Он поднял её, отряхнул комбинезончик и, встав на одно колено прямо в лужу! посадил на другое Алину.
Ну-ну, нараспев зашептал он, не плачь, Алинёнок, не плачь. В жизни всякое случается
Я судорожно вздохнула кажется, даже папа услышал, поднял голову и вспомнил, что на площадке они не одни.
Это не беда, всё пройдёт. Подую и пройдёт, правда? Это, доченька, такая ерунда по сравнению с мировой революцией у нашего дедушки такая поговорка была. Царь Соломон жил такой в древности говорил, что всё пройдёт
Я сорвалась с места, не дослушав. Мутные василеостровские окна осуждающе глядели на меня, талая вода и ошмётки снега разлетались из-под каблуков. Я не плакала выла. Люди оглядывались мне вслед: вот она, чокнутая, дочь чокнутой.
Я перебежала проезжую часть в потоке машин, и они подняли пронзительный вой. «Вот дура, жить надоело», припечатал какой-то мужик, и я рассмеялась ему в лицо чокнутая же.
«Всё пройдёт, доченька» Выскочила на набережную как из воды вынырнула. Нева уже вскрылась, и по её шёлковой черноте в Балтику лениво тянулись грязные льдины. Ветер дергал меня за волосы и толкал в спину.
«Всё пройдёт, папа». Это мог быть и не он ведь я не видела его столько лет «У царя Соломона, повторяла я самой себе, было кольцо с надписью «Всё пройдёт». Интересно, он думал о том, что всё пройдёт, когда на улицах Грозного пылали «коробочки»?
Я всегда оправдывала его, ведь это мама запрещала ему приезжать и видеться со мной, но это я так считала, а он мог думать по-другому, мог просто забыть обо мне Почему у него нашлись слова утешения для Алинёнка, а для меня нет?
Морские коньки на решётке разевали рты в безмолвном крике. У меня закончилось дыхание, и я остановилась, вцепившись в перила, посреди Благовещенского моста (бабушка по привычке называла его Мостом лейтенанта Шмидта). Краны в порту молитвенно воздевали суставчатые руки. Ростральные колонны поддерживали грузную серость, в которой плыл глобус Кунсткамеры.
В конце концов, даже если у меня отнимут всё, чем я дорожу, останутся этот Остров и набрякшее от оттепели небо над ним.
Синяя папка
«Жалюзи пропускали рассеянный дневной свет, создавая в коридоре больницы приятный полумрак», эта фраза пришла Инне в голову совершенно неожиданно. Наверное, мозг учительницы литературы включил защитную функцию, чтобы не думать о том, что происходит на самом деле.
Слово «приятный» вряд ли подходило этому месту. Выхолощенный кондиционером воздух, желтые стены и, в качестве компенсации, больше похожей на насмешку, за весь этот казенный неуют, пара плохоньких репродукций Левитана.
«Над вечным покоем», вспомнила Инна название одной из картин. Вечный покой Вечный. Господи, как же страшно звучит.
Она встала, пробуя ноги на прочность, и сделала несколько неуверенных шагов в сторону поста медсестры. Желтые стены плясали перед глазами. Не упасть бы. Детей напугает
Она обернулась к ним, словно ища поддержки. Лёлька, младшая, сидела спокойно, только руки беспрестанно двигались: она стаскивала обручальное кольцо и надевала его обратно на палец. Глаза дочери казались узкими от непролитых слёз. Егор ёрзал, как в детстве, пытаясь справиться с волнением.
Инна вспомнила день, когда рассказала Андрею о том, что у них будет ребёнок. Стоял душный вечер, в окно, распахнутое во двор-колодец, влетал чей-то приглушённый смех. Андрей некоторое время смотрел на неё, как будто не понимая, а потом вдруг встал, подошёл к окну и прокричал в молочные сумерки, пахнущие сиренью: «У меня будет сын!» В ответ со двора донеслись пьяные поздравления. Это было так непохоже на ее сдержанного и стеснительного Андрея
Мы же не знаем ещё, сын или нет, смущенно бормотала Инна, пока он покрывал поцелуями её раскрасневшиеся щеки и плечи.
Я знаю, просто ответил он. И не ошибся.
«Надо напомнить Андрею об этом», подумала она, и тут же сморщилась от внезапной боли. Андрею больше ничего нельзя напомнить
Ещё пара шагов. Медсестра поднялась навстречу:
Вам нехорошо?
У неё было приветливое молодое лицо, ещё не подёрнутое равнодушием.
Нет-нет, все в порядке
Какое, к черту, в порядке? Вся жизнь разлетелась на куски. «Пошлая метафора», машинально отметила она.
