Вскоре всё вернулось на круги своя. Я по обыкновению носилась в магазине как заведённая, производя уборку и обслуживая покупателей, а Старуха, повернувшись ко мне спиной, сидела перед маленьким телевизором, установленном в дальнем углу магазина, просматривая одну за другой передачи, в которых рассказывалось о жизни разных знаменитостей. Больше всего она любила программы с репортажами о королевских семьях Европы. «Видно сильна ещё в народе вера в батюшку-царя!» самодовольно прокомментировал бы этот факт какой-нибудь аристократ. Да нет же, дело было совсем в другом. Старуха слепо коленопреклонялась перед высшими мира сего, то есть перед теми, кто обладал властью и неоспоримым весом в обществе. В том числе, она боготворила всех без исключения диктаторов двадцатого века. Помню, когда я услышала её положительное высказывание о бывшем главе правительства Страны Вечного Праздника, сотрудничавшем в годы Второй мировой войны с Гитлером, то у меня невольно слетело с языка: «А как же человеческие жертвы?! Сколько ни в чём не повинных людей погибло по его приказу!» Подвигав вставной челюстью, Старуха измерила меня надменным взглядом и после короткой паузы, добавив железных ноток своему голосу, изрекла: «А ты как хотела?! Чтобы везде был порядок, и при этом не было жертв? Если не убрать тех, кто против порядка, то его никогда и не будет!» Полагаю, нетрудно догадаться, какой именно порядок она имела в виду. Тот самый, который когда-то навели в своих государствах А. Гитлер, Б. Муссолини, А. Салазар, Ф. Франко, И. Сталин и прочие диктаторы.
******
Спустя два месяца, проведённых под начальством у Старухи, по завершению утренней уборки близлежащей территории я зашла в магазин и неожиданно застала там Агату, тихим и заискивающим голосом упрашивавшую о чём-то свою мать. Было заметно, что сказанное дочерью пришлось Старухе не по вкусу и ввело в состояние крайней задумчивости. Наконец, повернувшись ко мне, она заговорила: «Из нашего магазина, того, что на побережье, вчера продавщица уволилась, а там покупателей побольше будет, чем здесь», и вынесла вердикт: «В кассе ты уже хорошо разбираешься, поэтому оставшиеся два месяца будешь работать там, под присмотром Агаты. Поняла меня?» Я молча кивнула головой, а про себя прокричала: «Ур-р-ра!», поскольку это означало для меня завершение трудовой деятельности в качестве садовницы, дворничихи и уборщицы. Иначе говоря, мои обязанности в прибрежном магазине, около которого не было садов и огородов, ограничивались обслуживанием покупателей, то есть тем, что было прописано в контракте. К тому же Агата оказалась весьма нетребовательной начальницей, особенно по сравнению со своей матерью, около которой невозможно было присесть ни на минуту. Если Старухе удавалось застать меня сидящей на стуле, то она тут же выразительно хмурила брови, плотно сжимала губы в недовольной гримасе, а затем обрушивалась лавиной гнева: «Ты что тут расселась? Делать больше нечего?! А ну пойди поменяй консервы вон на тех двух полках, да пыль под ними как следует протереть не забудь!» Агата же никогда не делала мне замечаний по поводу порядка в магазине, поскольку всё её внимание было сосредоточено на размере выручки. «Смотри у меня, не зевай! наставляла она. Ни один клиент не должен уйти без покупки! Иначе мне зарплату платить тебе будет нечем!» Впрочем, её опасения не имели под собой реальной почвы, поскольку в этом прибрежном магазине от покупателей не было отбоя. За исключением пары утренних часов, всё остальное время он был битком забит праздношатающимся с пляжа и на пляж народом. Так что мне зачастую приходилось обслуживать по несколько человек одновременно. Сама Агата занималась продажей хлебной выпечки в другой, принадлежащей ей торговой точке небольшой булочной, расположенной в двадцати метрах от магазина, в котором работала я. Там у нее был помощник восемнадцатилетний паренёк, который трудился совершенно бесплатно в качестве искупления вины перед собственным отцом, застукавшим его однажды в пьяном виде и с сигаретой во рту. На следующий день после этого инцидента рассерженный родитель привёл своего отпрыска к Агате и попросил: «Возьми моего балбеса на всё лето к себе в булочную! Плати ему сколько хочешь, а если не хочешь, то вообще ничего не плати. У меня к тебе одна-единственная просьба: устрой ему такую трудотерапию, чтобы мало не показалось!» Разумеется, перед таким предложением Агата устоять не смогла. Оно и понятно: в наши времена бесплатные работники большая редкость!
