Ты действительно слегка не от мира сего, улыбнулась затрини: в тебе сразу чувствуется чужая повадка. Ты забываешь кланяться, ничего не понимаешь в иерархии, ритуалах. Мы это с молоком матери впитываем, а тебе, сразу видно, это трудно даётся. А знаешь, оказывается чертовски приятно быть женщиной, засмеялась она: ведь для всех остальных я только великий воин. А я не только воин. Впрочем Ты же знаешь, что у затра редко бывают дети? Почему, удивился Кромм. Цена нашей силы, погрустнев ответила Эумене и набросила плащ. Она пригубила чаю и, не поднимая головы, добавила: черводы дают нам силу и скорость, они же помогают нам чувствовать иноформы, если те вдруг появляются, но и взамен тоже приходится кое-что отдавать. После восемнадцати-двадцати лет наше тело уже довольно сильно отличается от вашего, в том смысле, что мы немножко другие с гормональной точки зрения. Не хочу больше говорить об этом.
Да, лучше расскажи, как тебя избрали главой уны затра в таком возрасте, попросил Кромм, чтобы оживить беседу. Эумене освежила чай в своей чашке и ответила: видишь ли, затра бывают двух видов. Есть учёные затра, которые очень многое знают о повадках иноформ, об их анатомии и физиологии. А есть затра-бойцы. Конечно, это неправильно, каждый затра должен обладать полным объёмом навыков, в старину так и было. Но наши знания увеличивались, а обстановка становилась всё менее опасной В общем, универсальных затра можно пересчитать по пальцам. Например, затра Эсторр с Привратника, один из самых уважаемых бойцов нашей уны, но он же и настоящая ходячая энциклопедия, особенно в том, что касается морских иноформ. И так вышло, что последние два верховных затры были как раз больше учёными. И затракангай в прошлом году вынес решение, что это не совсем справедливо. А я же ещё и преподаю, и мне удалось построить два гимнасия, на крайнем западе и на востоке, недалеко от Привратника. Мне удалось воспитать несколько мастеров, которые передают именно воинское знание. Так вышло, что сегодня я одна из немногих, кто знает весь воинский канон затра. Я знаю не только обращение с жалом, но и стреляю, метаю предметы, могу превратить в оружие что угодно.
Кстати, я сегодня, пожалуй, лучший палач во всей ойкумене. Те, кого я казню, даже не успевают сообразить, что происходит. Родственники осуждённых со всех человеческих земель платят затракангаю немалые деньги, чтобы именно я провела декапитацию правильно. Я ни разу не обнажала жало дважды, всегда отсекала голову одни ударом. Всегда мечтала повторить подвиг молодого затры Эсторра, одним взмахом рассекавшего драккарию до самой земли. Это у меня пока не получается, честно признаем, но преступников я казню великолепно. Меня даже прозвали Отсекательницей голов.
Так что затракангай решил, что мир находится сейчас в таком состоянии, что лучше бы следующий срок главой уны побыл затра-боец. К тому же я ничего не понимаю в политике и меня невозможно втравить в интриги, я слишком прямолинейна.
Кромм улыбнулся и спросил, понизив тон: а ты сталкивалась с уперифанией? Ты имеешь в виду болезнь затры, переспросила в ответ Эумене. Кромм кивнул. Эумене оглянулась на своих спутников и, убедившись, что они находятся достаточно далеко, шёпотом сказала: матушка Элеа не обманула, ты действительно очень прозорлив. Да, я четырежды казнила своих братьев по уне за уперифанию. За это меня, собственно, и избрали, хоть это и секрет, которым я никогда не делилась.
Все четыре случая были очень тяжёлыми. Один произошёл на севере, на границе с окланами. Сошедший с ума затра напал на стойбище окланов и вырезал всех, включая женщин и детей. Остальные три случая были на крайнем юге. Один из них был самым вопиющим, один затра убил другого, внезапно напав на него. Всё случилось из-за страсти к женщине. Это печальная страница моей жизни, Кромм. Самая трагичная.
Тяжело было, спросил Кромм. Нет, тряхнула воздушным облаком волос затрини Эумене: во всех случаях экдикисию постановление о казни вынес Орден. Хотя, нет. На севере мне пришлось самой принимать решение. Там был действительно тяжёлая ситуация. Я гнала заболевшего затру вдоль линии гор и мне приходилось отбиваться от обезумевших от горя окланов, потерявших родню, чтобы затра-преступник не перебил ещё и их. Трудно пришлось. Очень трудно. Ведь я знала сумасшедшего с детства. Но справилась, рассекла его от ключицы до тазовых костей на пятом взмахе. Я понимаю, что это непростительно долгий поединок, но преступник был очень силён.
А от чего они съехали с катушек, спросил Кромм. Эумене смотрела за горизонт, глаза её наполнились слезами, белки покраснели. Уперифания всегда складывается из двух факторов, медленно сказала она, тяжело сглотнув: это недосмотр ментора и перенесённая травма, с которой затре не удалось справиться. Душевная травма, я имею в виду. Знаешь, Кромм, уперифания это самый сильный страх любого затры, потому что когда ты заболеваешь, то не понимаешь этого, ты по-прежнему считаешь себя нормальным. Поэтому мы, затра, всегда упражняемся в тишине, расслабляя ум и освобождая сознание, лишая подпитки своё эго. Мы всё время смотрим внутрь: всё ли правильно мы сделали? Служим ли мы человечеству с чистой душой, или уперифания уже уронила в наше сердце своё ядовитое семечко. Самый главный наш враг всегда живёт внутри нас, Кромм.
Скажи, затрини Эумене, а почему ты так откровенна со мной, прямо спросил Кромм, тронув женщину за плечо. Та повернулась к нему, аккуратно подтёрла слёзы платком, и вновь ответила вопросом на вопрос: а чего бояться затре перед лицом неминуемой смерти? Ведь она придёт, рано или поздно. А поскольку мы выбрали путь затра, то, скорее всего, она придёт внезапно и лик её будет уродлив и дик.
Тогда позволь откровенность за откровенность, спросил Кромм. Эумене кивнула: конечно. Кромм показал в небо, где по-прежнему парили три остована аэриний, выглядевшими с такого расстояния крохотными чёрными крестиками, и сказал: вот моя откровенность. Вот, что я скажу тебе от самого сердца, затрини. Они нашпигуют вас короткими чёрными иглами, смазанными токсином, сожгут вашего землееда, отрежут ваши головы и будут потешаться и хвастаться ими. А меня изранят так, чтобы я не смог сопротивляться, возьмут в плен и будут пытать, пока я не расскажу их нанимателю всё, что знаю. Вот только беда в том, что я ничего не знаю, моя память стёрта. Поэтому я буду страдать до последнего вздоха, умру в мучениях, и последним моим воспоминанием станет адская боль. Вот, что будет с нами, великая затрини. И это правда.
Глаза Эумене блеснули яростью. Она сжала кулаки, но уже через секунду, её взгляд изменился, она коротко хохотнула: о, боги, Кромм! Ты коварен как женщина! Ты специально вызвал меня на откровенность, чтобы продавить свою точку зрения! Ну только посмотрите на него! Я такой наглости не видела всю свою жизнь, и затрини снова засмеялась. Кромм приблизил своё лицо к ней и мягко сказал: это не точка зрения, великая затрини. Это интуиция человека, привыкшего выживать. Просто поверь мне, ведь это ничего не будет тебе стоить, правда. Пусть я окажусь неправ, но прошу тебя, давай подготовимся к атаке?
Эумене толкнула его локтем в бок и, всё ещё смеясь, сказала: так вот ты какой, Виктор Кромм, верховный кат всех человеческих земель! Мало того, что ты коварен, ты ещё и льстец? Я теперь великая? Мне нравится! Она снова закатилась смехом, а потом чувствительно ткнула Кромма пальцем в грудь и спросила: мне кажется, или ты со мной заигрываешь, а, красавчик? Можешь не отвечать, я и так вижу, что флиртуешь.
Она развернулась, чтобы он не заметил румянец, окрасивший её тёмно-оливковые щёки, хлопнула в ладоши и крикнула: Паес! Где затра Паес? Огромный, полный и лоснящийся, как тюлень, затра Паес, почти чёрный из-за густо набитых татуировок, величаво приблизился к своей повелительнице и склонился в глубоком поклоне: да, Казнящая, я тут.
Эумене, прищурившись, посмотрела в небо и быстро приказала: отправь сигнал в Устенов Уют, что нам нужны четыре аэрокаба для охраны. И они нужны нам быстро. Всем! Мы останавливаемся и раскидываем шатёр! Обнажите копья, зарядите арбалеты и расчехлите пневмопушки все до единой! Затра Паес, ты командуешь стрелками, расставь дозорных по периметру, опасность сверху! Затра Зоан, ты отвечаешь за шатёр. И пусть твои затра смотрят, чтобы на нас с земли никто не напал.
Кромм смотрел на затрини и мог бы поклясться, что видел эфироновые искры вокруг пышного облака её мелкокудрявых волос. Затра двигались очень быстро. Над длинным телом землееда на глазах вспухал сигарообразный корпус цеппелина, на него набросили большую сеть, сплошь покрытую чешуйчатой бронёй из наспинных щитков мирмека, вбили колышки по периметру, чтобы сеть натянулась. Четверо затра во главе с огромным затрой Паесом расстелили на земле матрацы и удобно улеглись на спину, выставив в небо никелированные стволы пневмопушек. Рядом с ними уселись ещё двое затра, облокотясь спиной к спине и застыв в этой позе. Подул лёгкий ветерок. Армированная сеть над землеедом шевельнулась, чешуи брони издали мелодичный деревянный постук.