Раннее позднее - Лазарь Соколовский 7 стр.


Судьба

Брату

Это было написано им на роду,
как, рыдая, кинжал ни таила Медея,
все равно отвратить не сумела беду:
пререкаться с судьбой  лишь пустая затея.

Как убийца Орест ни дрожал на пиру,
как безумный Эдип ни бежал от наследья,
все сбылось Но судьба  тяготенье к добру,
а не дамский пасьянс, не сюжет для трагедий.

Ты решился Что ж, наша стезя такова:
то опять уходить, то опять возвращаться,
мы на веру порой принимаем слова
с чьих-то уст и бежим От себя, может статься.

Ты уходишь Уже подают самолет,
и не знаю, когда повидаемся снова
Будь собою самим, и тогда повезет,
если ж нет  рок опять прослывет бестолковым.

Неужели абсурд так ужасно раздут,
что ломает шутя даже братство такое?
Может, это и писано нам на роду,
да не дай только бог объявиться изгоем,

всех своих побросав, не прийтись ко двору,
ждать на каждом шагу: вон  таится расплата
за углом Но судьба  тяготенье к добру,
коли нет его, разве она виновата?

То ли паркам тянуть отощавшую нить
нашей будничной суетной жизни совковой,
то ли нам выбирать между быть и не быть,
за собой оставляя последнее слово 

не решится само: не текут по усам
золотые меды с валтасарова пира.
Что дано на роду, каждый чувствует сам,
будь наивным борцом или странником сирым.

Листая библию

Куда только злая судьба ни бросала,
глаза превратив в общежитье скорбей,
но странно  опять же в Египте начало:
был продан Иосиф, родился Моисей.

Уловки ума перед голою силой
тогда уже праздновали торжество,
где все начиналось с великого Нила:
и бегство, и свитки страданий Его.

И как фараон удержать ни пытался
загадочный, вроде, все терпящий род 
вещал Аарон, Моисей улыбался,
и было неясно  удастся исход?

Владыку пугали то жабы, то мухи,
то язва, то град, то полки саранчи,
затихли детишки, завыли старухи
 Катитесь, черт с вами! 
Стопы омочив,

рабы уходили под утро в пустыню,
и царь, пораженный, стоял недвижим 
рабы становились народом отныне,
упрямым, сметливым, совсем не своим

 Смотри, Моисей, далеко не ходите,
условие помни: дня на три пути! 
Тот лишь улыбнулся:  Не бойся, правитель,
со стадом таким далеко не уйти.

По пыльным морщинам соленые слезы
текли и текли над походным костром,
и люди все шли, все гремели обозы
с припрятанным здесь же, в Египте, добром.
Молитва припахивала святотатством,
коль прятал божков от соседа сосед 
430 клейменого рабства,
житейского, горького опыта лет

Так брел без дороги, без пищи, без права
народ, будто с прежней поры кочевой,
к земле, по наитию свыше  кровавой,
указанной чьей-то безумной рукой.

Обнаженная

На выставке в Манеже

Натурщица была пьяна
Легко бы все сошло за шалость,
поскольку грудь не умещалась
в размер скупого полотна.

Как ни привычно, ни старо
перепевать чужие драмы 
уперлось мощное бедро
в дощатый правый угол рамы.

Она жевала бутерброд,
застыв на кожаном диване 
раскинулся тугой живот
бесстыдно на переднем плане.

Переломляясь, падал свет
на тело пышное с балкона 
он, словно порываясь вслед,
вел тени от колен до лона

Натурщица была пьяна,
неловко куталась в лохмотья 
модель с немого полотна
текла бунтующею плотью!

Довольный, мастер подошел,
в карман ей, скомкав, сунул трешку.
На заднем плане  рыжий стол,
лимон, буханка, рюмка, ложка

Искусство! нет тебя грешней,
когда заглянешь на задворки.
На то и высится музей,
чтоб позабыть о черствой корке

При кончине Петра I

В каракулях, выведенных дрожащей рукой, смогли разобрать только два слова: «Отдайте все» Кому  осталось неизвестным.

М.Н.Покровский

Петр умирал. Рука тянулась
бессильная к судьбе страны
на после Ужасы разгула,
ложь, воровство, истомлены

плетьми, поборами крестьяне,
работный люд закожанел
 Тут надо если б знать заране
господь, помедли  столько дел!

Бывало бито-перебито:
башки стрельцов клонились ниц
Бывало пито-перепито
и перепорчено девиц

Чего там кружкой  пей корытом! 
и слег, не поднимая глаз
Судьба  царя? полубандита? 
не пощадила в этот раз.

Поспешное соборованье 
полунамек на с небом связь.
 А завещанье! завещанье! 
уже роптали, не таясь.

«Отдайте все»  перо упало,
не дописав, владеть кому
Снимали маску для металла,
на память рвали бахрому
от покрывала. Снова споры,
кому тащить такую кладь:
 От всепьянейшего собора
посуды некуда девать!

 Солдаты дюже отощали,
не платят года с полтора!
 Суда рассохлись! На Урале 
бунт!  Затаилась немчура!

Все сшито на живую нитку,
не столько дела  сколько вид.
Екатерина для прибытка
с гвардейцами и пьет, и спит,

награбить тщится Алексашка
для перезрелых дочерей
«Великий Петр»  скорей промашка,
отрыжка диких прошлых дней.

Свои ль, чужие  все ровняли,
и он сровнять хотел, пока
дышал  и вот на одеяле
уже бессильная рука,

голов срубившая немало,
облапившая стольких баб!
«Отдайте все»  толпа рыдала,
хотя не кончился этап:

тюрьма, кабак, фонтан с секретом 
туристам только б не в январь.
«Отец отечества»  и это
единственный толковый царь!

