В это мгновение Якобу Топплеру почудилось, как будто рядом с ним раздался ясный, высокий голос старого советникa Ульриха Халлера: «Вы игроки, господа Топплеры» и он с ужасом осознал, на какой риск он шел. Поэтому он прошептал рыцарю, чтобы еще крепче связать его с собой:
Мой отец отблагодарит тебя по-царски.
На этот раз я делаю это не за плату, почти недовольно ответил Еппеляйн.
По крайней мере, прими уважение, признательность, новую одежду и коня.
Эта кляча не так уж плоха, в Ротенбургe у вас не найдется лучше, чем она. Мой плащ хорошо сохраняет тепло, он когда-то принадлежал благочестивому человеку. Сейчас у нас в христианском мире, слава святому Георгу, целых два святейших покровителя. И если получишь проклятие от одного попа, то легко получить отпущение грехов у другого. Так что жить весело! Не беспокойся, Якобле. Письма будут в Ротенбурге раньше, чем ты! С этими словами он подстегнул свою лошадь и медленно направился в лес.
Это было как раз вовремя, так как через несколько минут навстречу Якобу подъехал бургграф со свитой, а с другой стороны уже приближалась группа всадников.
Якоб Топплер со своими спутниками остался на том же месте, где его покинул рыцарь. Он спешился и велел сделать то же самое своим спутникам, чтобы это выглядело так, будто они остановились здесь на отдых.
От приближающейся конной свиты бургграфа отделился всадник и медленно подъехал к Ротенбургеру.
Вы Якоб Топплер, сын бургомистра? крикнул он звучным голосом.
Зачем спрашивать, Курт фон Зайнсхайм? Вы меня хорошо знаете, я ведь когда-то оставил на Вашем черепе отметину, чтобы Вы меня никогда не забыли, ответил Якоб Топплер.
Рыцарь прорычал яростное проклятие, и его рука схватилась за рукоятку меча, но ясный, властный голос остановил его:
Оставь свой клинок, Зайнсхайм! И Вы, молодой человек из Ротенбургa, приберегите свое красноречие и отвечайте на вопрос, как это подобает!
Говоривший тоже выехал вперед и остановился в нескольких шагах от свиты. Это был высокий, еще молодой человек, одетый в простой зеленый плащ, но все его поведение выдавало урожденного князя.
Якоб Топплер поклонился.
Вам, господин Бургграф, я не могу отказать.
В таком случае, я Вас спрашиваю: Имеете ли Вы при себе послание Вашему отцу от богемского короля Венцеля? Нам достоверно донeсли, что оно было послано с Вами.
Господин Бургграф, по какому праву Вы спрашиваете меня об этом? Мы coстоим с Вами в мире.
Цоллерн резко взглянул на Якоба своими проницательными синими глазами, и его лицо cлегкa покраснело. Затем он величественно ответил:
Я выступаю здесь как служитель моего и Вашего господина, короля Рупрехта. Я спрашиваю oт его имени. Или Вы хотите воспротивиться королю?
На Вашей стороне сила, господин Бургграф, осторожно ответил Якоб Топплер. Я был бы безумцем, если бы посмел сопротивляться Вам. Однако, я отрицаю Ваше обвинение: У меня нет того, что Вы ищете.
Бургграф испытывающе посмотрел на него.
Я хотел бы избавить Вас от позора, и не приказывать обыскать Вас как презренного вора. Можете ли Вы поклясться за Вас и всех Ваших спутников, что Вы не везете с собой ничего, что было передано Вам Венцелем, королем Богемии?
Позвольте, все же, господин Бургграф, обыскать их! прошептал Зайнсхайм и подъехал к нему ближе. Но Фридрих движением руки приказал ему молчать и ответил:
Речь Генриха Топплера острa как яд и его кровь горяча, но его клятва так же священна для него, как и для самого преданного рыцаря империи.
Благодарю Вас, господин Бургграф, за эти слова! восклинул Якоб Топплер, и его глаза радостно вспыхнули.
Можете ли Вы и хотите ли Вы поклясться? продолжал бургграф.
Якоб Топплер поднял свою руку, и, пристально глядя в глаза бургграфу, произнес клятву.
Теперь я вижу, что мы ошиблись, сказал Фридрих. Я верю Вам. Но прежде, чем Вы отправитесь дальше, хочу Вам сказать еще одно. Ваш отец писал мне, что он хотел бы поговорить со мной. Передайте ему: после Святой Пасхи я отправлюсь в Ансбах и пробуду там до Дня Вознесения нашего Господа. Он может сам решить, когда он хочет приехать. Я тогда пошлю ему письмо с нарочным.
