Неважно, что Бог сам весть, коемуждо народу и егда слать оных (не всенепременно по заслугам), притом что сами адвокаты махрового расизма являют творческую скудость на фоне заявленного родства с великими предками. Главное указать на лишения вопреки несомненным достижениям. Так сказать, пуститься во все тяжкие с голодухи, да ввиду боренья духа. Впрочем, по нынешним временам «довлеет дневи злобы своея»: все ограничивается повесткой relative deprivation, то бишь, сравнительными притязаниями или попросту «жабой» относительно раздутых амбиций или навязанных представлений о справедливости. В этой связи ближневосточные «весны» раскочегариваются скорее с жиру как и восточноевропейские «площади», в ходе коих манипулирование собаками Павлова (которые не прочь побыть таковыми ради победы клуба) мало чем отличаются от биржевых манипуляций, пирамидальных Понци-схем и форекс-риггинга: пересмотреть результаты голосования-продаж на основаниях свежераззадоренных аппетитов.
Можно было сочувствовать «велегерманской нации»: этак обгадиться могли многие, сравнившие достижения лучших с амбициями худших. Многие ли знали, что сомнительный подвиг репутационной жертвенности было уготовано повторить еще одному древлеарийскому племени, жажда-воля-похоть к власти-возвышению коего (по Ницше) реализовывалась в банальном перевесе тезоименитого клуба. Подобная рекурсия как и всякий «пирамидальный» контур обрушения, как условились выше, не должен пугать аудиторию. Особенно ту, что является референтной группой для самой себя, и расходным материалом для их непосредственных, как и удаленных, фюреров. Которые, как водится, обожают и мучеников, и фанатиков, и пыточных дел мастеров. В аду свои патриоты как и свои понятия о славе, приносимой иконными героями. И буде слава сия неотличима от репутационных издержек, то да устыдится-де всяк отвращающийся подобных идеалов (или KPI).
Да вот хотя бы как Юго-Восток. Взор, помутненный вирусом либо осколком льда, судит: рабы сии суть безумцы и тем уж повинны смерти. Не поддержав ража, не разделив ликования, предстали низшими. О, кабы только от маргиналов с психикой, расстроенной онлайн-сессиями да бдениями великопостников (то есть, «постящих» обильно и малоаппетитно), слыхал он визгливое, подкрепленное аргументацией в виде искаженного злобой того, что недавно называлось интеллигентным лицом в актуальненьком обрамлении (мода модой, а необремененность рефлексией установилась императивом): «Нет, ты не понимаешь! Они все там дауны, недоумки, недоразвитые, дефективный биоматериал их надо проволокой огородить, а само гетто предать очищающему Площадному пламени!» Но ровно то же услыхал от Дмухарского в недавнем прошлом аггела, почти мудреца, души столь же эстетской, сколь и не чуждой юмора народного, международного и даже междугородного. Этой честной натуре всегда была присуща сдвоенная крайность: девственно-маловзыскательная вера как в демократию (пусть манипулябельную), так и искусственный интеллект (даже пополам с креокретинизмом). А поскольку зарождавшиеся соцсети воплощали победу обеих (свободы слова над роскошной необходимостью мыслить, выхолощенной креативности над творческой склонностью как самоедской ответственностью за плоды), то стоит ли дивиться скорому воцарению Площади умами-сердцами вперед ее пламени пожалуй, менее реального и исторически значимого, чем самопредосуществленная eideia fixe.
Медлят, мол, присягать-кориться сильному-тираничному (но самоподверженному экзистенциальным рискам) гегемону, хозяину себяизбравого салона, посему рабы! Не определяются относительно (притом против), не носят диссоциативных идентичностей се, низшие. Ищут пребыть собой ergo непрестижны. Усматривают в категоричной деспотии самой идеи рыночной демократии некое противоречие (неавтоморфность как мета-изнанка оксюморонности), а в безальтернативности конкретно северозападной (Protestant Judaeo-Christian) версии институциональный расизм; экое бесхитростно-убогое упрощенчество! Наконец о ужас! не спешат признавать высшей ценности самореферентного отсыла к наилучшему-из-миров и гетто-на-холме, а в культурных репрессиях («поездах дружбы» и прочих просветительских миссиях) узревают признаки геноцида; тем, дескать, скорее соделываются достойными оного (как суирекуррентной изнанки)!
