А приезжая и не смотрела, и не видела, какие дивные дела вокруг неё происходить начали, переговаривалась об чём-то с подружкой. И только когда заметила, что подружка уставилась на кого-то и глаз не сводит, тоже обернулась. И увидела Кирилла. Вернее кого-то большого перед собой, заслонившего и зал, и танцоров. Она поднимала глаза, и всё никак не могла дотянуться взглядом до его лица.
Пошли, потанцуем, протянул он к ней руку.
А она не то, чтоб испугалась так ошеломлена была, что и не испугалась. Подумала только: «Да что ж он такой огромный Как танцевать с ним?»
Пойдём? опять позвал он. И она послушно шагнула к нему.
Ей невдомёк было, сколько взглядов на них сошлось. И хорошо, что не знала скраснела бы и не нашлась куда глаза девать, и ноги бы деревянными чурками сделались.
Из колонок лилась медленная мелодия, под которую топтались пары.
Сначала Кирилл молчал, смотрел на неё сверху. Чуть улыбаясь, разглядывал густые длинные ресницы, губы. Кожа у неё была чистая-чистая и нежная. И шёл от неё еле различимый удивительный аромат. Угадывался в нём запах звонкого, чуть морозного осеннего утра, когда палая листва оторочена лёгким кружевом инея; а ещё он был близок нежному аромату лугового цветка кукушкины слёзки. Цветок этот такой недотрога, букета не собрать лепестки сомнутся, хрупкий стебель переломится. Пока высокие влажные травы его хранят, он сильный, а сорвёшь он и погиб. При том благоуханием его не надышишься, до того хорошо!
Пушистые каштановые волосы, собранные на затылке синей ленточкой, спускались на спину, и Кирилл чувствовал их щекочущее прикосновение к руке. Ещё он чувствовал, как напряжена её спина и как робки ладошки, касающиеся его груди. Кирилл передвинул широкую свою ладонь вниз по спине, на тоненькую талию и чуточку привлек её к себе. Девчонка вскинула глаза, для чего ей понадобилось запрокинуть голову, и сейчас же отстранилась.
«Ишь ты, пугливая какая!» подумал Кирилл и, наклонившись, спросил:
Тебя зовут как?
Даша.
А меня Кирилл. Ты пионерка?
Н-нет, растерялась она.
А чего танцуешь по-пионерски?
Глаза её вдруг стали сердитыми и колючими точь-в-точь два серых ёжика.
Как умею, так и танцую.
Обиделась?
А чего ты
Чего?
Тискаешь! сказала она, и щёки порозовели.
Кирилл рассмеялся:
Так если я перестану сейчас тебя держать, ты ж упадёшь. Отпустить?
Девчонка только сердито взмахнула на него пушистыми своими ресницами и не нашлась, чего сказать.
Больше Кир танцевать её не приглашал, но забавлялся тем, как ей не по себе под его взглядом, и рассматривал её издали. Какое-то время погодя вышел с парнями покурить. Отошли от входа, в темноте их кружок угадывался лишь красными огоньками сигарет. Был вечер новолуния, темно по-ночному, свет из окон Дома Культуры лишь чуток разгонял ночь. Но она далеко не убегала три шага от дверей, и уже руки своей не разглядеть.
Кирилл случайно увидел, как в светлой полосе мелькнула приезжая девчонка и ускользнула в темноту. И будто чёрт его подтолкнул забавы ради не дать ей убежать незаметно. Как был в дублёнке нараспашку, без шапки, перемахнул заборчик, и, срезав дорогу, опередил её. Стоял, прислонясь к дереву на обочине, и глядел, как проступает в темноте, приближается светлое пятнышко её вязаной шапочки. Снег громко и торопливо скрипел под её сапожками. Она почти пробежала мимо, когда он окликнул:
Не страшно одной?
Девчонка вскрикнула и отпрянула в сторону.
Да что ж ты такая пугливая? не трогаясь с места, почти с досадой спросил Кирилл. Чего с подружками не пошла, если пугливая?
Они не захотели пролепетала она.
Ну, пошли, провожу.
Не надо меня провожать, запнувшись от спешки, возразила девчонка.
Пошли, ты ведь тут, небось, любой дворняжки боишься.
Наверно, он угадал, потому что девчонка на этот аргумент не нашла возражения.
Кирилл молча довёл её до ихнего домишки. Ему как-то расхотелось посмеиваться над её робостью. И почему-то вспомнилась вертихвостка Людка. Против неё Даша была совсем ребёнок, с бесхитростными, чистыми глазами.
Она шла быстро, торопясь оказаться дома и скорее избавиться от провожатого. Кирилл остановился у калитки. Девушка приостановилась только на секундочку, пробормотала: «Спасибо, что проводили», и собралась прошмыгнуть во двор, но Кирилл чуть придержал ворота.
Даш, постой ты это Ты извини, если напугал. Ты не бойся, некого у нас тут бояться, не тронет тебя никто. Честное слово.
