Кто-то обидел мою персидскую кошечку?
У Саулехи были длинные рыжие волосы. Не по-восточному тонкие, но зато густые, и из-за этого они казались пушистыми. Увидев ее впервые, когда они знакомились по видеосвязи, Митька сразу заявил, что она похожа на его персидскую кошку.
Никто не обидел, начала было Сауле, но осеклась. Серик этот пристал То она его узнать должна, то вспомнить. Благодарность какую-то выдумал. Тут Остапа понесло. М-да. Это еще кто кого обидел, если в корень смотреть.
Подруга погибла, коротко бросила Сауле.
В трубке повисла пауза. Она по достоинству оценила это молчание. Выспрашивать подробности, жалеть, причитать не таков был ее Митька. Сейчас он даст ей понять, что всегда готов подставить плечо. Пусть даже за тысячи километров. А потом скажет, как ей дальше жить.
Цветуня, заговорил он тоном, каким, должно быть, привык распоряжаться медсестрами в операционной. Сейчас ты поедешь домой и ляжешь спать. Не пей сегодня больше ни глотка и не кури. Наглухо закрой все окна и шторы, чтобы было очень тихо и совсем темно. И ложись. Ты все поняла? требовательно спросил Митька.
Да, отозвалась Сауле.
Молодец. И больше не ной. Ной не ныл. И ты не ной, продолжал Митька так, словно не случилось ничего необычного. Это окончательно привело Сауле в чувство.
Целую тебя в лысину, нежно сказала она на прощанье.
Внезапно рядом скрипнули шины.
Садись, нам по пути, сказал Серик.
Аллах решил, что мне недостаточно испытаний, решила Сауле. Она взглянула на телефон. Три процента. Случись что, ее не сразу и найдут.
* * * * *
Больше всего на свете Серик боялся реплики «Вспоминаю свой». Все началось с поездки на Бали.
Бравируя перед товарищем своим натурализмом, Серик, мягко говоря, грубо грешил против истины. Стремление и дать, и взять и вашим, и нашим он ощутил с ранней (не читай вслух) юности. Если Серик и был озадачен фактом собственной бисексуальности, то длилось это не дольше, чем проходит с белых яблонь дым. Пуркуа бы и па, говорил он себе не однажды, любуясь тугим задом и мускулистыми ногами своего сверстника, и чаще даже нет. У взрослых партнеров он перенимал богатый опыт, которым после щедро делился с более юными. Одним словом, многостаночник.
Впрочем, положа руку на сердце и не только, больше и чаще удовольствия Серику дарили всё-таки леди, а не джентльмены.
Свою уникальную сексуальность а точнее, как затем показала жизнь, сексуальную уникальность Серик не скрывал. Но и не афишировал. Пока не вмешался случай.
У него зазвонил телефон.
Кто говорит? спросил отец. Серика в тот исторический момент дома не оказалось.
Это ты, мой сладкий рогалик? вкрадчиво откликнулся вежливый мужской голос. У них с сыном были удивительно похожи голоса.
Родитель Серика служил в посольстве дипломатом. Поэтому теряться не привык.
Нет, бодро ответил он. Это хозяин кондитерской.
У Серика было два сводных брата от равного же количества предыдущих браков отца. Жили они в разных районах города, а Серик жил в третьем. По этому поводу он однажды подумал: батя метит территорию.
Звонивший тотчас разъединился, оставив Серикова предка наедине с двумя главными классическими вопросами кто виноват и что делать.
Однако, молвил производитель сладкой сдобы и уселся смотреть футбол. Но это не удавалось. Его преследовала мысль о том, что все игроки делают это друг с другом, а может быть, даже с арбитром.
Лучший способ узнать ответ это задать вопрос. Отец Серика решил огорошить сына своей осведомленностью.
Пидор, многозначительно заметил он, когда вратарь любимой команды пропустил в ворота гол.
Старик пожарил себе яйца. Он сделал все, как обычно любил, но на этот раз омлет с помидорами и репчатым луком удовольствия не принес. Он вяло сунул в рот последний кусок, когда вернулся сын.
Здорово, бать, жизнерадостно воскликнул Серик. Ужинаешь? А я вот рогаликов сладких купил к чаю
Ключевое слово прозвучало как грохот канонады. Яйцо застряло в глотке.
Рогаликов, говоришь?! отец яростно покраснел и угрожающе выпалил: Я всё знаю!
С момента первого подражания Петру Ильичу Чайковскому заметьте, не в манере написания музыки, Серик был готов к тому, что сколь веревочка не вейся, а шила в мешке не утаишь. Поэтому лица не потерял, а спокойно заметил: