Что делать, Иван Сергеевич? Миша спрашивает.
А что тут поделаешь? Прижимайся.
Мы прижались, Миша окошко со своей стороны открыл, подходит к нам не спеша сотрудник, представляется. Вижу по нему, что предвкушает, наслаждается своей властью, попал я, что и говорить. Лицо лоснится, ещё не решил, как наказывать: либо сотку запросить, либо прав лишить.
Нарушаете! говорит Мишке холодно, и по интонации сразу ясно, что дело дрянь. Потом нагнулся, заглянул в салон, меня увидел. Тут я и заметил он всего лишь фиолетовый. Документы.
Слушай, говорю, друг, отвали. Некогда нам тут с тобой.
Да как Да как ты побагровел он и к рации потянулся, да только я ему значок свой показал. Как вы смеете? Я при исполнении
У меня нервы вдруг сдали.
Пошёл в жопу! закричал я на него. А ну пошёл в жопу!
Он отступил на два шага, но всё не уходит.
Может хоть штраф заплатите? Оформим, как другое А то как мне Что я скажу-то? Видеофиксация же
Ну всё, ты достал, я открыл дверь и сделал вид, что вылезаю.
Он быстро к машине своей пошёл, сел, махнул товарищу и они уехали.
Куда? Иван Сергеевич? Миша спрашивает.
Туда же! За закуской.
По встречке?
А что, другую дорогу видишь?
Он тронул, я ещё закурил. Еду, злюсь на себя вся работа над собой насмарку!
Батюшка со мной потом разговор имел. У нас всегда так: если накосячил, то всё через батюшку идёт.
Ты совсем что ли обалдел?! закричал он с порога. Ты что сотруднику ДПС сказал?!
Батюшка, так он же фиолетовый был! Почему мне фиолетовый указывает
Да не в этом дело! Закон уважать надо!
Стою, голову виновато опустив.
Он сердито водит ладонью по столу и смотрит в сторону. Потом успокаивается.
Ладно, бывает. И я тоже по встречке езжу, каюсь, что уж там!
И вы, батюшка?! с облегчением восклицаю я.
Бесы всё, бесы путают
***
В своей гордыне, говорит мне батюшка, ты дошёл до того, что критикуешь церковь и учишь священников, какими им надо быть! И горячо так об этом говоришь Негодуешь всё?
Негодую, батюшка, киваю я.
Сердишься?
Да.
Злишься?
Да.
Прямо возмущение тебя переполняет, когда видишь творимую другими несправедливость?
Всё так!
А что это значит?
Что? не понимаю я.
Психоанализ изучал?
Ну так, батюшка, читал немного
Так вот, чем более страстно ты негодуешь, тем более это означает, что негодуешь ты сам на себя! Потому ты так злишься на других, потому тебя так задевает чужой грех, что видишь в них себя и выступаешь против своего греха. Понял?
Понял
Так что если ещё вдруг придёт тебе в голову кого критиковать и осуждать верный знак, что это с тобой что-то не так. Сразу к себе присмотрись и всё увидишь. А то, как говорят обычно в чужом глазу и соринку заметят, а в собственном бревно не видать.
И что же мне делать?
Не судить и смиряться, вот что!
Чёрт, а самом деле, обрадовался я, всё же просто!
Ты чёрта-то не поминай! грозно прикрикнул батюшка. Если бы просто, то на Земле рай бы уже настал.
***
В кабинет зашла Ольга. У неё нет ко мне никакого дела, и поэтому она слегка нервничает.
Да? хмуро спрашиваю я, помня о епитимье.
Иван Сергеевич, ужин в силе?
Нет, Ольга. Сожалею, но у меня срочные дела.
Ясно, отвечает она как будто немного дерзко, и выходит.
Я бью ладонью по столу.
Чёрт бы побрал этого протоиерея! Чёрт бы тебя побрал!
В дверь заглядывает секретарша, Мариночка. Она фиолетовая.
Вы меня звали, Иван Сергеевич?
Я смотрю на неё некоторое время без ответа. Совсем ещё девочка, 19 лет, вместо института пошла работать к нам. Легкомысленная ужасно, постоянно со всеми флиртует, особенно со мной. Стройная фигурка в костюмчике с открытой грудью, юбка выше коленок, накрашена, волосы убраны в пучок на затылке. Не удивлюсь, если однажды она зайдёт вообще голая. Выражение лица обманчиво-наивное.
Да, наконец говорю я. Зайди.
Она заходит и вопросительно смотрит на меня.
Дверь закрой! На замок.
Она, глядя на меня, за спиной поворачивает замок.
Иди сюда!
Она подходит нерешительно и становится рядом. Я не грубо, но требовательно беру её за локоть, притягиваю, потом поворачиваю лицом к моему столу и наклоняю, она опирается на него, чтобы не упасть. Потом я закидываю её юбку, спускаю колготки вместе с трусиками, и свои штаны. Она молчит.