Потом они встретились как-то днём. Кир ехал на машине, а она шла навстречу. Он посигналил и притормозил, высунулся из окна:
Привет, Дарёнка!
Здравствуйте
Кирилла смешило, что она говорит ему «вы», но он только улыбнулся.
Как дела? Двоек много нахватала?
Прищурившись от солнца, она ответила:
Свои бы лучше считали.
О! удивился Кирилл. Какие это свои?
Да хоть прошлые.
Это откуда же тебе известно про мои двойки? вкрадчиво поинтересовался Кир. Признавайся, Дарья, расспрашивала обо мне?
Вот ещё! слишком поспешно воскликнула она и покраснела.
Вот, значит, так, да? Ну, гляди, Дарья, я это учту!
С тех пор завязалось про меж них что-то знакомство не знакомство, а не миновали друг друга, чтоб не переброситься парой слов. Ясно, что всякий раз то была инициатива Кирилла. Его забавляло, как она теряется, краснеет, сердится.
А может быть, Кириллу казалось занятным, что эта девчонка не пыталась с ним кокетничать, не стреляла глазёнками. В отличие от других, она не высматривала его в кабине машины или в толпе парней у кинотеатра.
У Кира уже было достаточно опыта по части женских приёмчиков, и он безошибочно разгадывал бабьи интересы за не шибко-то хитрыми уловками. Так вот у Дарьи никакого интереса к нему не было, и все её чувства читались будто на ладони лежали. Его внимание вызывало в ней скорее досаду. И злилась она по-настоящему, а терялась от неожиданности. Нет, она не была робкой, стеснительной школьницей с косичками, могла съязвить, а то и взглядом одним так ответить на неловкую шутку Кирилла, что он потом себя же и корил: «Медведь чёртов!» И вообще, она с ним была как ёжик вмиг выставляла колючки. Кирилл даже недоумевал: чем уж так не угодил, чего она каждое его слово на штык принимает?
Ему невдомёк было, что девчонки давно поддразнивают Дарью, выпытывают, вроде как смехом: «Ты ходишь с ним что ли? Ой, да ладно тебе скромницу-то из себя строить! А то мы слепые будто! Он же тебе проходу не даёт!» А подружка предостерегает: «Ты смотри, Даш. Кирка бабник тот ещё! Ему с тобой звёздочки считать не интересно, ему другое надо. Ой, ну что ты скрытничаешь, Дашунь?! Мне-то могла бы рассказать. Ну не видела, ну и что? Ой, да так что ли не понятно?»
Дашу поначалу вроде бы не сильно это задевало. Она то смеялась на эти подначки, то отшучивалась, то мимо ушей пропускала. Но иногда всё же доставало. Почему-то неизменно раздражали её короткие реплики Алки Елецкой.
Девчонка эта училась в том же классе, и была хороша собой: высокая, зрелая, с красивыми светлыми волосами. Она знала цену своей внешности и как должное принимала восхищение подружек: «Ой, Алка! Какая же ты красивая!» Но завистливые вздохи подруг давно перестали её волновать, имелись мишени куда интереснее, и Алла с удовольствием испытывала свой арсенал многозначительных взглядов и эффектных поз, которым владела в совершенстве, была ходячим пособием «Как завлечь мужчину». Иногда она развлекалась: выбирала объект эксперимента и заявляла подружкам: «Спорим, он сегодня со мной уйдёт!» Спорить с ней никто не хотел, к тому же, нередко объектом этим оказывался дружок одной из них. Но Аллочка только посмеивалась, а выходило всё по её. Обижались на неё, злились. Только проку от этого никакого не было, привыкла девка получать желаемое. Мать у неё была не из простых прокурорша. Строга была, боялись её. А дочке единственной попустительствовала во всём, и Алка из матери верёвки вила.
К новенькой Елецкую будто тянуло что. То комплиментами её осыпала: «Ой, Дашуня, какие же у тебя глаза красивые! А фигурка! Мне бы такую!» Дарья только морщилась в ответ. А то вдруг Алочка начинала цеплять её, старалась вывести из себя, и, если это удавалось, испытывала явное удовольствие. А Дашу и в самом деле задевало, когда та роняла с небрежением: «Да что ты отнекиваешься? Слышал кое-кто, что Кирюха сказал тогда на танцах. Пошёл, говорит, отношения с новенькой налаживать. Мне так лично, больше ничего и знать не надо, жала Алка плечами. Дурному ясно, какие отношения Кирке нужны».
Все эти разговоры яйца выеденного не стоили. Но когда окружающие раз пять на дню спросят, намекнут, сообщат многозначительно, и всё на тему Кирилла, тут уж, хочешь не хочешь, а количество перейдёт в качество. И Даше это порядком надоело. Иной раз, в запале, решала, что всё ему выскажет, пусть отцепится он, наконец, от неё! Но остывала и думала а что высказывать-то? Кирилл к ней и не цепляется. И всё оставалось по-прежнему.