Белк сразу сказал, что он не приспособлен к жизни под прямыми солнечными лучами. Надел панамку, открыл чемоданчик с фундуком и упрыгал в тень ивы с книжкой. Иногда он высовывал нос на солнце, но предпочитал все же находиться в прохладе. Фен, напротив, радостно извалялся в песке, побегал в зарослях чертополоха (он представлял себе, что это пустынные колючки), с разбега окунулся в речку и устроился обсыхать на самом освещенном и нагретом месте.
Через два часа он попросил у Белка панамку. Сделал ножом прорези для ушей и прикрыл полями покрасневший нос. Спустя еще час он стал подвигаться в сторону тени и совать туда то одну лапу, то другую. Потом забрал книжку, поставил домиком и залез в этот шалаш под страницы. Белк мирно посапывал под ивой, прикрыв на всякий случай голову лопухом.
Так один под книжкой, второй в тени они провели еще какое-то время, пока не стало вечереть.
Зашедшая к ним перед закатом тетка Ворон очень удивилась, увидев Фена посреди кухни. Он стоял взъерошенный, с растопыренными лапами и пальцами. Нос пылал. Усы и те топорщились.
«Перегрелся», догадалась тетка Ворон. Белк уже вылил на Фенька ведро воды во дворе и теперь соображал, чем еще его охладить. Фен тихо поскуливал. Тетка Ворон предложила Фену сразу ночевать в ведре с водой. И, возможно, так впервые в лесу появился бы водоплавающий Лис. Но Белк возразил, что Фен тогда переохладится и опять простынет. А Фен встрепенулся и добавил, что если долго сидеть в воде, то кожа на лапах некрасиво сморщится. «Мацерация», глубокомысленно изрек он.