Кстати сказать, эти особенности никак не объяснялись возрастом моей начальницы. На тот момент лет ей было около сорока с небольшим. Иначе говоря, она пребывала в том возрасте, когда у большинства людей психические функции находятся в нормальном состоянии. Скорее всего, в её случае имело место быть тривиальнейшее бескультурье. Зато физической энергии Агате было не занимать. Всю свою жизнь она провела в небольшой деревеньке, расположенной в нескольких километрах от морского побережья, население которой по традиции занималось животноводством и аграрной деятельностью. Агата не была исключением из этого правила. На момент нашего знакомства коров она уже не держала, но при этом значительно преуспела в выращивании уму непостижимого количества перцев. Как-то раз, завидев свою начальницу с огромным сельскохозяйственным инструментом в руках, из которого она что-то старательно распрыскивала на своей громадной плантации, я издали приветственно помахала рукой и, остановив автомобиль, уже было направилась в её сторону. Однако, увидев, что нас с Агатой разделяло расстояние приблизительно в триста метров, я замешкалась, раздумывая, стоит ли преодолевать его пешком по полю. Ведь я могла нечаянно наступить на какое-нибудь культурное растение и его сломать, а этого рьяная фермерша мне бы ни за что не простила. Пока я размышляла по этому поводу, Агата твёрдым шагом отправилась мне навстречу и через несколько минут вышла на обочину дороги. Она стряхнула рукой пот со лба и, повернувшись к возделываемому полю лицом, задумчиво произнесла: «Нда-а-а И для кого я так стараюсь? А ведь всё украдут, паразиты» «Кто украдёт? опешила я. Соседи?» «Да какие соседи! У них самих этого добра полно, вон там, через лесок, четыре поля по весне засадили, Агата сопроводила свои указательным жестом и продолжила: У нас тут другая беда. Чуть ниже есть кемпинг. А кто в этих кемпингах останавливается? Всем известно, одни голодранцы. Приличные-то люди ночуют в отелях, а не в палатках. Вот эти туристы-палаточники поля и обдирают, как стемнеет. Приходят с целлофановыми пакетами и набивают их до краёв. Этим летом я уже двоих своими глазами видела». «Так у тебя же несколько полей перцами засажено, каждое длиной аж до самого леса. Сколько тут гектар? Неужели всё это могут растащить постояльцы кемпинга?!» удивилась я. Агата недовольно хмыкнула, оставив мой вопрос без ответа, и после краткого молчания изрекла: «Всё, что здесь растёт, принадлежит мне, а не дяде, понятно? И не твоё это дело рассуждать, сколько у меня перцев, ишь Ты что?! Мои деньги, что ли, считать вздумала?!»
Шутка ли сказать, но внешне лицом и телом Агата напоминала задумчивого филина. Этот образ прекрасно дополняли её очки, с круглой оправой, размером на сантиметр больше глаз, что в другой интерпретации походило на аляповато наложенный макияж. Зато стиль одежды моей начальницы был, в своем роде, безупречным. За четыре месяца мне удалось лицезреть её всего в двух сменах одежды: паре кофт с коротким рукавом, одной юбке и одних брюках. Впрочем, экономия на своём внешнем виде была свойственна подавляющему большинству жителей сельской местности Страны Вечного Праздника. В то время как городские щеголи прибегали к услугам психологов, которые пытались излечить их от импульсивного шоппинга, население небольших посёлков и деревень с завидным энтузиазмом воплощало в жизнь принцип: «Не трать ничего, отложи на чёрный день!» Даже когда типичная крестьянская прижимистость приобретала крайние формы скупости, родственниками и соседями сельчанина-Плюшкина это расценивалось, как нечто похвальное, и делало его примером для остальных: «Смотри, какой молодец, у самого пятьсот коров, а денег на ветер не бросает! Свою семью держит на хлебе и воде, при этом всё заработанное никуда не тратит, а относит в банк! И то верно там деньжата целей будут!» Как бы странно это не звучало, но в старушке-Европе начала двадцать первого века запросто можно было встретить перегонявших стада животноводов, как мужского, так и женского пола, одетых в залатанные зипуны и кафтаны, подпоясанные старыми верёвками, уже непригодными для того, чтобы привязывать ими к дереву скотину. Для полноты картины, на ногах у них красовались рваные калоши, замотанные скотчем или каким-нибудь другим подручным материалом, позволяющим заткнуть крупные дыры. Если подошва была продырявлена, то ремонтные работы этой обувки осуществлялись путём вбивания в неё коротких гвоздей, разумеется, не приобретённых в магазине, а найденных где-нибудь на дороге. При этом калоши рачительными хозяевами никогда не выбрасывались, а бережно передавались из поколения в поколение.
