Так что не ножи были удивительны, а поведение их владельцев. Оторопевшие местные, явно не ожидавшие подобного, замерли и стали нервно переглядываться, потеряв всякую инициативу. Окончательно выбил их из колеи Мелкий. Держа Валю за руку, он вдруг присел и взял в руки осколок кирпича. Выражение лица малыша давало однозначно понять: он бросит камень в любого, кто посмеет тронуться с места. Между тем Герман, верно оценив ситуацию и понимая, что она долго не может быть столь же благоприятной, приказал Вале, которая стояла лицом к озеру.
К лодке! Идем! Не разрываясь! Идем!
И они пошли. В шесть ног, не расцепляясь и не сводя глаз с нападавших. Местные закричали, угрожая всеми возможными цензурными и нецензурными словами. Некоторые из них наигранно бросались вперед, но быстро возвращались на место перед их носами замелькали ножи, а Мелкий бросил в сторону нападавших камень. Не попал, но сразу подобрал следующий. Так дети дошли до мостка, с которого они забрали меня в первый день. Герман прикрывал брата и сестру в одиночку взятым с каяка веслом, пока Валя не спустила каяк на воду, усадив в него Мелкого, и не села сама. После этого Герман под свист и улюлюканье толпы шагнул в лодку и оттолкнулся веслом от берега. Казалось бы, бегство. Но это была победа. На следующий день Герман и Валя Мелкого они всеми правдами и неправдами оставили дома вошли в школу под гробовое молчание местных, околачивающихся возле крыльца. Ни до, ни после они больше не пытались поставить «диких» на место.
Федя и Даня ничего не узнали. Их дети решали свои проблемы сами. Я как-то уже весной заикнулся об этой истории, но, поняв по выражению лица Вали, что невольно сдаю детей, остановился на полуслове. Зато родители знали о втором случае, и тут уже нечего было скрывать. Это был первый опорос Брюха.
Чистокровную иберийку, стоившую космических по сравнению с обычными матками денег, Федя готовил к родам с особой тщательностью. Всех предыдущих свиней он в грош не ставил перед этой, как он выражался по аналогии с «носителем языка», «носительницей хамона». Тем более что привезенный с нею хряк-соплеменник, исполнив свою функцию, вдруг под самый новый год приказал долго жить. То ли не выдержал лютых морозов (на улице было минус сорок, в сарае около нуля), то ли подхватил какую инфекцию бог весть. Так или иначе Брюхо осталась одна, и Федя ходил за ней почти вплоть до опороса как за дитем малым. Лишний раз не дышал, и чуть ли не пылинки сдувал с любимицы.
Точную дату опороса никто не знал когда покойный ибериец покрыл Брюхо, проследить не удалось. Плюс минус два дня. На этот «плюс минус» и возложили надежды, когда взрослым срочно пришлось выехать из Старцево в областной центр. Налоговики в очередной раз что-то там напутали, потеряв счета по проведенным вовремя страховым выплатам. Суммы и пени не были катастрофическими, но все же инспекторы потребовали срочного и личного присутствия обоих учредителей КФХ. А двадцатиградусный мороз и пурга превратили планируемую двенадцатичасовую поездку в тридцатишестичасовую. В довершение всех бед метель вывела из строя ряд базовых станций несколько районов области, в том числе и Полигон, остались без мобильной связи.
За детей Федя с Даней не переживали. В быту они были полностью самостоятельны. Вдвоем Валя и Герман, пусть и не без труда, но обслуживали все стада, ранней весной (дело было в начале марта) еще не столь многочисленные. Пик окотов всех мастей к тому моменту еще не пришел. Как правило, он выпадал на вторую половину марта начало апреля. Мелкий отсутствие родителей воспринимал спокойно. Капризничать, а уж тем более реветь без повода, было не в его правилах. А обеспеченность продуктами питания и дровами была многомесячной, если не годичной. Благодаря маминым урокам Валя умела готовить всё. Она не особо любила это занятие, но если надо куда денешься.
Поэтому единственным поводом для беспокойства была именно Брюхо. Обычно свиньи поросились без чьей-либо помощи. Сложные случаи были редкостью. Проблемные роды это про коз и овец. Свиньи рожали сами. Поросята без чьей-либо помощи сбивались в угол под лампочку для обогрева и вскоре принимались сосать мать. Казалось бы, о чем переживать. Но эта была Брюхо. И это был ее первый опорос.
По пути в город и по прибытии на место, пока еще была связь, Федя звонил каждый час, интересуясь состоянием свиньи. Герман подтверждал, что никаких признаков близкого опороса нет. Брюхо не «копала» пол, «грядки» ряды сосков не были четко выражены, и молока в них не было. И вообще вела она себя, как обычно. К тому же примета, обычная для всех окотов, не работала: Василий не пришел к Брюху в клетку, а мирно спал в амбаре. А он никогда не ошибался.
