Почему? удивилась девушка с соломенными волосами.
Работа такая.
Вы спасатель, что ли?
Я нервно закашлялся. Неожиданный фортель, однако. Главное, попала близко, но как-то наизнанку.
Ну как бы наоборот. Военный, уклончиво ответил я.
Тогда удачи! просто и буднично пожелала Аня.
Я как-то криво кивнул безо всякой улыбки и пошел к машине.
Постойте! вдруг тихонько крикнула мне в спину девушка.
Она же не знала, что я уже, можно сказать, считал шаги. Дойти, забраться, протиснуться внутрь. Развалиться на заднем сидении. И тут же, без всяких там зеваний и сворачиваний в клубок, впасть в спасительную кому без сновидений. Поэтому я устало поморщился, остановился и, не оборачиваясь, спросил:
Что-нибудь еще?
Я ж с детства джентльмен. Я даже на работе джентльмен. Я генеральшу одну стрелял, так не в голову, а в грудь. Потому что когда мадам лежит в гробу с половиной черепа, а вторая где-то в полиэтиленовом пакете, это ее бесконечно унижает, как бы ей ни было при этом глубоко насрать.
Я просто хотела сказать
Мялась, подбирала слова девочка, не находила, заново да сызнова распутывала веревочку.
Я просто хотела
А где смысл? А где, кто, когда его сразу видит? Кожа чует быстрее, чем ты это все у себя в голове нарисуешь да раскрасишь. Да говори ты, чудо чудное, я ломаюсь!
Вот когда ты долго никому не нужна
Нашла, что ли, за что потянуть?
Ладно, пусть поговорит. Может, ей уже недолго разговаривать кто его знает, как там у них на шоу дела пойдут? Может, ее уже завтра не будет в живых! Пусть поговорит, могу послушать недолго, хотя сил уже нет совсем Девочка судорожно перевела дыхание, проглотила что-то несуществующее во рту это придало ей решительности.
И она быстро заговорила о том, что когда ты долго никому не нужна, то уже и не страшно, и что ты невидимкой становишься. Просто идешь на работу сквозь толпу, и тебя в ней не видно, не слышно и не заметно. И когда обратно идешь то же самое, не видно. А можно как-нибудь утром встать и не пойти на работу. И ничего не изменится. Спохватятся только к вечеру. Не потому, что ты нужна. А потому что нужна, немного совсем, чуть-чуть твоя работа. А ты не нужна. Ты никогда не была нужна. Никому. И в какой-то момент ты понимаешь, что это разумно и логично когда тебя не замечают. А потом ты лежишь три дня, не вставая, а телефон молчит. Оба телефона молчат и сотовый тоже. На четвертый день тебе звонят, ты думаешь, что с работы, а это ошиблись номером. То есть, кто-то был нужен, но не ты. И ты по ночам сидишь на «жизни точка нет», и вдруг среди этой неоновой, светящейся, искусственной, мертвой толпы видишь человека, которому ты, именно ты, понадобилась. Сначала он один, потом их двое, потом тебя приглашают, и ты идешь. Потому что скоро конец месяца, и надо будет заплатить за квартиру, за Интернет, за свет, за горячую воду, за право жить в этой квартире и за право хоть что-то делать, хотя ты никому не нужна. А тебе совсем неохота платить за то, чтобы просто-напросто жить. Это не жалко, но это незачем. Не для кого. А для себя давно уже не надо
Я так замерзла А вот вы меня погладили!
Я посмотрел вверх, в темнеющее фиолетовое небо и вдруг вспомнил Анины глаза.
Все? спросил я, не оборачиваясь.
Все, выдохнула девушка, умирая от собственной смелости.
Всего доброго! мягко сказал я и пошел, почти побежал к микроавтобусу. Спать, спать! С физиологией не спорят. В микрике уже сидел дезертир, мать его, и с укоризной смотрел на меня с видом, дескать, я ему все на свете задерживаю. Шофер тоже, скорее всего, меня не жаловал, но виду не подавал.
Сорри, дежурно бросил я без всяких угрызений совести и добавил, все, поехали. Слушай, командир, есть таблетка от головы?
В аптечке глянь, она там, сзади болтается, посоветовал шофер, широко, по-русски разворачивая японскую колымагу.
Сильно качнуло.
Я ударился лбом об потолочную импортную хреновину, обшарил салон, и обнаружил аптечку под автоальбомом с картинками. В ней, как водится, не было ничего ценного. Только жгут, два гондона, и безымянные витаминки россыпью. Хорошо хоть бинт с йодом еще завалялся.
Не-а! покачал головой я и запихал коробку с красным крестом туда, откуда взял.
Ну, нет значит нет. А были! Может, коньячку сто грамм?
А есть? спросил я, не столько обрадовавшись, сколько удивившись. Водители обычно не раздают алкоголь кому попало.
Есть, томно произнес водитель, пошуршал где-то у себя в бардачке и передал серебристую фляжку.
