетхейма теперь знал меня как Верманда Сурового, сына конунга, самого верного его воеводу. Меня удостоили собственной дружины пусть пока и немногочисленной. Это огромная честь история знала очень мало примеров, когда воеводами становились в столь юном возрасте. Всего двадцать два года, а убеленные сединами ветераны готовы идти под моими знаменами в бой.