Потому гораздо интереснее и содержательнее, нежели на поезде, поездка на автомобиле. Тем более что дороги от города Петра до города Ивана проходят по тем землям, на которых столетиями шла азартная игра между Европой и Россией. Нечто похожее на перетягивание территорий. Где вместо приза был выход к морю.
В те времена, когда варяги из Прибалтики свободно шастали «в греки», особо не задумываясь над тем, чью землю топчут по пути, особых проблем не возникало. Тема выплыла сразу вослед за явлением Русского государства на задворках Европы. Во времена Ивана Васильевича Третьего. Стоило появиться чему-то вразумительному, как «изумлённая Европа», эта гордая старушка, прищурилась, фыркнула и презрительно отвернулась. «Да мы же свои! кричали с Востока. Почему вы не пускаете нас в наш общий дом?» «Азиаты вы! Варвары! отвечали с Запада. Место ваше леса до Урала».
Впрочем, игра по перетягиванию земель у Финского залива шла с переменным успехом почти тысячу лет. Но именно в период установления контроля над Ижорой знаменитым Иваном III (в некоторых источниках его путают с другим Иваном Васильевичем Грозным, тот тоже воевал за выход к морю, но несколько позже) был заложен, аккурат напротив рыцарского Нарвского замка ливонцев, русский форпост, получивший царственное имя. Впрочем, к эпохе царя Петра, город царя Ивана успел несколько раз перейти из рук в руки.
Стародавние и новоприобретённые земли у моря, вошли в состав гигантской Ингерманландской губернии, которая была отдана в управление светлейшему, милейшему и свежайшему князю Ижорскому Меньшикову (а кому ж ещё?). Сразу же встала проблема заселения этих в общем-то довольно пустынных и чужих территорий своими людьми. Участки тут поначалу раздавались бесплатно, с единственным условием на дачах и мызах должны быть построены капитальные строения. Ну а что до крестьян, то тех вообще не спрашивали и не упрашивали брали целыми сёлами в Центральной России и высылали в Европу.
Земля руин страна легенд
Прошло 300 лет, а территории древней Ижорской земли всё ещё не страдают перенаселённостью. Дороги идут в основном лесами, иногда полями. Изредка мелькают деревеньки, самые значительные постройки которых чернеющие среди запущенных парков «графские развалины». Остатки тех самых усадеб, которые были заложены ещё при Петре тут, на передовом краю России и задворках Европы. Гостилицы Минихов-Разумовских (а позже Сименсов), Котлы Альбрехтов, немного в стороне Извара Рерихов.
В Котлах сохранились руины сельского дворца, построенного в стиле столь полюбившегося на Руси европейского классицизма. Даже сейчас, давно пустующая каменная коробка, пронизанная сквозняками и заросшая древесной порослью, не требует большого воображения, чтобы прочувствовать былое величие жизни, кипевшей тут до социально-политических катастроф ХХ века.
Руины питательная среда для легенд и тайн. Говорят, что где-то неподалёку от Котлов, у одной чухонки родился младенец, которому суждено было стать российским императором Павлом Первым. Маленького финляндца заменили на мертворождённого детёныша Екатерины Великой. Есть и такое предание.
Ещё одна будоражащая воображение тайна связана с другими здешними развалинами серыми крепостными стенами Копорья, одной из твердынь, целая система которых защищала от дурных европейских манер и влияний ещё Новгородскую землю. Короткое время в крепости находилась столица Ингерманландии отсюда управлял вотчиной светлейший сподвижник царя-реформатора.
Энергия Петра была в то время уже столь неодолимой, что он отобрал Копорье у шведов за один день. Хотя все по привычке настраивались на длительную осаду. Очумевшие от натиска скандинавы только и успели что закопать где-то внутри крепости свою казну. По крайней мере, в это верят уже многие поколения кладоискателей на что указывает изобилие оплывших ям и обвалившихся копей за серыми стенами из девонских известняков. Если, впрочем, всё это не относится к воронкам и окопам последней войны. Или к археологическим поискам мирного времени. Хотя быть копанным Копорью заповедано самой этимологией его названия.
За один день был возвращён Петром и Иван-город. Но здесь это уже было делом чести Карл Великий за несколько лет до того взял крепость за полтора дня. В извечном соревновании двух задорных монархов, «врагов, влюблённых друг в друга» (по Ключевскому) Петру просто необходимо было «угадать мелодию с одной буквы».
Впрочем, этот маленький триумф стал лишь мгновением в долгой и неоднозначной жизни города-крепости. На фоне нарвской победы он вообще-то остался почти незамеченным. Именно взять Нарву, где за несколько лет до того Пётр потерпел от восемнадцатилетнего Карла своё самое обидное и сокрушительное поражение, было для русского царя главным делом. От Нарвы открывался путь в заветную Европу. А штурм Иван-города стал делом попутным.
Анти-Нарва
По большому счёту, с самого начала существования Ивангородской крепости в ней было более дерзости, нежели стратегического смысла. Но в плане вызова, среди всех прочих фортификационных сооружений мира второго такого нет. Крепость строилась как знак, символ растущих амбиций крепчающей страны. В тени Нарвского замка.
Нарва-река, даже по местным меркам, рядовой поток так что две супротивные цитадели на двух берегах разделяют от силы-то 200 300 метров. При желании (а желание было!) враги могли не только перебрасываться репликами, но даже обмениваться жестами. История не сохранила нам речей оппонентов (а если бы и сохранила, то мне пришлось бы заменить их сплошными многоточиями и восклицаниями!), но о методах вербального общения между Россией и Европой можно судить по некоторым инструментариям психологической войны.
Так, буквально напротив главной башни нарвской цитадели на стене Иван-города туристам показывают полузакрытую бойницу, со стоком на Запад. Туалет времён холодных войн прошлого, благодаря которому защитники русской твердыни могли не только справить нужду, но и продемонстрировать тем самым противнику на той стороне весь спектр своего к нему отношения. Просто и со вкусом.
Но и с той стороны тоже были не лыком шиты. Взяли да и выстроили посередь своей крепости башню, с которой всё нутро русской крепости просматривалось как на ладони. Потом, правда, задумались, почесали затылок, да так и не придумали ничего более свежего, чем назвать её Длинным Германом, как в Ревеле. Понятно, что на правом берегу стало неуютно и неприютно что за жизнь, когда на тебя все время смотрят?
Ответ не заставил себя долго ждать и был пропорциональным. Дабы не перестраивать передовую стену с башнями, сразу за нею была возведена ещё более высокая каменная «ширма», которая надёжно прикрыла от чужих глаз всю частную жизнь Иван-города. Даже купола приземистых православных церквушек не дотягивались своими крестами до верхнего уровня стены-ширмы.
Нет, вовсе недаром Иван-город многие называли Анти-Нарвой. Его смысл был лишь в его противостоянии. Когда же обеими крепостями владел один хозяин, этот смысл улетучивался. Настолько, что про Иван-город забывали и он быстро превращался лишь в памятник славной истории. К началу прошлого века, к примеру, жизнь тут еле теплилась.
Зато в ХХ столетии Иван-город успел побывать и столицей Советской Эстляндии, и разменной монетой наш Ильич подарил его эстонцам вместе с государственностью (а взамен те отслужили не пропустили отступавшую армию Юденича, которая окончила тут своё существование), и фильтрационным лагерем (в котором сидел классик чешской литературы Карел Чапек), и ареной очередной битвы с немцами (полгода длились тут бои, в результате которых из всего населения уцелели лишь две старушки).
В советские времена, когда я проезжал тут в храпящем поезде, оба бывших врага по берегам Нарвы слились в едином порыве в один социалистический город. Жизнь, правда, бурлила в основном на левобережье. Профсоюзные туристы приезжали глядеть на Нарву, а крепость Иван-города осматривали походя.
Развал Союза вернул городу Ивана утраченное значение. В условиях перманентной антирусской истерики с эстонского берега Анти-Нарва вновь оказалась востребованной. Заняв свою изначально намеченную и привычную нишу противостояния Западу. Даже российский триколор над старинной Ивангородской крепостью висит сегодня так, что у наблюдателя, глядящего с востока, создаётся полнейшая иллюзия стяг реет над эстонским Длинным Германом.