Юговосток вечно жалуется на недопонятость но она-де ровно зеркально-симметрична его нежеланию понимать, слышать. Вот что пытаются донести ему герои, поэты, дияспоры и прочие австрийские генштабы. А он все о фашизме Сколько можно твердить: среди нас фашистов, мол, нет мы все призываем к сознательности. Вот и «провиднык» (пусть клевещут злопыхатели, будто это купно с «нацией понад усе» не более как калька с немецкого) призывал лгать аутсайдерам и растлевать меньшинские интеллигенции в их же наилучших интересах а также с целью культивирования сочувствия к нашему пути. (В канадском оригинале и контексте исследований: «To subvert the minority intelligentsias so as to garner sympathy for our cause).
Так вот, в подобном же ключе и наилучших побуждениях наваял Шатан отщепенец востока и мост с запада на запад свой «Интернат-УнтерНет». Мораль: восток инертен и непассионарен, неукоренен и оттого отчужден. Все герои характерно апатичны. Это и не прот-, и не ант-агонисты, а позволим себе домыслить за автора (памятуя зде-опущенный посул о выводах, что ему суждено сделать из своих же слов) анагонисты, что ли. Надо думать, автору хотелось бы в это вложить укор в имманентной и даже эндемичной апатии, этакой причудливой аполитичности, что имела своей ироничной изнанкой оппортунизм анти-Площадного пошибу. В самом деле, это же так просто: чего это мы, запад, должны за них впахиваться? Нет чтоб самим взять да выгнать террористов, сепаров и себя самих «изжить из себя себя». Ну, стать собой, перестав быть «не тем» собой. Одним словом, Восток, хватит предавать BundEhr-BondEur-PundArya, iWasca/избранносвязанность и романо-германские ценности (присягу коим тебе еще предстоит принести, и помогут тебе в том, разумеется, неоязычники родноверы, добробаты и прочий цвет вика-викарианства-поттерьянства-арианства).
Тебе, Восток, еще предстоит-де вкусить плодов мудрости, если боишься гроздьев гнева. Понять, как непросто учить патриотизму за тысячи миль вдали от родины (то есть, в эпицентре западных ценностей на Западе). Оценить квинтэссенцию мысли Андмуховичей, призывающих (процитируем без купюр и ущерба смыслу) буквально «наводнить собой Европу», чтоб сей fait accompli стал для них достаточным пердимоноклем, имеющим подтолкнуть их к предоставлению нам вожделенного членства. Воспевая членство как устремление, своего рода эйдос (реализуемый в начальных формах, как-то гастарбайтерство и задомытие ввиду неиссякаемости спроса на соответствующий сервис в дряхлеющих средостениях), не стоит забывать центральную теорему диалектики патриотизма: идеал патриота урвать в забугорье, а оттуда мешать «врагам» (/инако/мыслящим) отстраивать «нацию» (клуб тако-чтущих). Отсюда, всякие эксцессы исполнителя тонут в сравнении с высокой целью, так что ни коррупция, ни озорства добробатов (чья «гуманитарная» миссия сопряжена с именованием их «заложниками» в случае пленения) не должны смущать ни адептов, ни гуру подобной Диалектики 101, дихотомии восхождения к небесам сотен (тем!), эктомии царства «воинов света».
Что же до вышеупоминаемого опуса дражайшаго Шатана (который позже снизошел до распространения «неукорененности» и на материковую часть патриотического глобуса, или атласа вселенной), то остается пожелать ему дальнейшего диалектического просветления, будь то в части отыскания корней апатии (режим военно-блокадной подвешенности чем не пыточная?) или же обретения более убедительных оснований для синдрома «никого не жаль». В последний верится с трудом: все же автор умудряется вызвать сочувствие ко всем персонажам, причем капитанов сознательности (или оппонентов апатирования) по непостижимой иронии выставляет несимпатичными, малоубедительными и едва ли способными вдохновить на перемену сознания (сверх измененных состояний, в коих сами склонны временно пребывать). Животных у него тем жальче, что и людей нарекает животными прозвищами («игуана», «хамелеон»), причем на фоне явно очеловеченных образов первых (жалостливые собаки и бдительные голуби). Он не ненавидит «апатичных» Павлуш и не воспевает самовозгонку Гейнсов. Скорее тех и этих (всех) использует. Прагматично задействует для пользы дела. Подобно Пречестному Эйбу, сквозь манжетные куртуазности провозглашавшего генеральную линию и пролагавшего маршрут для котла и ледокола демократии.