Штудер отпил свой кофе, мысленно проклиная Маделина, приправившего горячий напиток слишком большой дозой рома; затем он поднял взгляд и ответил, тоже по-французски:
Швейцарская полиция не занимается семейными делами. Чтобы иметь возможность Вам помочь, я должен знать, о чем идет речь.
Это длинная история, ответил отец Маттиас, и мне не так просто решиться ее вам рассказать, потому что все вы он сделал круговое движение рукой будете смеяться надо мной.
Годофрей вежливо запротестовал своим попугайным голосом. Он назвал монаха «Отец мой», что для Штудера, по понятным причинам, выглядело в высшей степени комично. Он рассмеялся в усы, потом фыркнул, поднося ко рту полную чашку, но подавил фырканье, чтобы не вызвать недовольство остальных, и перевел его в дутье как будто он хотел остудить горячий кофе.
Вам доводилось когда-нибудь, спросил отец Маттиас, иметь дело с ясновидящими?
Гадание на картах? Магический кристалл? Телепатия? Чтение мыслей? Годофрей монотонно перечислял варианты, как литанию.
Я вижу, Вы в курсе дела. Вы часто сталкивались с такими вещами?
Годофрей кивнул. Маделин покачал головой, а Штудер коротко обронил:
Шарлатанство.
Отец Маттиас услышал последнее слово. Его глаза были направлены вдаль даль здесь в маленькой кофейне была стойкой со стоящим на ней блестящим перколятором. Хозяин сидел за стойкой, сложа руки на животе, и храпел. Четверо за столом были его единственными посетителями. Жизнь в его кофейне начиналась только около двух часов пополудни, когда прибывали первые тележки с тепличными овощами.
Я хотел бы, сказал священник, рассказать Вам историю о маленьком пророке, ясновидце, если хотите, так как этот ясновидец повинен в том, что я нахожусь здесь, вместо того, чтобы добиваться должности на юге Марокко и служить там мессу для заблудших овечек Иностранного Легиона.
Вы знаете, где находится Геривилль? На обратной стороне Луны, говоря точнее, в Алжире, на плоскогорье, тысяча семьсот метров над уровнем моря, как об этом гласит надпись на камне, стоящем посреди казарменного двора. До ближайшей железнодорожной станции 140 километров. Здоровый воздух, вот из-за него-то приор и послал меня туда в сентябре прошлого года, поскольку у меня слабые легкие. Это маленький городишко, этот Геривилль; французов там немного, население в основном составляют арабы и спаниолы. От арабов многого не добьешься, их не так то просто обратить. Правда, они посылали ко мне своих детей, то есть, они не возражали, чтобы малыши ко мне приходили
Там наверху также находится батальон Иностранного Легиона. Легионеры иногда заглядывали ко мне: мой предшественник основал библиотеку и они приходили: капралы, сержанты, иногда даже рядовые солдаты, брали книги или курили мой табак. Иногда кто-то из моих посетителей чувствовал потребность исповедаться. Странные вещи происходят в душах этих людей, считающих легион человеческой помойкой, включая откровения, которые выше их понимания.
Итак, однажды вечером ко мне пришел капрал, ростом он был еще меньше, чем я, лицо похоже на лицо искалеченного ребенка, печальное и старое. Его звали Коллани; он, запинаясь, начал лихорадочно говорить. Это не была настоящая церковная исповедь, которую произносит человек, но, скорее, монолог, разговор с самим собой. Все, что он говорил о душе, не имеет отношения к моей истории. Он говорил довольно долго, примерно полчаса. Уже наступил вечер и зеленоватые сумерки заполнили комнату; они исходили из осеннего неба, которое там иногда окрашивается в удивительные причудливые цвета.
Штудер сидел, подперев щеку рукой, и так напряженно слушал рассказ, что не замечал, как его левый глаз зло искривился и выглядел косым, как у китайца.
Плоскогорье!.. Огромные равнины!.. Зеленый вечерний свет!.. Солдат, который пришел, чтобы исповедаться!..
Все это было так непохоже на то, что происходило ежедневно здесь! Иностранный Легион! Вахмистр вспомнил, как однажды он тоже хотел вступить в армию; ему было тогда 20 лет и он поссорился с отцом Но тогда он чтобы не огорчать мать остался в Швейцарии, сделал карьеру, дослужившись до комиссара в Бернской полиции.
А потом случилась эта банковская история, на которой он прогорел. И тогда у него снова появилось желание все бросить и уехать. Но к этому времени у него уже были жена и дочь и поэтому он снова отказался от своего плана. Только в нем все еще дремала тоска о бескрайних равнинах, о пустыне, о битвах. И вот появился этот священник и снова разбередил душу.