Ну сто не сто, а граммов семьдесят там точно было. Я приложился, и все это коричневое питье потекло мне в глотку, щедро обжигая золотыми искрами. Сейчас, сейчас. Сейчас будет красиво и комфортабельно. База отдыха, девки нет, сначала поспать, а потом девки шезлонг с чистым белоснежным полотенцем, запах воды. Дыня сладким холодным соком плачет, острейшим ножом разрезанная. Баня с можжевельником. Шашлычок. Но сначала, конечно, сон. Развалившись, расплескиваясь, растекаясь, я стал пропадать из этого мира. Головой в омут. Темная каряя вода без сновидений. Плеск речного прибоя. Ласково, легко, бездумно Еще немного и ночь. Еще вот капельку и совсем утону-у-у
И вдруг я резко открыл глаза.
Сеня!
Сеня знал, где я обычно отдыхаю. Он и сам там был не раз. А если его взяли? То ведь мне туда нельзя! А если не поймали и только следят, то тем более нельзя! В любом случае нельзя никуда звонить, нельзя никого искать, нельзя ничем и никем интересоваться. Нельзя домой, вообще в город нельзя, нельзя на вокзал, нельзя в аэропорт. По крайней мере недели две, пока все не утихнет. И еще неизвестно утихнет ли. Коньяк, спасибо его хозяину, моментально убрал боль, но он же принес и железное понимание ситуации.
Вкратце, емко и интеллигентно ее можно было описать словом «жопа» с двумя «п», при этом ни капли не преувеличивая. Это если включить мозг.
А если им не пользоваться, все равно то же самое, только ярче. Лихорадочно проворачивая в голове варианты, я сел, можно сказать, по стойке «смирно» и заодно стал подсчитывать пульс. Пять, десять В городе я сейчас наделаю немереное количество ошибок. Я устал как, я не знаю, нерестовая рыба! Двадцать, двадцать пять Снижено внимание, скорость нервных процессов на нуле. Сколько я еще пробегу на взводе, под лай своих призрачных псов? Сколько еще смогу себя контролировать? Я не стайер, я спринтер. Мне нельзя перегреваться. Тридцать, сорок
Между тем, синий «Крузер» уже покидал бетонную степь-да-степь-кругом. Съехав с последней плиты, автомобиль дал крена, изящно поклонился, выровнялся и, мирно шурша шинами, поехал к трассе. Еще двадцать метров и асфальт. Я оглянулся и в трясущемся заднем стекле увидел, что фуру бравые молодцы в форме основательно и со знанием дела закрывают. У них тоже была жопа, но с одной «п» и с моей ситуацией, конечно, несравнимая. Им всего лишь надо выезжать, а потом в кромешной ночи при свете блядских пионерских костров переправляться через какие-то реки или проливы, или что там у них?
Нет, ну почему сегодня такая непруха? Почему я не попал на заседание каких-нибудь религиозных фанатиков, или любителей здорового образа жизни, или, ну хрен с ним, пусть бы кастинг, но на какую-нибудь там свиноферму звезд? Почему самоубийцы? В конце концов за что, что я такого ужасного сделал? Убрал клиента? Да он фактически сам себя застрелил!
Так. Есть варианты? Затухающая мысль извернулась и напоследок ярко сверкнула.
Сложных решений прямо сейчас нет. Но есть простое. Я могу сейчас просто заснуть на несколько часов. И снизить опасность до минимума. И отдохнуть. И вернуться через недели две. И никто меня среди этих суицидников искать не будет. А выкручусь я обязательно.
И мозг что ему оставалось делать? запустился снова. Так. Формальный повод я забыл у них сотовый телефон. Нет, не пойдет, это можно было бы применить, если я все равно бы уезжал. А если остаюсь, то тогда что? Причина, причина Мне кого-то стало жалко? Нет, мне не жалко. Это вообще смешно, это мыльная опера какая-то. Мне стало стыдно? Тихо-тихо, не смеяться! Нет, не стало. Вообще, надо что-то жуткое, невменяемое, сопливое. Я жить без них теперь не могу! Без кого конкретно? Я гей и влюбился в Романа? Тьфу, блядь, нет, я не гей, а я хочу Маргариту Федоровну стоя на фоне заката! Нет, я хочу на фоне заката не ее, а Герду. Нахуй Герду. Аню! Вот. Это более логично. А зачем я ее хочу? А сердцу не прикажешь! Любовь с первого взгляда. Роман, гаденыш, в «стыдно» или «жалко» ни за что не поверит. А в «любовь» должен, он же режиссер, они все ненормальные и ловеласы заодно. И еще сказать, что такого шанса у него никогда не будет. Какого шанса? Ну, любовь мясника, киллера (ненавижу это слово), то есть, и самоубийцы. И все заснять. Шекспир, ептыть. Знать-то, что я мясник, не будет никто. Только Роман. Но он должен на это пойти, потому что ничего более вырвиглазного у него в жизни не будет. Поиграем в декаданс. Немного крови в холодной воде Как она струится по течению Пряные щупальца, клубящиеся разводы. Алые, если из артерий, и вишневые, если из вен в воде не так больно Рыбы чуют запах издалека