Скажите, выдавила Инна, а что нам делать дальше?
Скажите, выдавила Инна, а что нам делать дальше?
Тело передадут на вскрытие, отводя глаза, отчеканила сестра, а вы можете спокойно ехать домой
Медсестре стало неловко за неуместное слово «спокойно», но Инну это нисколько не задело. Её немногое теперь могло задеть. Она отступила назад, к детям.
Я вызову такси, сказал Егор и взял мать за руку.
Её холодная ладонь целиком поместилась в его крупной и влажной пятерне. Когда-то было наоборот
Инна машинально переоделась в домашний костюм (терпеть не могла халаты) и прошла на кухню. За окнами по-осеннему стремительно темнело. Она загремела посудой. «Надо приготовить что-то простое, чтобы дети хоть немного порадовались. Макароны с сыром? Они так их любили! Сварить макароны» Она распечатала пачку, стала неловко вытряхивать содержимое в кастрюлю, и осознала, что сначала нужно вскипятить воду. Как будто разом разучилась готовить, соображать и жить. Опять пошлый оборот
Инна высыпала макароны на стол и подошла к мойке, чтобы наполнить кастрюлю водой. В раковине стояла кружка Андрея утром он опаздывал и не успел её вымыть. В восемь часов Андрей, как обычно, выпил кофе с бутербродом, в половине девятого осторожно, чтобы не разбудить жену, вышел за дверь, а в девять его «ласточка» превратилась в груду искореженного металла на кольцевой. Андрей Петрович Герасимов умер в реанимации пять часов спустя. Вот так оно и бывает, оказывается. Утром жена, а вечером вдова. Инна взяла в руки кружку. Она показалась тёплой, как будто муж только что выпустил её из рук. Наверное, её ладони были слишком холодными.
Мам, давай я приготовлю ужин, Егор вошёл неслышно, но она даже не вздрогнула.
Нет, Егорушка, спасибо. Отдохните с Лёлькой. Завтра будет тяжелый день.
Мам, я вот что подумал Надо, наверное, свидетельство о смерти баб-Кати найти и папину метрику Для кладбища.
Она посмотрела на него с благодарностью. Хоть кто-то в семье не должен терять голову.
Да, посмотри в его столе, пожалуйста. Там много всего, и все перепутано ты же знаешь папу
Я найду, ответил Егор и поспешно вышел.
Он прошёл в родительскую спальню, где в углу обломком советского кораблекрушения громоздился отцовский стол. Всё остальное в спальне кровать, шкаф, люстра, кресло было новенькое, купленное после ремонта, а этого деревянного монстра отец сохранил в память о своём отце.
Егор сел, включил настольную лампу и открыл верхний ящик: сплошные провода, батарейки, старые сотовые телефоны Дёрнул ручку второго ящика и вспомнил, что отец всегда закрывал его на замок. В седьмом классе первокурсница Марина занималась с Егором английским на дому. Папа как раз починил замочек на ящике и объяснил, что хранит в столе наличные.
Ты что, не доверяешь Марине? спросил Егор, внимательно следя за тем, как отец смазывает детали.
Нет, почему же. Но зачем провоцировать? Что называется «во избежание».
Егору не понравилась тогда отцовская улыбка виноватая и в то же время хитрая. Раньше он никогда не видел у него такой.
Встречаясь с Мариной в коридоре, папа расспрашивал об успехах сына и шутил, но, уходя из дома, не забывал повернуть ключ в замочке.
В комнату скользнула Лёлька: он уловил движение воздуха и запах лёгких цветочных духов. Она села рядом на краешек родительской кровати и, как в детстве, робко ткнулась лбом ему в плечо.
Егор любил сестру всегда, но так и не научился выражать то, что чувствовал. Лёлька, он знал, тоже любила его, но стеснялась любых проявлений нежности.
Егор положил ладонь на её растрепанные рыжеватые волосы. Вспомнилось, как в детстве мама отправила их гулять во двор, и, пока он болтал с приятелем, Лёлька упала с дерева и сломала руку. «Мама, Егор не виноват, он за мной следил, рука сама сломалась», с порога начала сестра оправдательную речь.
Егор, почему это случилось с нами?
Я не знаю, Лёль. Не знаю.
Папа же лучший, лучший Папа
Она всхлипнула.
Пашка-то когда приедет? Егор попытался отвлечь её от неприятных мыслей.
Раньше завтрашнего вечера его не отпустят у него доклад
У тебя есть я, мама и Пашка. Мы рядом, ты же знаешь.
Лёлька всегда была рядом и когда покончил с собой Севка, его лучший друг, и когда Ира не дождалась его из армии.