По пути в город и по прибытии на место, пока еще была связь, Федя звонил каждый час, интересуясь состоянием свиньи. Герман подтверждал, что никаких признаков близкого опороса нет. Брюхо не «копала» пол, «грядки» ряды сосков не были четко выражены, и молока в них не было. И вообще вела она себя, как обычно. К тому же примета, обычная для всех окотов, не работала: Василий не пришел к Брюху в клетку, а мирно спал в амбаре. А он никогда не ошибался.
Василий кот. Обычный, дворового окраса, но вислоухий, что заставляло предположить наличие в его родословной некой породы, вычислить которую, понятное дело, не представлялось возможным. Не представлялось возможным определить и его возраст, ибо с момента появления Камневых на острове он ни на грамм не изменился, застыв в шести-семи «кошачьих» годах. В этом он был похож на свою хозяйку-старуху по прозвищу ББ, которой можно было дать семьдесят семьдесят пять, но это продолжалось без малого уже десять лет. За эти годы изменилось все вокруг. Другим стал Полигон, другими стали Камневы. И только ББ и Василий никак не изменились с их первой встречи.
Кота я увидел в первый же день он был одним из встречающих на пристани. Сидя на перилах, он смерил меня скучающим взглядом и отвернулся, быстро утратив ко мне всякий интерес. На обеде кот не присутствовал и уже ввечеру я видел его переходящим по мостку через Святую на Малый Полигон. Там, в однокомнатной избушке-сторожке, край которой был виден с веранды дома, проживала ББ. С ней лично я познакомился несколькими днями позже. Гришка на вопрос об этой жительнице Полигона многозначительно промолчал, подняв палец к небу, прямо как Рафаэлевский Платон. Федя с Даней во время обеда не менее многозначительно улыбнулись. Федя пояснил.
Ее надо увидеть. Так не расскажешь.
А Даня подтвердила.
Да-да. Надо видеть.
И даже всегда серьезный Герман затянул вслед за Валей нараспев:
Бэбэ, Бэбэээ, бэбээээ
Бабушка, бабуля, бабка, бессмертная спустя год после знакомства с ней Камневых было преобразовано не то Федей, не то Германом в удобную аббревиатуру из двух ключевых слов: «бессмертная» и «бабка». Ее настоящего имени в деревне никто не знал. Никто не знал достоверно, и как долго она живет на острове и откуда там появилась. Поговаривали, что пока Полигон был полигоном, она была его сторожем. После его ликвидации старуха осталась на острове. Кормилась огородничеством и рыбалкой. Подрабатывала забойщиком скота. Денег не брала. По слухам, подобно королевской особе, она в жизни к ним не прикасалась. В качестве вознаграждения за свой труд ББ всякий раз забирала, помимо муки и соли, только головы и ливер. Иногда еще голяшки. Из всего этого мясного разнообразия она готовила няню18 и всяческие студни. О вкусовых качествах ее блюд я умолчу сам лично так и не пробовал. Что до запаха, то порой он долетал и через озеро. И меня тошнило. Гришка, напротив, облизывался и плыл к ББ просить мисочку. Иногда получал. В такие дни я на полдня уходил в лес, спасаясь от убийственного для горожанина аромата. От Гришки я узнал и то, что свиней и быков, несмотря на свой возраст, старуха укладывала с первого удара не было промахов. Коз и овец ББ забивала и вовсе не без доли необъяснимой мистики.
Спустя несколько дней после моего знакомства с Камневыми ББ резала отобранных на сычуг козлят и ягнят. Преодолев немалое отвращение и страх, я решился-таки присутствовать при этом зло, с которым я борюсь, нужно было знать в лицо. Узнав о том, что работать будет лично ББ, я еще больше укрепился в своем желании. Уж очень хотелось лично увидеть хваленое бессмертие. Герман заехал за мной, и я не без трепета сел в лодку. Предназначенных к забою козлят и ягнят я видел накануне. Их уже отделили от прочих. И, глядя ни них, я не понимал, как можно хоть пальцем тронуть этих малышей. Уже заочно я ненавидел ББ. Конечно, увиденное не изменило мои взгляды радикально, но заставило задуматься это была прежде не осознаваемая и неведомая мне в кабинетно-профессорском раю сторона жизни и смерти.
Когда мы пришли к мясному цеху, ББ еще не было на месте, но Василий уже был там. Кот обладал удивительной способностью он безошибочно чувствовал рождение и смерть. Наступление окота любой матки всех, от кроликов до коз, обозначалось появлением рядом с ней Василия не позднее чем за полчаса-час до события. Василий не ошибся ни разу.