Бургграф слегка наклонил голову в сторону сына бургомистра Ротенбургa, повернул своего коня и поскакал прочь. И прежде чем Якоб снова сел в седло, вся толпа скрылась за поворотом лесной дороги.
III
В то время как Якоб Топплер держал ответ перед бургграфом, в сердце он пообещал своему покровителю, святому Якобу, две толстыe восковыe свечи, если он счастливо выйдет из этой опасной ситуации. Теперь же, когда это было позади, он решил сделать большее пожертвование, если святой поможет доставить важные письма в руки отца. Тогда он не только поставит две свечи, но в добавок пожертвует новое бархатное одеяние для фигуры святого, стоящей в алтаре часовни Коболцеллер. Эта маленькая часовня в долине Таубера была особенно дорога ему с самого раннего детства. Там внизу в долине Таубера находился маленький замок его отца, окруженный садом из роз, необычное, похожее на голубятню сооружение, подобного которому не было нигде во Франконии и Швабии. Когда раньше вся семья весело проводила там время в окружении природы, перед тем как вечером возвратиться домой в стены города, его благочестивая мать вместе с ним и его сестрами каждый раз шла в часовню и молилась перед алтарем. С тех пор мальчик видел в святом своего особого покровителя, и Святой Якоб всегда помогал ему в больших и малых неприятностях. Как, например, в том случае, когда он вместе с другими мальчиками рвал яблоки в саду Фуксмюллера и за это мог быть строго наказан. Тогда святой после его горячей молитвы направил преследователей на неверный след. Или когда он столкнул своего самого близкого друга детства и нынешнего деверя Каспара Вернитцера в Таубер, то только с помощью Святого Якоба удалось вернуть бездыханное тело друга к жизни. Короче говоря, между ним и Святым Якобом в часовне Коболцеллер существовалa старая и очень тесная связь, и это будет совершенно естественно, если он перед въездом в город выразит свою благодарность святому в маленькой часовне.
Поэтому в получасе езды до Ротенбургa Якоб свернул c большого тракта на небольшую проселочную дорогу, чтобы объехать большую часть города. С гребня холма он направился к западу в долину Таубера. Сначала густая роща закрывала ему вид на город, однако, внезапно каменистая дорога спустилась в долину, и тогда Ротенбург раскинулся перед его глазами.
Он резко остановил лошадь, и слезы подступили к его глазам. То, что он никогда не замечал будучи мальчиком и юношей, он вдруг мгновенно почувствовал теперь, а именно: насколько чудесной и несравненно прекрасной была его родина. Он видел много на чужбине, и королевское величие Градчина, и великолепие золотой Праги, но все это померкло перед видом родного города, который стоял теперь перед его глазами.
Там внизу в долине сверкал Таубер, прозрачная, быстрая река, серебряные волны которой жизнерадостно катились над белой каменной галькой между могучими каменными глыбами. Над ним возвышался прочный каменный двойной мост, два ряда расположенных друг над другом полукруглых арок которого протянулись над водой. Мост был архитектурным чудом, удивлявшим всех, кто прибывал сюда издалека. Рядом с ним высилась мощная, твердокаменная башня, из-за зубцов которой каждого, кто захочет проникнуть в город против воли его бюргеров, подстерегала смерть. За ней прилепилась к скале маленькая часовня, где когда-то молился Якоб с матерью, часовня Святого Якоба Целлы, называемой в народе Коболцеллер. И над всем этим, высоко на горном плато на фоне ясного весеннего неба возвышался большой город с его стенами и укреплениями, оснащенными большими и маленькими башнями, крепость, равной которой не было нигде. Одно здание возвышалось над всеми, даже над городской ратушей с ее стройной башней, но это грандиозное строение все еще было сверху донизу покрыто деревянными лесами. Это была церковь Святого Якоба, строительство который началось в то время, когда власть Генриха Топплера в городе стала сильной, и теперь через 30 лет oнa все еще не была закончена. На всем городе с его белыми известковыми стенами и высокими красными черепичными крышами лежал отблеск заходящего солнца, одевающего величественную картину удивительным пурпурным мерцанием.
Поистине не без основания сравнивали возвратившиеся из святой земли пилигримы построенный на холме Ротенбург с Иерусалимом, священным городом евреев.
Якоб Топплер наклонил голову, как бы приветствуя дорогую родину. После этого он медленно поехал вниз в долину.
В то время как он стоял на коленях перед алтарем часовни, его свита осталась снаружи, чтобы защитить молящегося от неожиданного нападения. Но тем не менее он внезапно должен был прервать молитву, так как снаружи послышался стук лошадиных копыт, потом спор, который он не понял, и, наконец, каркающий голос прокричал прямо перед дверью: