В одном из раундов, в передней части территории, мне встретились Настя и Рита. Настя Баранова и Рита Клочкова были подружками. Они были болтушками и хохотушками. Они сидели на лестнице. В их присутствии я изображал профессионала и обводил территорию многозначительным взглядом. Но стратегические способности мои все так же отказывали и я все так же ожидал пули в спину, стыдясь теперь и смеха зрительниц. Они молчали и глупо улыбались и в характерном выражении этом угадывалось предательство. Они знали, где находится Коля, но не говорили мне в нетерпении ожидая, конечно, когда же я, наконец, попадусь. Это было неправдой но в тот момент и Настя и Рита провоцировали лишь злобу и обиду. Обидным казалось то, что они на стороне удачливого и ловкого Коли, и подразумевалось это изначально. Я же ботаник и умник считался неудачником и в подобных играх побеждать был не должен. Эта выдуманная несправедливость, казавшаяся мне очевидной, лишала меня последней уверенности и всяческих сил. Мне хотелось сочувствия и симпатии со стороны моих зрительниц, хотя они и по-прежнему казались мне глупыми болтушками не говоря уже о том, что были моими подружками. Но в тот момент любой, кто наблюдал за нашим поединком, представлялся мне крайне важным зрителем, чью любовь я был обязан завоевать. Я был зависим от его расположения и боялся лишиться его. Из-за неловкости или той изначальной несправедливости всех по отношению ко мне, убедительности которой придавало воображение. Играл я от этого не хуже но неуверенность, страх и обида продолжали неизменно расти.
В тот же день, в воскресенье, я впервые побывал у Коли. Настойчивость его была неисчерпаемой и дерзкой и родители мои капитулировали. Дима идет в гости. Было это обычным и нормальным (как и играть в «стрелялку») но больше всего на свете мне хотелось вернуться домой. Все новое казалось страшным и неловким боязнь же повести себя неправильно и глупо заставляла меня каменеть. Я не знал, что делают в гостях, не знал, как разговаривать с чужими мамами, не знал лифтов в высоких домах не знал дороги домой. После поражения в битве с Колей это представлялось ненужным, но главное жестоким. Ужасно жестоким со стороны родителей. Эгоистичная напористость Зацепина казалась мне невероятной. Он разговаривал с ними до того нагло и смело, будто, и впрямь, имел право заставить меня выполнять любые его капризы. Он только что играл с другом на улице теперь же друг идет к нему в гости. Так будет правильно и так положено. Так считали и родители. Я не понимал, как они могли согласиться, как могли поддаться, как могли отправить меня туда когда я так этого не хочу. Я пытался возражать но слабый и тихий голос мой тонул в общем и громогласном согласии, звучавшем как приговор. Я покорился но самой пытки не запомнил.
В конце нашего класса, посередине, стоял шкафчик со стеклянными дверцами. За ними Анна Валерьевна держала игрушки, разные поделки и книжки по которым мы, вероятно, учились. Ни я, ни Чихачевский не замечали внутри ничего особенного пока в один прекрасный день не появились там две игрушки. Одной из них был Песик с мячиком, другой Медвежонок. Так назвали их мы с Димой опираясь на то, что увидели. И, хотя мы не могли забрать их домой, мы воображали, что это случилось. Что у меня живет Песик с мячиком, а у него Медвежонок. Они назывались «гостями». Постепенно у каждого из нас поселялись все новые и новые «гости», бравшиеся из мультфильмов, книг и наших совместных фантазий, которыми мы обменивались по телефону. Так, мы придумали двух бездельников и хулиганов, которых звали Прикол и Колец. Имя первого было говорящим второй же появился из-за Толкина (тогда я посмотрел уже все фильмы). Прикол поселился у меня, Колец у Димы. Споров почти не возникало в случае же полной невозможности договориться «гость» попросту клонировался. Иметь клона было неприятно но все же лучше, чем уступить «гостя» совсем. Каждый обладал определенными способностями и состоял в определенных отношениях с другими. Во главе двух домов стояли Песик с мячиком и Медвежонок. Они обладали высоким уровнем интеллекта и были значительно сильнее остальных напоминая этим Профессора и Магнето, управлявших другими мутантами. Разница состояла в том, что в обоих домах жили «добрые» и совместно сражались со «злыми», приходившими всегда со стороны. Каждая битва с мировым злом детально обсуждалась по телефону и разыгрывалась по ролям. Голосов почти не меняли но перед каждой репликой поясняли, кто говорит. Этого было достаточно, и погружение в атмосферу придуманного казалось абсолютным. Иногда возникали ссоры. В этом случае Песик с мячиком и Медвежонок говорили от нашего лица. Неловкости не возникало. Оба мы верили, что говорим именно с теми, кем и представляемся. «Гости» продолжали заселяться к нам в течение долгих месяцев. Отношения менялись, битвы продолжались конец же наступил незаметно.
