С не меньше ужаснувшей меня точностью он чувствовал приближении чей-то смерти. В мясной цех он являлся тоже за час, хотя зачастую особых приготовлений к забою не было. Однажды забивать скот не планировали, однако Василий появился в мясном цеху, когда стада выгоняли на пастбище. Тогда всем показалось, что у кота наконец-то сбились часы. Но спустя час один из валухов19 сломал передние ноги, упав с одного из мостков через Святую. Рассказывая эту историю, Федя клялся, что, когда он заносил приговоренного собственной неосторожностью барана в мясной цех, кот посмотрел на него с видом: «А ты сомневался?»
Чутью кота пытались найти рациональное объяснение. И не находили. После окотов и опоросов коту отдавали половину последа. Вторая половина доставалась Второму. После забоя вещий кот получал всякую мелочь из ливера. Можно было бы объяснить его появление личной заинтересованностью, но только если бы он приходил уже после начала процесса, а никак не за час до него. Резонно было бы предположить, что ББ посылает кота, но она таким чутьем не обладала. Доверяя своему питомцу ощущение рождения и смерти, в остальном ББ была его полноценной хозяйкой. Кот слушался ее с одного слова, уходя и приходя по ее распоряжению, как хорошо обученная собака. Вот и тогда ББ коротко скомандовала:
Место.
Кот спрыгнул со столба и отошел к дверям амбара, где его уже поджидал Второй. ББ достала нож и принялась точить его о простенький брусок, дав мне время рассмотреть себя. Она не производила какого-то особого впечатления. Обычная на вид хилая старушка, каких много. Разве что одежда ее обращала на себя внимание. Пачканный-перепачканный платок был повязан как бандана, а бесформенное платье-балахон цвета обычного хозяйственного мешка, было подвязано не менее обычной веревкой. Образ завершали густо унавоженные белые валенки в калошах, выглядывавшие из-под подола, хотя на улице был июнь не меньше двадцати в тени.
Заточив нож, ББ заткнула его за пояс, положила брусок на столб, на котором ее ранее ждал Василий, и тщательно помыла руки в ведре, поданном Германом. Надо сказать, что при забое на сычуг с некоторого времени из всех Камневых присутствовал только он. Девочки категорически не участвовали в этой процедуре. Отказался от этого и Федя, как только Герман согласился его заменить. Поэтому мое настойчивое желание увидеть забой было встречено с большим удивлением, но возражать никто не стал.
ББ меж тем вытерла руки полотенцем, висевшим на плече Германа. Отлаженность ритуала, проявлявшаяся в четкости действий обоих участников процесса, говорила о его постоянстве и едва не вывела меня из себя ввиду четырех блеющих поблизости жертв. Я с трудом сдержался, чтобы не заорать: «Какого черта вы делаете!»
ББ вошла в загон. Коротко спросила:
Поил?
Да, ответил Герман.
Еще на рассвете он напоследок вволю напоил всех четверых молоком необходимая процедура для изъятия сычуга. Малыши подошли к ББ, как подошли бы к любому другому. У меня перехватило дыхание, я вцепился в изгородь в предвкушении невиданного мной ранее ужаса, но он не наступил
ББ наклонилась к ягненку слева, протянула к его носу ладонь и что-то шепнула. После чего шагнула назад. Ягненок понюхал ее пальцы и пошел следом, почти не отрывая носа от ладони старухи. Остальные остались на месте, прижавшись друг к другу. Они продолжали блеять, в то время как шедший за ББ замолчал. Она вывела малыша на площадку у цеха, погладила по голове, затем провела рукой по шее и спине, и ягненок лег. ББ опустилась перед ним на колени и, продолжая гладить, повернула животное на бок. Так он совсем успокоился, а перед решающим действием, когда ББ взяла его за нос и открыла шею, мне и вовсе показалось, что он отключился, как будто уснул. ББ подставила под шею миску, которую заранее приготовил Герман, и достала нож. В этот момент, не выдержав, я отвернулся. Отвернулся и Герман:
Ягнята не валухи. Тут жалко, сказал он мне обратном пути.
Вдалеке, на веранде, как обычно, что-то напевала Валя. Мелкий гонял клюшкой пластиковый мячик. Забой кроликов был пределом того, что ему пока можно было видеть. Но не увидел главного и я. Только услышал:
Прости, извинилась ББ.
Следом раздался негромкий всплеск в миску хлынула кровь. ББ подождала минуту и поблагодарила:
Спасибо.
Встала с колен и направилась в загон за следующим. Но я больше не мог находиться рядом.
Прости, извинилась ББ.
Следом раздался негромкий всплеск в миску хлынула кровь. ББ подождала минуту и поблагодарила:
Спасибо.