Меня охватывает давно позабытая страсть. Я люблю её яростно, сильно, я как будто бью её своим тазом, и стол с каждым ударом отползает к стене. Всё кончается быстро.
Иди, говорю я, натягивая штаны, и падаю в кресло. Надо отдышаться. Закуриваю. Наливаю полстакана виски, хочу нажать коммутатор, чтобы попросить льда, но тут понимаю, что лёд надо просить опять же у Мариночки, а звать её опять сразу после такого как-то неловко. Выпиваю так, и закуриваю.
Я сижу, дымлю, и пытаюсь проанализировать произошедшее. Почему мне было столь страстно, отчего мной овладело такое сладострастие, эта животная похоть? И понимаю: из-за епитимьи. Запретный плод всегда слаще. Ну а Ольге тогда чего отказал?
***
Я к новостям равнодушен. А зря. Сидел тут в кабинете. Слышу, в офисе какое-то возбуждение, сотрудники шумят. Ну и пусть, думаю, поваляют дурака. Я сам любил новости, когда делать было нечего, и совсем другая жизнь была.
Открывается дверь, заглядывает мой зам из розовых. Он смешной такой, всегда на подъёме, и любит рассуждать на интеллигентские темы, умные слова вставляет, на философов ссылается. По натуре нацист. Волосы светлые, немного вьются, глаза голубые, нос римский.
Иван, с изумлённой улыбкой говорит он, ты уже в курсе?
А что?
В США президентом всё-таки коричневого выбрали!
И смотрит на меня, ожидая реакции. А я на самом деле не очень-то удивлён. Они там к этому давно уже шли. Последние лет триста. Но чтобы у коллег не сложилось превратное мнение, озабоченно качаю головой.
Что будет теперь? спрашивает он. Как нам с ними-то дипломатию-то теперь вести?
А никак. Разрыв дипломатии, отвечаю в шутку.
Я тогда даже не подозревал, что чего прав окажусь.
***
Решил заехать в бургерную. Перекусить по-быстрому, как встарь. Ностальгия. В те времена кем я был? Нищебродом, жалким преподавателем, несчастным онанистом, не ведающим о своей избранности. Жалеть не о чем, конечно, убогие времена. Сейчас другое дело.
Но все равно жалею. О юности.
Я как зашёл, мне не по себе стало. Столики забиты все не сесть.
Ладно, думаю, я пока в автомате заказ сделаю, может и освободится где. Набрал на электронном табло бургер, крылышки, картошку по-деревенски с соусами и сок. Заказ быстро собрали, уже хорошо. Взял поднос свой смотрю, а всё как было глухо с местами, так и осталось. Никуда не примкнуться. Я походил по проходам между столиками, а гнев потихонечку нарастает. Что, не видят что ли, что перед ними небесный? Жопы подняли бы уже давно!
Смотрю, сидят двое воркуют за столиком. Между ними пустой стакан с кофе. Они явно уже здесь давно, и уходить не собираются. Он своей рукой её ручку накрыл и что-то бормочет ей со сладкой улыбкой, а она глазками хлопает, но видно, что не глупая и разговорам цену знает. Он оранж, она синяя. В общем, пользуется положением подлец.
Поели? спрашиваю.
Что?! спрашивает парень.
Ну, может освободим место другим?
Мы ещё не закончили.
Я поставил поднос на их столик, оперся двумя руками и говорю раздражённо:
А я сказал, закончили!
Он мой значок заприметил, всё понял уже. Поднялся.
Ты остаться можешь, это я ей в шутку.
Она улыбнулась в ответ, но всё же пошла с ним. У дверей он обернулся и говорит, холодно так:
Об этом узнают все! Я известный блоггер.
Я молча показываю ему фак.
***
А ты молодец, Иван! это мне батюшка говорит. Он толкает планшет и тот едет по столу ко мне. Я вижу фотографию: я на фоне бургерной показываю фак. Внизу текст: «Небесные совсем обнаглели, считают себя выше правил». И далее подробно описывается ситуация. В комментариях к тексту буря негодования, отметились и очевидцы события.
Набрал за сутки миллион просмотров. Это успех! и смотрит так пристально на меня, глаза сузил, как будто сверлит зрачками.
Я почти не дышу, ну, думаю, не обойтись ещё без одной епитими, а он ведь ещё про нарушение предыдущей не узнал!
Славы захотелось? Тщеславие? Ну что же ты молчишь? Захотел любви всенародной? Чтобы тебя как пидараса эстрадного на руках носили и во все места целовали?
Знаю по опыту, если батюшка ругается такими словами, значит, дело совсем плохо.
Батюшка, да не в этом дело тихо говорю я. Просто там очереди были и занято всё Вот я и сорвался.
То есть это не честолюбие, хочешь сказать?
Так точно, батюшка.
Ну-ка в глаза мне гляди и скажи: «Не грех честолюбия это был!» И перекрестись!