Но с Димой мы встречались и вне школы. Вчетвером (вместе с бабушками) мы ходили гулять в соседние дворы и играли там. Среди любимых развлечений были бадминтон, бросание тарелки и футбольный мяч, с которым можно было делать массу занятных вещей. Так или иначе, все игры превращались в игры с препятствиями горками, лестницами и каруселями. Играя в бадминтон, мы занимали самые немыслимые позы, бегали, прыгали, ложились на землю, залезали на лестницы и горки стараясь не столько продлить игру, сколько отбить воланчик самым смешным и невероятным образом. При этом раздавались глупые комментарии и выкрики. Не менее обязательными были и кривляния, всегда казавшимися преувеличенными, но оттого еще более смешными. Восторг вызывало все: необычный способ отбивания, занятая позиция, удачный выкрик или движение, длина раунда. С мячом было то же самое но еще разнообразнее и веселее. Случайный пинок отправлял его в путешествие по детской площадке, неизбежно сопровождавшееся рикошетами, ударами и столкновениями со всеми аттракционами, скамейками и деревьями. Здесь так же ожидалась лучшая комбинация максимальное число рикошетов, их сложность, последовательность и длительность. Играли и били всегда по ролям. Это мог быть один из «гостей», персонаж мультфильма или одноклассник. Иногда соревновался весь класс, и мы болели за своих фаворитов поражаясь, как желание увидеть виртуозный удар в чьем-то исполнении нередко совпадало с действительностью. В похожую игру играли и по телефону. У каждого был мячик-попрыгунчик, который запускался по очереди. Запустивший наблюдал за всеми прыжками и отскоками после чего во всех подробностях описывал увиденное другому, стараясь как можно ярче и эмоциональнее передать особенно удачные броски. Часто эмоции рассказывавшего доходили без потерь настолько живо воображал слушавший комнату и все движения мячика, даже не видя их. Самые немыслимые и успешные запуски коллекционировались и вспоминались в следующих разговорах. Так же подробно обсуждались по телефону и компьютерные игры, в особенности «Герои меча и магии». Описывались битвы, число воинов и факт наличия апгрейда в каждом случае, общая стратегия, особенно надоедливые и опасные противники, количество замков и ресурсов. Иногда это делалось в реальном времени. Игрался один и тот же сценарий, который, ход за ходом, по очереди проходился по телефону. До конца доигрывали редко но процесс поглощал целиком и был увлекателен сам по себе. Некоторые битвы разыгрывались потом в движении на переменах так же с описанием армий и озвучиванием каждого существа. Так проходили эти годы.
То, что я говорил про утро казни не преувеличение, не вымысел. Каждый день совершалась трагедия, каждый день был последним. Пробуждение казалось страшнее любого кошмара. Я чувствовал смертельную необходимость полежать, примириться, успокоиться я был пригвожден ею к постели. Но едва пробудившееся сознание уже знало: на все раздумья не более пяти секунд. Их отмеривали шаги, раздававшиеся в коридоре и означавшие неотвратимость. Знала ли бабушка, какой смертельной тоской и мучением отзывались они в моей душе? Я был зверем, разбуженным в пещере шумом приближавшейся охоты. Инстинкт ясно говорил мне: сбежать нельзя, они уже здесь, поздно. Тело мое сжимал утробный страх, и мелкая дрожь начинала бродить по нему, ожидая прикосновения действительности той, что за пределами кровати. Проваливаясь ночью и выныривая утром, я чувствовал, что не прошло и минуты, что меня обманули. Головокружительное отчаяние, вопиющая несправедливость, абсолютная невозможность я думал об этом. В то же мгновение возникал циферблат. Я видел каждую цифру и как стрелка поочередно приближается к ним, разворачивая линию времени, где уже размечены события: пробуждение, завтрак, чистка зубов, лежание в кровати, одевание, выход. Расстояние между двенадцатью и восьмеркой казалось немыслимо коротким. Немыслимым казалось совершить все так быстро, что не оставалось и минуты на отдых, на размышления, на свободу. Линия времени страшно сжималась сжималось и что-то в моем желудке, и сам я сжимался как пружина. Я вылезал во тьму и через двадцать минут нежные объятия постели принимали меня обратно. Это была важная, жизненно необходимая традиция. Меч оставался занесенным, но была возможность удалиться, спрятаться, перенестись настолько, насколько растягивалась ткань времени. Она бывала капризной и жестокой но не чуждо ей было и милосердие. В эти мгновения я прощался со всем: с кроватью и со шкафом, с бабушкой и с дедушкой, с мультфильмами и вымышленными друзьями. В то же время я говорил «пока», зная, что вернусь но что будет это нескоро. Так нескоро, как будто бы никогда.