Он говорил довольно долго, этот капрал. В своей желтовато-зеленой шинели он выглядел как замученный хамелеон. Потом он замолчал на какое-то время; я уже хотел встать и отпустить его со словами утешения, как вдруг он снова заговорил сильно изменившимся голосом, звучащим сурово и глубоко, так, как если бы за него говорил кто-то другой, и голос показался мне странно знакомым:
Почему Мамаду взял простыню с кровати и засунул ее под свой плащ? Ах, он хочет продать ее в городе, подлая собака! Я отвечаю за белье. Теперь он спускается по лестнице, идет через двор к ограде. Конечно, он не осмелится пройти мимо охраны. А у ограды его будет ждать Билли и возьмет у него простыню. Куда пойдет Билли? Ага! Он побежит на маленькую улочку к еврею Он продаст простыню за дуро
Дуро, объяснил Маделин, это пятифранковая серебряная монета.
Спасибо, сказал отец Маттиас и замолчал. Он опустил руки под стол, повозился со своей рясой, в которой, по-видимому, где-то был глубокий карман, и вытащил из него носовой платок, лупу, четки, красное портмоне из плетеной кожи, и наконец, жестянку с нюхательным табаком. Из нее он взял порядочную щепотку. Потом он втянул табак носом очень громко, с таким рокотом, что сидевший за стойкой трактирщик вздрогнул, а священник продолжал:
Я говорю бедняге: «Коллани! Проснитесь, капрал! Вы бредите!» но он продолжал бормотать: «Я научу вас ценить военную собственность! Завтра вы будете иметь дело с Коллани!» Тут я схватил капрала за плечо и основательно его встряхнул, поскольку мне стало не по себе. Он действительно проснулся и стал удивленно осматриваться
Осознаете ли Вы, что Вы мне сейчас рассказали? спросил я.
Конечно, ответил Коллани. И повторил мне то, что он в трансе так называют это состояние?
Да, да, поспешно вставил Годофрей.
что он рассказал мне в трансе. На этом он распрощался. На следующее утро очень ясное сентябрьское утро, так что вдали были отчетливо видны солончаки, словно сверкающие большие соляные озера, в восемь часов я вышел из дома и столкнулся с Коллани, которого сопровождали квартирмейстер и капитан. Капитан Пулетт поведал мне, что, по словам Коллани, в батальоне с некоторых пор стали пропадать простыни. И Коллани знал воров и укрывателей. Воров уже арестовали, теперь дело было за укрывателями. Коллани выглядел как водоискатель, только без магического прута. Oн был в полном сознании, но eго глаза неподвижно застыли на его лице. И он механически двигался вперед
Я больше не буду вас утомлять. У еврея, который торговал луком, инжиром и финиками в маленькой лавке, мы нашли четыре простыни на дне ящика с апельсинами Мамаду был негр из четвертой роты батальона, он признал кражу. Билли, рыжий бельгиец, сначала все отрицал, но потом сознался тоже.
После этой истории Коллани стали называть не иначе как ясновидящий капрал, а врач батальона Анатоль Антакузен устроил для него исследовательские сеансы: двигающиеся столы, самописцы короче, применял к нему весь этот непостижимый вздор, который используют спиритисты, не думая об опасности, которую они представляют для испытуемого.
Вы, вероятно, недоумеваете, зачем я рассказываю вам эту длинную историю Только, чтобы показать вам, почему я не мог остаться безразличным, когда Коллани одной неделей позже рассказал мне нечто, что касалось меня меня лично.
Было двадцать восьмое сентября. Вторник.
Отец Маттиас помолчал, закрыл глаза рукой и продолжил:
Пришел Коллани. Я, как велит мой долг священника, заклинал его оставить дьявольские эксперименты. Но он был непоколебим. Внезапно его взгляд стал пустым, веки наполовину закрыли глаза, губы приоткрылись в неприятной насмешливой улыбке, так что стали видны желтые зубы, и он заговорил голосом, который показался мне странно знакомым: «Привет, Маттиас, как дела?» Это был голос моего брата, моего брата, который умер пятнадцать лет тому назад!
Трое мужчин, сидевших за столом в маленькой кофейне при Парижском центральном рынке, молча слушали этот рассказ. Комиссар Маделин едва заметно улыбался, как улыбаются неудачной шутке. У Штудера подрагивали усы, и причину этой дрожи было трудно истолковать Только Годофрей постарался смягчить неловкую неправдоподобность рассказа. Он проронил:
Да-а! Время от времени нам приходится сталкиваться с привидениями