Кромм быстро пересёк двор и припал к щели между досками. Так и есть. Сас со своим длинным носом торчал на углу и о чём-то беседовал с бегуном, прикрывая рот полосой ткани. Пылезащитные очки болтались на его худой шее. Высокий бегун нетерпеливо приплясывал, стуча в землю тонким копьём. Бледно-синие трубочки его сусала шевелились в такт словам, глаза суетливо ворочались на стебельках по бокам от лысой головы. Он явно нервничал. Сас протянул ему серебряную монету, тускло блеснувшую на солнце. Слишком дорогая цена за сообщение, подумал Кромм и увидел, как бегун замотал головой и заплевался, что-то неразборчиво говоря и мотая глазастой головой из стороны в сторону. Наконец, он всё же взял монету, трижды ударил копьём в землю в знак того, что беседа окончена и очень быстро побежал прочь, прямо в гущу яблоневых деревьев.
Сас выглядел явно довольным. Конец тюрбана размотался и свисал вниз, обнажив его неприятную улыбку. Погонщик с видимым удовольствием потянулся и пружинисто зашагал обратно к каравану, сунув руки в карманы. Кромм привалился спиной к стене, прикидывая варианты. Итак, Сас получил сообщение. Догнать бегуна с его скоростью можно только на аэрокабе или виу-воу, но это бессмысленная затея. Обеты его народа не дадут ему сказать ни единого слова о содержании сообщения. Он лучше умрёт, но не выдаст чужой тайны даже верховному кату. Спрашивать Саса означает спугнуть его. Остаётся по-прежнему выжидать подвоха.
Сбоку раздался шорох и румяная женщина в кружевном фартуке поверх полосатого платья недовольно спросила: что вы забыли на нашем скотном дворе, патрон? Кромм не успел придумать ничего правдоподобного, поэтому ответил вопросом на вопрос: а когда будет большая стоянка? Мне бы как следует выпить, да и поспать на нормальной кровати хочется.
Женщина смягчилась: через одну станцию будет огромный постоялый двор, называется Каменная Жаба, вы наверняка задержитесь там на ночь, потому что впереди длинный перегон, миль семьдесят, животным надо будет отдохнуть.
Кромм вежливо улыбнулся и побежал к каравану, уже начинающему медленно двигаться вперёд. Он вспрыгнул на своё место, угнездился, свесив ноги и с сожалением посмотрел на бидон с сидром, покачивающийся рядом. Надо оставаться трезвым, а жаль. Зато всё складывается: скорее всего, на постоялом дворе Сас и попытается провернуть свою авантюру. Вот только бы он с собой целую армию не привёл, чтобы сладить с охраной. Кромм рефлекторно погладил рукоять полихитинового ножа, спрятанного за обшлагом. Понятия не имею, как это будет, с досадой подумал он.
Лицо мальчика вновь показалось перед ним в просвете между брезентовыми занавесями. Он с любопытством посмотрел на Кромма и громко сказал: у вас лицо, как будто вы испугались чего-то, патрон. В ту же секунду из тени прозвучал звонкий девичий голос: Люка, ты обещал не докучать незнакомым. Лицо мальчика сменилось угрюмой рожей охранника, который яростно дёрнул брезент, запахивая просвет, и красноречиво нахмурился в адрес Кромма, который собрался протянуть мальцу несколько сладких орехов.
Время снова потянулось еле-еле. Кромм успел задремать, проснуться и проголодаться. Он пошарил в котомке, нашёл сносный кусок высохшего сыра, и почти окаменевшую лепёшку. Она оказалась такой твёрдой, что ему всё-таки пришлось отвернуть с бидона толстую кожаную крышку и наплескать в дорожную чашку немного сидра, матерясь от того, что повозку качает на ходу. Кромм с некоторым сожалением потянул в себя терпкий запах и сказал: рановато я с тобой начинаю, прекрасный сидр, дар этой щедрой земли. Как бы ты меня не расквасил совсем. Повозку вновь качнуло и сидр игриво булькнул в чашке. Ну, ладно, покладисто сказал Кромм и погрузил край лепёшки в янтарный напиток, окрасивший чёрствый хлеб тёмным.
Он открыл глаза от того, что караван прекратил двигаться. На бесконечные яблоневые леса уже понемногу начали опускаться сумерки. Кромм прислушался к себе и потряс головой, но она оказалась лёгкой, сидр совершенно выветрился. Услышав радостные крики, Кромм выпрыгнул из повозки, набрасывая на плечо котомку так, чтобы потайной карман с игломётом оказался ближе к телу, и пошёл к началу каравана, вслед за охранниками, сопровождавшими серебряных колокольчиков. Мальчик Люка оглянулся на него и улыбнулся как ангел. Сестра строго одёрнула его за рукав.
К шумной ватаге молотильщиков льна приблизилась толпа встречающих родственников и всё вокруг моментально превратилось в сущий базар. В воздух взлетели ленты и конфетти, тут и там раздавался стук чокающихся глиняных кружек с сидром, громко орал младенец, из арбы под руки выгрузили толстенную старуху, которую Кромм ранее не замечал, и все собравшиеся заорали во всё горло, спрашивая матушку, как она добралась и не сильно ли трясло в дороге.
