Но не тот парнишка. Гарфилд, сказала позади Эгле.
Морось напитала её волосы, сделав резкими на фоне лица и тяжёлыми. Эгле стояла прямо и спокойно. Ворот плаща был расстёгнут. Она не носила перчатки, шарфы или шляпы, не курила сигареты и сигары, не бранилась и всё равно была похожа на детектива больше, чем сам Донован.
Любовь, произнёс Донован с придыханием, и Мартинсен хрюкнул.
Вы абсолютно правы, детектив.
Что смеюсь?
Нет, что дали определение. Ваша насмешка понятна и не вызывает у меня осуждения. Вы смущены. Вы тоже, лейтенант.
А? Мартинсен вылупился.
Его врождённые особенности не допускают грязной шелухи взросления. Мальчик любит искренне и чисто. Он ребёнок. Вам обоим неловко, потому что любовь для вас горизонтальное трение тел. Не спешите, лейтенант: я знаю, вертикальное также бывает. Вы уже забыли, как в детстве были влюблены в соседскую девчушку. Что чувствовали к ней.
Я помню. Её звали Белла, внезапно сказал лейтенант. Её папаша торговал подержанными автомобилями. Мы с Беллой построили в овраге дом из ржавых дверей легковушек и ловили в тамошнем ручье тритонов. Я собирал для неё одуванчики, а она готовила из них салат.
Из тритонов, друг?
Из одуванчиков.
И ты его ел? Донован ухмыльнулся.
Я ел. Давился, но лопал. Мне нравилось, как Белла смеётся.
Вы целовались? Хоть раз?
Донован, ты болван. Ну, да. Целовались. Я целовал её в щеку.
И что вы ощущали, лейтенант? спросила Эгле дружелюбно.
Гордость, наверное. Солнце.
А потом наступил пубертат. И ты бахнул, солнышко. Уродливой сверхновой. Прыщавой и читающей похабные журнальчики
Болван три раза! Ну, а сам так не делал?
Я, начал Донован было. Я
Загудело и заклокотало мотором: неотложка выезжала со двора, распугивая праздных зевак. Эгле оглянулась.
Детектив Донован, она закрыла тему очень вовремя. Я обратила внимание, но и вы, конечно, видели. Рана Кожа не стёсана тем характерным образом, который бывает при ударе сверху вниз или же снизу вверх. Убийца примерно одного роста с жертвой.
Какого роста Дрейк? спросил в никуда Донован.
Да нет, наш парень высокий, старуха пожевала губами. Одно время он работал маляром. До того, как выгнали из бригады за драку. Красил в парке забор в высоту тот два с лишним метра и не пользовался лестницей при этом. А как нам что подладить вечно сто отговорок. Дед! она заорала так громко, что Донован непроизвольно вздрогнул. Эй, дед! Поди сюда!
Сгорбленный старик с громоздким слуховым аппаратом высунулся из сарая и чихнул.
Дед! бабка Дрейка сурово упёрла колбасообразные толстые руки в бока. Дрейк натворил опять что-то, скотина. Говорите прямо, мистер офицер. Въехал в чью-то машину? Он не должен был вернуться сейчас.
Откуда? Донован насторожился.
Бабка Дрейка зафыркала.
Да он же на слёте в пустыне. Ну, знаете, их байкерское сборище Палатки, пиво, песни под гитару. У парня есть приятели чего тут необычного, мистер
Детектив, поправил Донован. Ваш внук, миссис Грейхарт, подозревается в убийстве человека.
Октябрь завернул всё в туман. Двор скрылся в пелене сырого и жемчужного, и деревья за домом торчали, как призраки. Мистер Грейхарт, привычный, видно, к выкрутасам Дрейка, не отреагировал на звучное воззвание супруги: вновь скрылся в сарае и чем-то задребезжал. Эгле смотрела на сбитый из разноцветных досок сарай с интересом. Туман весомо, ощутимо пах дымным чадом от фабрики, холодом, перегнивающей подстилкой листьев. Под ногами чавкало. В грязи, в которую превратилась земля, не наблюдалось свежих отпечатков шин лишь смутные и растоптанные.
Что? охнула миссис Грейхарт.
Позвольте, мы пройдём в дом, произнёс Донован.
Что? переспросила женщина. Ах, да-да
Идите, сказала Эгле Доновану. А я
Старик туг на ухо. Особо всё же не ори: излишнее внимание соседей ни к чему.
Конечно. Я вовсе не буду орать, детектив Донован.
Миссис Грейхарт тупо, по-совиному моргала.
Хулиган он, пробормотала она. Но чтобы так Невозможно!
Донован поднялся по ступенькам на крыльцо. В стекле входной двери на тёмном фоне занавески три трещины, облезлая старая рама он увидел себя.
Такого же нервного, как парикмахер.
Такого же нервного, как парикмахер.