В России так или иначе,
а все сведется к одному:
как ни был Петр неоднозначен 
не жить, однако, по уму
Народ привык, ему едино:
беснуйся, режь, моли, проси 
царя «Великого» кончина 
старт новой сказки, гой-еси!

Какой ни явится наследник
или наследница (гадай!)
орет, не выстояв обедни:
 Свободна шея, запрягай!

Спустя века решит историк,
за что хвалить, на что пенять,
ну, а народ так то же море:
шумит, о чем  не разобрать.

В очередное пепелище,
казалось бы, подняться над
Хотя и наши толковища
по кухням разве что решат?

Два лермонтовских отрывка

При кончине Петра I

В каракулях, выведенных дрожащей рукой, смогли разобрать только два слова: «Отдайте все» Кому  осталось неизвестным.

М.Н.Покровский

Петр умирал. Рука тянулась
бессильная к судьбе страны
на после Ужасы разгула,
ложь, воровство, истомлены

плетьми, поборами крестьяне,
работный люд закожанел
 Тут надо если б знать заране
господь, помедли  столько дел!

Бывало бито-перебито:
башки стрельцов клонились ниц
Бывало пито-перепито
и перепорчено девиц

Чего там кружкой  пей корытом! 
и слег, не поднимая глаз
Судьба  царя? полубандита? 
не пощадила в этот раз.

Поспешное соборованье 
полунамек на с небом связь.
 А завещанье! завещанье! 
уже роптали, не таясь.

«Отдайте все»  перо упало,
не дописав, владеть кому
Снимали маску для металла,
на память рвали бахрому
от покрывала. Снова споры,
кому тащить такую кладь:
 От всепьянейшего собора
посуды некуда девать!

 Солдаты дюже отощали,
не платят года с полтора!
 Суда рассохлись! На Урале 
бунт!  Затаилась немчура!

Все сшито на живую нитку,
не столько дела  сколько вид.
Екатерина для прибытка
с гвардейцами и пьет, и спит,

награбить тщится Алексашка
для перезрелых дочерей
«Великий Петр»  скорей промашка,
отрыжка диких прошлых дней.

Свои ль, чужие  все ровняли,
и он сровнять хотел, пока
дышал  и вот на одеяле
уже бессильная рука,

голов срубившая немало,
облапившая стольких баб!
«Отдайте все»  толпа рыдала,
хотя не кончился этап:

тюрьма, кабак, фонтан с секретом 
туристам только б не в январь.
«Отец отечества»  и это
единственный толковый царь!

В России так или иначе,
а все сведется к одному:
как ни был Петр неоднозначен 
не жить, однако, по уму
Народ привык, ему едино:
беснуйся, режь, моли, проси 
царя «Великого» кончина 
старт новой сказки, гой-еси!

Какой ни явится наследник
или наследница (гадай!)
орет, не выстояв обедни:
 Свободна шея, запрягай!

Спустя века решит историк,
за что хвалить, на что пенять,
ну, а народ так то же море:
шумит, о чем  не разобрать.

В очередное пепелище,
казалось бы, подняться над
Хотя и наши толковища
по кухням разве что решат?

Два лермонтовских отрывка

1

Опять, как в лермонтовском цикле,
и деться некуда, и масть
не валит Как-то мы привыкли,
и толк один, что жить, что пасть.

Когда поставлена на карту
в чужой игре судьба твоя,
хотя бы дотянуть до марта,
хотя бы избежать вранья

и, стиснув зубы улыбаться,
не разжимая кулаков
Вся привилегия богатства 
хотя б не продавать стихов,

все преимущество дворянства 
на шашки горские лететь
и, слава богу, не от пьянства
в хмельной России умереть.

Не тешить ни крестом, ни чином
себя, друзей: годов в обрез 
всегда найдется свой Мартынов,
чужой, но тоже свой Дантес!

Укрыться ль в лес, в благую память
деревьев, трав, кого-нибудь
Отыщется, кому направить
слепую пулю точно в грудь,

а там
А там какое дело,
как бабушке передадут,
как закричит осиротело,
как оболгут, как вознесут

Опять, как в лермонтовском цикле,
и не принять, и не проклясть 
мы тоже ко всему привыкли,
и, как ему, не валит масть.

Спешим, как будто опоздать
боимся, хоть все то же право:
дуэль  картежная забава,
на пулю пульку променять.

2

Как много надо для души 
как мало надо на похмелье.
Желчь обесцветила веселье
Поручик Лермонтов, скажи,

что нам осталось  суета
надуманного и земного?
Тщета людская бестолкова,
а созерцанье  скука та ж?

Вся жизнь  меж стрельбищ и стихов,
на небесах и полигоне
Успех  не глупая ль погоня,
потуги дедов и отцов?

Смиряйся или прекословь,
но средь законного бедлама 
что наша маленькая драма?
что наша терпкая любовь?

Опять в поход пора пора
заложены перекладные.
Так открывается Россия:
от постоялого двора
за перегоном перегон 
все та же скука да рутина.
Родным березам и осинам
что наш пустой полупоклон?

Круг завершается вот-вот,
уже отлита кем-то пуля,
всего два шага до июля,
а мелких дел невпроворот

Увы, потонут в них опять,
казалось, дерзкие начала,
вошло в привычку  жить на малость,
как рубль на мелочь разменять.

Ужели выдержки предел,
или тоски предел ужели 
тебе знаком секрет дуэли,
давно задуманный расстрел.

Что ж мелочиться  год ли? пять? 
в конце концов, не все ль едино?
 Мартышка, выскочка Мартынов,
ты, говорят, умел стрелять

О той войне

Назад Дальше