К шумной ватаге молотильщиков льна приблизилась толпа встречающих родственников и всё вокруг моментально превратилось в сущий базар. В воздух взлетели ленты и конфетти, тут и там раздавался стук чокающихся глиняных кружек с сидром, громко орал младенец, из арбы под руки выгрузили толстенную старуху, которую Кромм ранее не замечал, и все собравшиеся заорали во всё горло, спрашивая матушку, как она добралась и не сильно ли трясло в дороге.
Кромм встряхнул головой, прогоняя шум в ушах и попытался пробраться сквозь толпу. Но это оказалось невозможно. Его похлопывали по плечам, предлагали выпить, спрашивали, как дорога, осведомлялись о его имени. В эту секунду на него накатила паника, он растерянно оглянулся и увидел, как в отдалении Сас спокойно курит трубочку, привалившись к шерстистому боку ближайшего тяглуна. Кромм выдохнул и позволил шумному людскому потоку увлечь его в мигающие сотней свеч высокие ворота постоялого двора, увенчанные по бокам большими каменными фигурками жаб.
Вместе со всеми он ввалился в большой пиршественный зал, где в трёх огромных каминах полыхало оранжевое пламя. Здесь царило полнейшее столпотворение. Ор со всех сторон стоял такой, что заложило уши. Наконец, гости расселись и какой-то крупный старик взгромоздился на скамью, заорав: тихо все! Давайте успокоимся и от души поедим. И выпьем, раздался сбоку резкий бабий голос и толпа ответила дружным ржанием.
В этот момент Кромм наконец разглядел детский стол, за которым, среди прочих, сидели и серебряные колокольчики. Охрана угрюмо взирала на царящий хаос из-за стола напротив. Кромм украдкой достал игломёт, спрятал его за пазуху, встал и протиснулся мимо жующих к двери в туалет, кстати оказавшийся за спинами охраны. Он запер за собой щеколду, откинул щербатое сиденье толчка, достал игломёт и проверил заряды. Иглоприёмник был полон.
Выкрасть детей прямо из зала невозможно. Охрана не сводит с них глаз. Тяжеловесные молоты грозно лежат рядом с ней. Насколько Кромм помнил предыдущую вечеринку, в туалет детей тоже не отпускали одних. Значит, их попытаются выкрасть из кроватей. Либо учинив какую-нибудь отвлекающую подлянку, например, пожар. Но это слишком шумно. Работорговцы не ведут себя шумно. Они тихи, как летучая мышь. Кромм посмотрел на свои руки, они дрожали от напряжения. В дверь постучали: братан, ты там верёвку проглотил? Открой, мне тоже надо.
Кромм открыл, виновато улыбнулся навстречу пьяноватому мужчине с седой бородой и вышел в зал. На его месте уже сидела какая-то женщина лет сорока. Кромм подошёл и вежливо представился. Женщина улыбнулась и ответила: никогда не видела людей с Привратника. Это же так далеко. Я даже думала, что всё это враки и никакого Привратника нет. Алкоголь раскрасил её лицо и синие глаза игриво блеснули. Она слегка сдвинула тяжёлый зад, обтянутый дорожным грубым платьем, и гостеприимно похлопала по лавке, приглашая Кромма сесть рядом. Ариатне, представилась она: добрая вдова из славной уны сыроделов. Кромм кивнул и сел рядом. Ариатне нахмурилась и поглядела в его лицо: или ты тоже, как все эти, мяса не ешь и называешь нас трупоедами?
Не, улыбнулся в ответ Кромм: мы, водолазы, едим всё, что можно съесть и пьём всё, что можно выпить. Вот это разговор, засмеялась Ариатне, похлопав его по бедру под столом. Я вдовствую уже пятый год, надеюсь, ты сильный мужчина и добрый кувшин сидра тебя не свалит. Да тебя ещё перепью, сладкая вдовушка, засмеялся Кромм, глядя на её широкую улыбку. Ариатне, похоже, была из породы веселушек-хохотушек. Её чуть полноватое лицо казалось всегда готовым рассмеяться. И точно, как только из-за дальнего столика раздался неприличный тост, произнесённый визгливым женским голосом, Ариатне брызнула мелодичным грудным смехом, снова хлопнула Кромма по бедру и припала к глиняному стакану.
Кромм тревожно оглянулся, недосчитавшись одного из охранников, но тот уже возвращался из туалета, конфузливо поправляя штаны. Эй, ты сам-то женат, спросила Ариатне, возвращая внимание Кромма к себе. Да тоже вдовый я, ответил он, освежая сидр и себе и ей. Давно? Давно. Ариатне склонилась над столом и снова вгляделась в его лицо: ты какой-то нервный. Что-то случилось? Кромм мотнул головой: непривычный я к путешествиям, устал ехать. Я ж впервые из дому в такую даль отправился.
Он продолжал что-то говорить, чувствуя, как женщина придвигается всё ближе, а сам пытался украдкой озираться, но вокруг царил такой шалман, что ему не удавалось высмотреть ничего стоящего. Главное, что серебряные колокольчики сидели на месте. И что, есть кто на примете, вернул его в реальность женский голос. А что, спросил Кромм в ответ. Ариатне кокетливо подмигнула: я-то сама с северо-запада, а там женщины знают, что хотят. Если ты понял. И она снова закатилась смехом.