Миссис Грейхарт села на продавленный диван. Морщинистое круглое лицо было изумлённым и испуганным. Командирский ореол сошёл, оставив просто пожилую женщину.
Подозревается, повторил Донован. Пока не обвиняется.
Прокуренные, видно, стариком Грейхартом серые обои выцвели. Ряд фотографий в тонких рамах являл процесс взросления подозреваемого Дрейка: вот мальчик, улыбающийся полубеззубой улыбкой, вот юноша-подросток с красными прыщами и тяжёлым взглядом, вот высоченный парень-байкер в чёрной коже и облаках сигаретного дыма. Дрейка ждала не слишком отличимая от неопрятных неряшливых предков судьба: грузная, задёрганная бытом жена, пиво перед телевизором вечером, фабричная унылая работа, шлепки и затрещины детям. Донован поискал и родителей парня и не нашёл. Совершенно.
А где достопочтимые отец и мать?
Слегка оправившаяся бабка прыщавого байкера хмыкнула.
Не здесь. На кладбище.
Однако, сказал Донован. При этом всём они не заслужили памяти?
А это уже не официальный допрос.
Часы над камином занудливо, хрипяще тикали. Появившийся откуда-то кот вспрыгнул на колючее покрывало дивана. Он забрался на колени к хозяйке и уставился на Донована жёлтым глазом. Второй глаз отсутствовал. Чёрные коты то ли к беде, то ли к удаче.
Вы знаете девушку по имени Алиша Корморан?
Да, знаю. Дрейк гулял с ней. Она работает официанткой.
Работала, миссис Грейхарт. Алишу Корморан убили.
И вы приехали по душу её экс-приятеля. Логично. Но, миссис Грейхарт как будто успокоилась, Дрейка нет в городе, детектив! От пустыни до города триста миль с лишним! Его нет неделю!
Потом, возможно, спохватившись, бабка Дрейка добавила: «Бедная мисс Корморан».
Не очень вы жаловали девушку. Скажите проще: за что вы её не любили?
Какой странный вывод. Не любила? Позвольте
Вы испугались, когда я объявил об убийстве. Но личность убитой не вызвала у вас сочувствия и ужаса. Так в чём же дело?
Кот, нюхавший воздух, оскалился и зашипел.
А вас не любят кошки, вздохнула миссис Грейхарт.
Я пахну оружием. Это тоже логично.
Да старуха прикрыла глаза. Я не любила. Не выносила. Я имела право, её голос опустился до шёпота. Дрейк мой единственный внук. Он хулиган, но он моя кровинка
Он звал Алишу замуж. И вы не хотели её видеть в семье.
Да что вы, детектив, миссис Грейхарт отмахнулась. Она на него вешалась, словно репей. Она хотела свадьбу приезжая дворняжка. Дрейк бросил её. Правильно сделал.
Кот заорал протяжно и громко, как будто его оскорбили.
Дом гордых коренных обитателей пригорода не мог претендовать на звание хорошего наследства. Он весь рассохся и ссутулился. Вонял. Остатками копчёной рыбы из помойного ведра, пригоревшим, с мерзким луком омлетом, пылью, ветошью, прокисшей старостью. Эгле, скрипнув дверью, зашла в коридор, и Донован позлился: невовремя. Хотя, конечно, присутствие женщины слегка успокоило миссис Грейхарт.
Эгле, вдруг решил Донован. Побеседуй-ка.
Он вышел на улицу, и чёрный кот, промчавшись пулей под ногами, исчез за разноцветным сараем, где грохотал полуглухой старик. Груды железных листов у стены казались наворованными, а трудолюбие мистера Грейхарта чуть преувеличенным. Донован, чавкая по осенней грязи и запахивая на ходу пальто, приблизился к провалу двери. Внутри ярко горела оранжевым лампочка.
Старик Грейхарт чинил обтрёпанное кресло. Багровая обивка протёрлась и местами встопорщилась, прорвавшись от усиленного пользования. В кресле перебывало немало седалищ: они громоздились в него в ожидании бейсбольного матча, тупой сальной комедии, орущего до хрипоты ток-шоу. Обитатели кладбища, родители Дрейка, вероятно, тоже там сиживали. Ящики и полки с грудой хлама неопрятно темнели за горбатой спиной. Грейхарт увидел на пороге тень Донована. Вряд ли услышал, как детектив хмыкнул. Но повернулся с готовностью.
Это ваше хобби? громко спросил Донован.
С нашей жизнью необходимость, хрипло ответил старик.
Обвисшее унылое лицо его пятнал коричневым пигмент. Грейхарт пошамкал ртом, будто жуя. Вставная челюсть, определил Донован. Попытка старика реанимировать кресло напоминала тянущееся в никуда утверждение. «У дома есть хозяин», или «я всё ещё хозяин», или «и беззубый старый пес рычит». Донован кивнул.