Встала с колен и направилась в загон за следующим. Но я больше не мог находиться рядом.
Извините, бросил я и отошел в сторону.
Мельком увидел, как Герман заносит убитого ягненка в цех. Второй спешно лакал из миски свежую кровь это была его доля.
Что я чувствовал в тот момент? Сложно сказать. Странная смесь жалости и боли. Без точных определений. Какой-то хаос смыслов и ощущений. И это было явно не то, что я как теоретик и практик ненасилия ожидал. Странно, но ББ после всего того, что она сделала и продолжала делать, а на всех четверых у нее ушло не более пяти минут не вызывала у меня ненависти, будто она делала то, что должно. Бывших будто под гипнозом животных я наблюдал и позже. Они сами шли за ББ и ложились под нож. Старуха никогда не пользовалась веревкой, чтобы связать ноги. И перед каждым она извинялась, каждого благодарила. Благодарность убийцы? Нет, здесь было что-то иное, чему я до сих пор не нахожу определения. Не смерть во благо или ради еды и выживания. Иное. Более глубокое и цельное, исконно существовавшее до всех придуманных нами моралей. Одно я знаю точно, а вы, кто бы вы там ни были, можете думать все что угодно: ББ не была Злом. Не была она и Добром. Ни первое, ни второе. Она была чем-то другим, чем-то, для чего не найти слова, чем-то третьим
Но тогда я этого еще не понял и не нашел в себе силы вернуться, просидев полчаса на пристани. Даня пришла ко мне, чтобы посочувствовать.
Я понимаю Никогда не могла этого видеть. Федя и то Валя пыталась. Но ей одного раза хватило. А Герман не знаю Он с ББ больше других общается, может, все дело в этом. А я так удивилась, когда узнала, что вы хотите присутствовать Вы простите, но, знаете, нельзя по-другому. Я пробовала и искусственный сычуг, и растительный не то всё, не то. Такой вот ужас: чтобы был настоящий сыр, нужно кого-то убить. Причем убить именно такое. Таких
Ваш сыр весь на своем сычуге?
Да.
То есть в каждом кусочке сыра есть такая вот кроха?
Да. Кроха от такой крохи. Но есть.
Меня вырвало. Благо я сидел на самом краю пристани. Рвоту беспечно приняло озеро, а Даня ничего не сказала. Только принесла полотенце. Странно, но ее сыр я потом ел. Забитый при мне ягненок возникал порой перед глазами, но реакции того дня не было больше ни разу. Я будто смирился. А может, уже начал понимать то самое, третье
Когда Герман отвозил меня обратно, я увидел ББ, спускающуюся с веранды и переходящую мостик через Святую. В мешке на плече она, по всей видимости, уносила свою долю. Кот следовал за ней. Он снова не ошибся, как не ошибся и тогда, с Брюхом.
Валя и Герман сменяли друг друга у клетки свиноматки. Один в сарае, другой с Мелким в доме. И когда Валя около десяти вечера ворвалась в дом с криком:
Гера! Вася пришел!
Герман все понял без лишних слов, но попытка дозвониться до отца на этот раз ни к чему не привела. Пришлось надеяться только на себя. И на Брюхо, конечно. Только они с Валей могли ей помочь. К слову, при спокойном течении родов помощь была несущественной: присутствуй, освобождай поросят по необходимости от родовой пленки, обмывай и клади под лампочку грядку матери они сами найдут. Тех, кто спутается, нужно направить. Еще надо следить, чтобы свиноматка не придавила кого-то немудрено, под сто пятьдесят вымахала, или чего хуже не съела. У свиней и такое бывает.
Одеваясь, Герман решил взять с собой Мелкого. Не успели уложить спать. Один не заснет. Хоть и спокойный не по возрасту, но оставлять его одного в доме было все-таки не с руки. Согласившись, Валя в пять минут умело собрала младшего брата к выходу на улицу. Что там? Шерстяной свитер, валенки, тулупчик из ягненка да кроличья шапка. Все свое. Заминка возникла только у печки. Там с утра еще была натоплена из снега вода. Увидев, как Герман подхватил ведра, Мелкий взялся за свое, игрушечное, и наотрез отказался выходить на улицу безучастным. Он молча остановился у печки со своим ведерком и ждал. Натопленной воды больше не было, и Валя налила ему обычной из озера. Ее пили, не опасаясь заболеть, в любое время года. Так и пошли. Герман шел первым с двумя ведрами воды. Он освещал дорогу шахтерским налобным светодиодным фонариком. Потом с фонарем-лампой шла Валя. Она вела за руку Мелкого, несла льняные полотенца и аптечку с хирургическим инструментом на случай чего. Второй, сопровождая детей от порога, замыкал колонну.