Материальное положение Агаты не внушало никаких опасений, однако, крестьянское скопидомство было у нее в крови. Помимо доходов, получаемых от активной сельскохозяйственной деятельности и продажи товаров в двух торговых точках прибрежного городка, ей принадлежал огромный двухэтажный каменный дом, первый этаж которого отводился под отель для курортников. В летний период ни один из его номеров ни дня не пустовал, что благоприятным образом сказывалось на пополнении кошелька моей начальницы. Как бы то ни было, но Агата тратила деньги лишь на самое необходимое, откладывая все остальное на пресловутый чёрный день, который представлялся ей чем-то вроде внезапного торнадо или цунами. Хотя при таком варианте развития событий вряд ли лежащие на банковском счету средства смогли бы её спасти. Однажды я поинтересовалась, была ли она замужем и планировала ли когда-нибудь обзавестись потомством. «Да что ты! Какие дети?! всплеснула Агата руками. Знаешь, сколько на них денег нужно?! Мы и кошки-то с матерью дома не держим. А зачем? Если мышей нет, то какой смысл её заводить?»
Однажды степень серьёзности отношения Агаты к денежным средствам мне довелось ощутить на собственной шкуре. Произошло это в первых числах сентября после того, как работники бухгалтерии выплатили мне зарплату за предыдущий месяц. Поскольку в августе я была вынуждена трудиться в официальные праздники, то по закону часы, отработанные в эти дни, считались сверхурочными и оплачивались отдельно. Исходя из этого, бухгалтер добавила к моей обычной зарплате ещё двадцать евро. Вечером того же дня Агата с перекошенным от злобы лицом появилась на пороге магазина и, приблизившись ко мне вплотную, протянула бухгалтерскую квитанцию: «Вот, смотри! Тоже мне бухгалтерия! Они тут тебе неправильно насчитали, лишних аж двадцать евро добавили. Так что теперь ты должна мне эти деньги вернуть». Я удивилась: «Не понимаю, о какой ошибке ты говоришь?» «Ну вот же! не унималась Агата. Ты что? Не видишь?», и ткнула пальцем в указанную на квитанции сумму в двадцать евро. Я возразила: «Нет тут никакой ошибки! Ведь я же в праздничные августовские дни не дома сидела, а у тебя в магазине работала. Так или нет? Смотри, здесь чёрным по белому написано: за сверхурочные часы». Услышав это, моя начальница побледнела, сжала кулаки и затопала ногами: «Да как ты смеешь?! Ты что, не в себе?! Я тебя не на такую зарплату нанимала, а на двадцать евро меньше! Сейчас же верни мои деньги!» Покупатели, ставшие невольными свидетелями этой сцены, между собой переглянулись и как по команде покинули помещение магазина. Честно сказать, реакция Агаты возмутила меня настолько, что, совершенно не задумываясь о последствиях, я попыталась её пристыдить: «Неужели тебе так важны эти несчастные двадцать евро? Да я каждые пятнадцать минут в твоём магазине продаю товаров на сумму, большую этой». Тогда нотки разъярённого зверя в голосе Агаты сменились на неподдельный драматизм. Вытянув руку вперёд, она затрясла у меня перед носом квитанцией: «Что же мне теперь делать?! Кто мне это вернёт?! Кто?!» Окончательно устав от этого дикого и непонятного мне театрального представления, я подошла к своей сумке, достала из кошелька купюру в двадцать евро и протянула её Агате: «На, возьми! А не то тебя еще не дай бог инфаркт хватит!» Начальница вырвала у меня из рук деньги и затолкала их себе в бюстгальтер, после чего в считанные секунды пришла в себя и вышла из магазина. Вскоре моя трудовая деятельность по контракту подошла к концу, и я навсегда распрощалась с Агатой.
******
Иногда туристы, посещающие европейские государства, ошибочно полагают, что местные жители говорят всего на одном языке. Хотя в отдельных случаях так оно и есть, тем не менее, во многих европейских странах, помимо основного языка, существует ряд других регионального происхождения и назначения. Страна Вечного Праздника не была исключением из этого правила, однако, её лингвистическое многообразие представляло собой не столько отдельные языки, сколько различные формы официального языка страны. В одном регионе этого государства местные жители не произносили окончаний слов, в другом, наоборот, буквально в каждое слово вклинивали дополнительные согласные, в третьем переиначивали приставки и окончания. Кроме того, им были свойственны интонационные и ритмические особенности. В некоторых областях звучание речи было сродни пению птиц, в других напоминало жевательный процесс, чеканящий марш, застывшую на заунывной ноте скрипичную музыку и прочие интонационные аналогии. Все эти языковые варианты, существовавшие на территории одного государства, при сопоставлении друг с другом звучали настолько странно, что даже местные лингвисты не осмеливались назвать их диалектами. Место моего проживания посёлок Перепёлки не входил в состав двуязычных регионов. Все его жители общались между собой только на официальном языке Страны Вечного Праздника. По правде говоря, я была этому рада, так как предыдущие годы, проведённые в другом европейском государстве, мне пришлось потратить уйму сил и времени на освоение языка регионального назначения, который впоследствии мне нигде и никогда не пригодился.