Да-а! Время от времени нам приходится сталкиваться с привидениями
Это прозвучало очень глубокомысленно. Отец Маттиас продолжал очень тихо:
Чужой и в то же время такой близкий мне голос звучал из уст ясновидящего капрала
Усы Штудера продолжали дрожать, он склонился к столу Тон последней фразы! Она прозвучала фальшиво, напыщенно, наигранно! Бернский вахмистр взглянул на Маделина. Костлявое лицо француза было слегка искажено. Комиссар тоже почувствовал фальшь! Он поднял руку, мягко положил ее на стол:
Дайте ему договорить! Не прерывайте! И Штудер кивнул. Он понял.
Привет, Маттиас! Ты еще узнаешь меня? Ты думал, что я умер? Я жив! И тут я в первый раз заметил, что Коллани говорил по-немецки!
Поторопись, Маттиас, если ты хочешь спасти старух. Или я приду разделаться с ними. Они будут в В этом месте голос, который все еще не был голосом Коллани, перешел в шепот, так что я не расслышал последние слова. И потом снова громко и очень отчетливо: Ты слышишь свист? Этот свист означает смерть. Я ждал пятнадцать лет! Сначала в Базеле, потом в Берне! Одна была умна, она видела меня насквозь, ее я оставлю себе. Вторая плохо воспитала мою дочь. За это она должна поплатиться. Смех и затем голос замолчал. На этот раз сон Коллани был настолько глубок, что я с трудом разбудил его
Наконец, его веки открылись, и он удивленно взглянул на меня. Я спросил капрала-ясновидца: «Помнишь ли ты, сын мой, что ты мне сейчас сказал?» Сначала Коллани покачал головой, потом ответил: «Я видел человека, за которым я ухаживал в Фезе пятнадцать лет назад. Он умер там от сильной лихорадки В семнадцатом году, во время мировой войны Потом я видел двух женщин. У одной была бородавка рядом с левой ноздрей Человек, там в Фезе как же его звали? Коллани потер себе лоб, он не мог вспомнить имя, а я не стал ему напоминать. Человек в Фезе дал мне письмо. Я должен был отправить его через пятнадцать лет. Я его отправил. В годовщину его смерти. Двадцатого июля. Письмо ушло, да, ушло! внезапно закричал он. Я больше не хочу иметь с этим дело! Это невыносимо. Да! он закричал еще громче, словно отвечал на упрек кого-то невидимого. Я сохранил копию. Что я должен сделать с копией?» ясновидящий капрал заломил руки. Я стал его успокаивать: «Принеси мне копию письма, сын мой. Тогда твоя совесть будет чиста. Иди! Прямо сейчас!» «Да, отец мой», проговорил Коллани, встал и пошел к двери. Я слышал, как подковки на его подошвах заскрежетали за моей дверью
И после этого я его больше не видел. Он исчез из Геривилля. Решили, что Коллани дезертировал. По приказу батальонного коменданта начали расследование дела Коллани. При этом установили, что в тот же вечер в Геривилль на машине приезжал незнакомец, который уехал той же ночью. Возможно, ясновидящий капрал уехал с ним.
Отец Маттиас замолчал. В маленькой кофейне было слышно только похрапывание толстого хозяина и мерное тиканье настенных часов
Священник отнял руки от лица. Его глаза слегка покраснели и их цвет еще больше напоминал цвет моря только теперь над водой висел туман и закрывал солнце. Старый человек, выглядевший как брюзгливый портной, посмотрел на своих слушателей. Это было нелегкой задачей решиться рассказать трем прожженным криминалистам историю с привидениями. Молчание затянулось еще на некоторое время, затем один из них, Маделин, ударил ладонью по столу. Хозяин вздрогнул.
Четыре рюмки, приказал комиссар. Он наполнил рюмки ромом и сухо произнес:
Небольшое подкрепление Вам не помешает, отец мой.
И отец Маттиас послушно осушил свою рюмку. Штудер вытащил длинный плетеный портсигар из нагрудного кармана, огорченно обнаружил, что там осталась только одна Бриссаго, зажег ее и протянул огонь Маделину, который набивал свою трубку. При этом комиссар подмигнул своему швейцарскому коллеге, намекая, что можно приступить к вопросам.
Штудер немного отодвинулся он стола, упершись локтями в бедра, сложил руки перед собой и начал спрашивать, медленно и осторожно, в то время как его глаза оставались опущенными.
Две жены? Ваш брат был многоженец?
Нет, ответил отец Маттиас, он развелся с первой женой и женился на ее сестре Жозефе.
Так, так. Развелся? повторил Штудер. Я думал, что это невозможно у католиков.
Он поднял глаза и увидел, что отец Маттиас покраснел. Краска медленно залила все его загорелое лицо, так что кожа стала странно пятнистой.