******
У Агаты была странная манера: долго и бессвязно излагать свои мысли. Любое начатое ею повествование, оставаясь незаконченным, уступало место совершенно неожиданным тематическим вкраплениям. К примеру, приступив к рассказу о затопленной морской пристани, она вдруг вспоминала что-то там про свои перцы, которые остановились в росте, жаловалась на соседскую кошку, грядущее повышение цен на мясные продукты, описывала разные точки зрения на вегетарианство и религиозные секты, периодически перемежая всё это историями о своих соседях и близких родственниках. При этом причислить её к разряду болтушек было бы в корне неправильно, поскольку повествовательной форме говоруний присуща лёгкость и изящество, в то время как сообщения Агаты по звучанию напоминали хриплое радио начала прошлого столетия и отличались редкостной словарной зацикленностью. В какой-то степени это походило на нажатие кнопок у куклы, которая в ответ выдаёт то «а-а-а!», то «о-о-о!», то «ма-ма!». Тем не менее, Агата никогда не упускала возможности порассуждать о чём-нибудь вслух. Говорила она долго и нудно, совершенно не интересуясь мнением своего собеседника. Наверное поэтому самыми её желанными слушателями были случайные прохожие, интересовавшиеся местонахождением того или иного отеля либо торговых точек прибрежного городишки. Бывало, кто-нибудь из курортников заходил в булочную и спрашивал у Агаты, где тут поблизости торгуют курами-гриль. «Вы сами вообще-то откуда будете?» приклеившись к нему немигающим взором, спрашивала моя начальница. Слегка растерявшийся турист после некоторой паузы отвечал на ее вопрос, и тогда Агата приступала к длинному, скрипучему и медлительному разъяснению: «Вам нужно свернуть вон в тот переулок. Пройдёте метров двести и увидите большую вывеску Аптека со слегка искривлённой фонарной дугой. На ней двадцать лет назад жена фармацевтика повесилась потому, что он её залечил. Вот фонарь от её веса и прогнулся. Она была грузной женщиной. Потом идите прямо минут пять тихим шагом, и напротив магазина Всё для рыбной ловли, скорее всего, на Вас набросится большая собака с гофрированной мордой, породистая такая, как в рекламе корма Педигри. Но Вы её не бойтесь. Она только лает на прохожих, пока ещё никого не укусила. Там её хозяин работает продавцом и берёт эту зверюгу с собой для компании, чтобы одному в магазине не было скучно. Хотя по мне, так лучше бы он женился. Супруга-то больше подходит для компании. Потом Вам нужно будет обогнуть синее здание с левой стороны и пройти под аркой с вывеской Ночной Клуб Стрела. На самом деле никакой это не клуб, а публичный дом. Он уже два раза горел, и оттуда на улицу все голыми выбегали: и девки, и мужики спасались потому, что хотели жить. На углу следующего дома будет написано: Пиццерия. Не верьте. Там пиццы готовить не умеют, только супы варят и салаты делают. Пройдёте мимо неё и увидите прямо перед Вами будет маленькая домушка, она ещё палёным сильно пахнет. Это и есть Куры-гриль. Туда смело и заходите».
Во время рассказа у Агаты была привычка указывать пальцем на объекты живой и неживой природы. Говоря об одной из своих знакомых, она вытаскивала меня из магазина на улицу и, тыча пальцем на окно дальнего здания, надсадно скрипела: «Вон там, видишь? За белым домом ещё один, жёлтый, а за ним опять белый. Отсчитай в нём четвёртое окно справа то, что с синими занавесками. Там живёт Мариса, о которой я тебе только что говорила, в двухкомнатной квартире на третьем этаже». В итоге мне приходилось впериться взглядом в указанное ею направление, поскольку иначе Агата бы от меня не отвязалась. Бывало, завидев какого-нибудь знакомого, шагающего по улице, моя начальница наводила на него пальцем, как дулом пистолета, и, ничуть не смущаясь того, что он смотрел в нашу сторону, громогласно комментировала нелестные подробности его жизни.
Кстати сказать, эти особенности никак не объяснялись возрастом моей начальницы. На тот момент лет ей было около сорока с небольшим. Иначе говоря, она пребывала в том возрасте, когда у большинства людей психические функции находятся в нормальном состоянии. Скорее всего, в её случае имело место быть тривиальнейшее бескультурье. Зато физической энергии Агате было не занимать. Всю свою жизнь она провела в небольшой деревеньке, расположенной в нескольких километрах от морского побережья, население которой по традиции занималось животноводством и аграрной деятельностью. Агата не была исключением из этого правила. На момент нашего знакомства коров она уже не держала, но при этом значительно преуспела в выращивании уму непостижимого количества перцев. Как-то раз, завидев свою начальницу с огромным сельскохозяйственным инструментом в руках, из которого она что-то старательно распрыскивала на своей громадной плантации, я издали приветственно помахала рукой и, остановив автомобиль, уже было направилась в её сторону. Однако, увидев, что нас с Агатой разделяло расстояние приблизительно в триста метров, я замешкалась, раздумывая, стоит ли преодолевать его пешком по полю. Ведь я могла нечаянно наступить на какое-нибудь культурное растение и его сломать, а этого рьяная фермерша мне бы ни за что не простила. Пока я размышляла по этому поводу, Агата твёрдым шагом отправилась мне навстречу и через несколько минут вышла на обочину дороги. Она стряхнула рукой пот со лба и, повернувшись к возделываемому полю лицом, задумчиво произнесла: «Нда-а-а И для кого я так стараюсь? А ведь всё украдут, паразиты» «Кто украдёт? опешила я. Соседи?» «Да какие соседи! У них самих этого добра полно, вон там, через лесок, четыре поля по весне засадили, Агата сопроводила свои указательным жестом и продолжила: У нас тут другая беда. Чуть ниже есть кемпинг. А кто в этих кемпингах останавливается? Всем известно, одни голодранцы. Приличные-то люди ночуют в отелях, а не в палатках. Вот эти туристы-палаточники поля и обдирают, как стемнеет. Приходят с целлофановыми пакетами и набивают их до краёв. Этим летом я уже двоих своими глазами видела». «Так у тебя же несколько полей перцами засажено, каждое длиной аж до самого леса. Сколько тут гектар? Неужели всё это могут растащить постояльцы кемпинга?!» удивилась я. Агата недовольно хмыкнула, оставив мой вопрос без ответа, и после краткого молчания изрекла: «Всё, что здесь растёт, принадлежит мне, а не дяде, понятно? И не твоё это дело рассуждать, сколько у меня перцев, ишь Ты что?! Мои деньги, что ли, считать вздумала?!»