Так, так. Развелся? повторил Штудер. Я думал, что это невозможно у католиков.
Он поднял глаза и увидел, что отец Маттиас покраснел. Краска медленно залила все его загорелое лицо, так что кожа стала странно пятнистой.
Я принял католичество в восемнадцать лет, тихо проговорил отец Маттиас. После этого я не общался с моей семьей.
Кто был Ваш брат? продолжал спрашивать Штудер.
Геолог. Он занимался разведкой руд на юге Марокко. Свинец, серебро, медь. Для французского правительства. А потом он умер в Фезе.
Вы видели свидетельство о смерти?
Оно было послано второй жене в Базель. Моя племянница видела его.
Вы знакомы с племянницей?
Да. Oна живет в Париже. Ее устроил сюда секретарь моего покойного брата.
«Так, так», подумал Штудер и вытащил из сумки записную книжку это была новая книжка, переплетенная кольцами, сильно пахнувшая юфтью, рождественский подарок его жены, которую всегда раздражали его дешевые вахтенные журналы. Штудер раскрыл ее.
Дайте мне адреса Ваших обеих золовок, вежливо попросил он.
Жозефа Клеман-Хорнусс, Шпаленберг 12, Базель. Софи Хорнусс, Герехтигкайтгассе 44, Берн. Священник говорил немного задыхаясь.
И Вы действительно уверены, отец мой, что этим женщинам угрожает опасность?
Да, действительно я полагаю мое сердце предчувствует
Больше всего Штудеру хотелось сказать человеку с бородой портного: «Перестаньте говорить так напыщенно!» но он не мог этого себе позволить. Он только сказал:
Я собираюсь праздновать Новый Год здесь, в Париже, а потом ночным поездом прибуду в Базель на следующее утро. Когда Вы едете в Швейцарию?
Сегодня Сегодня ночью!
Тогда, сказал Годофрей попугайным голосом, тогда у Вас еще есть время поймать такси.
О, Боже! Да, Вы правы Но где?
Комиссар Маделин окунул кусок сахара в ром и, пососав этот «канард», oкликнул храпящего трактирщикa и приказал вызвать такси.
Тот вскочил, подбежал к двери, засунул два пальца в рот и засвистел. Свист был таким резким, что отец Маттиас зажал свои уши руками.
Когда рассказчик удалился, комиссар Маделин проворчал:
Я хотел бы знать только одно. Этот человек принимает нас за маленьких детей? Штюдере, я очень сожалею. Я думал, он расскажет что-то более важное. И его мне рекомендовали! У него есть связи, большие связи! Но он даже не оплатил свою долю! Действительно, большой ребенок!
Извините, шеф, но это не так, возразил Годофрей. Дети дружат с ангелами. А наш cвященник с ангелами не разговаривал.
Хэ? Маделин раскрыл глаза, и Штудер тоже удивленно посмотрел на супер элегантного карлика.
Но Годофрея не так-то просто было смутить.
С ангелами дружат, сказал он, только те, у кого чистая душа. Наш священник интриган. Вы еще услышите о нем! Ну а теперь, он помахал рукой хозяину, теперь мы пьем шампанское за здоровье внука нашего инспектора. И он повторил немецкие слова телеграммы на французский лад: «Маленький Шакобинек шлет привет старому Шаку» Штудер рассмеялся так, что слезы подступили к его глазам, и только после этого ответил коллегам.
Это оказалось очень кстати, что комиссар Маделин имел при себе полицейское удостоверение. В противном случае трое мужчин были бы арестованы в два часа ночи за нарушение общественного спокойствия. Штудеру взбрело в голову обучать своих спутников песне: «Парень из Бриенце», a полицейский в униформе посчитал, что Парижский бульвар в этот час неподходящее место для пения. Однако, он успокоился, когда установил профессию трех мужчин. И, таким образом, вахмистр Штудер мог продолжить передавать коллегам из Парижской криминальной полиции бернское культурное наследие. Он их учил: «Ничего нет веселее и прекраснее» дойдя до слова «Эмменталь», он получил возможность разъяснить различие между сырами Грейерцер и Эмменталь, поскольку во Франции господствует еретическое представление, что все швейцарские сыры произошли в Грэйерцерлэнде
ГЛАВА 2. Газ
После того, как вахмистр Штудер разместил свой потрепанный чемодан из свиной кожи в купе ночного скорого поезда Париж-Базель, он вернулся к окну в проходе, чтобы попрощаться с друзьями. Комиссар Маделин вытащил с охами и вздохами упакованную в газетую бумагу бутылку из кармана пальто, Годофрей протянул миску с гусиным печеночным паштетом и прошепелявил: