Набор торговых точек в Перепёлках не отличался от других населённых пунктов таких же масштабов. Продуктовых магазинов там было что-то около пяти. Несмотря на то, что по площади и разнообразию ассортимента поселковые супермаркеты не шли ни в какое сравнение с городскими, тем не менее они располагали необходимым для жизни набором продуктов, которого было вполне достаточно. Замечу, однако, что за возможность туда устроиться местные жительницы бились не на жизнь, а на смерть. Почему эта работа выглядела настолько привлекательной, любому покупателю становилось яснее ясного, едва он переступал порог супермаркета. Шутка ли сказать, но по внешнему виду продавщицы и кассирши продуктовых магазинов были схожи с коровами, которые все время жуют и при этом никогда не опорожняют кишечник, если такое, простите, вообще возможно. Обслуживали покупателей работницы супермаркетов с таким выражением на лицах, которое правильнее всего было бы интерпретировать, как заперло намертво. Это когда центр тяжести приходится на подбородок или подбородки во множественном числе, у кого как, а взгляд при этом становится одеревеневшим и злым. При этом заднее место трещит по швам, а весь организм застывает в высоковольтном напряжении Если кто-нибудь из покупателей осмеливался приблизиться к продавщице и что-нибудь у неё спросить, к примеру: «Где тут у вас мука?», то выражение её лица с запорной фазы моментально переключалось на «Пошёл к чёрту!» Правда озвучить этого она не могла по причине профессионального запрета на ругательства. Рот продавщицы начинал медленно приоткрываться, оттуда наполовину выпадала жвачка, лицо перекашивалось в смачном зёве, а затем еле-еле начинал двигаться язык. Процесс жевания и одновременного говорения длился всего пару минут, но при этом разобрать, что именно промямлила в ответ продавщица, было совершенно невозможно. В ходе внимательного наблюдения за её артикуляцией некоторым всё же удавалось расшифровать то самое загадочное слово, которое было только что ею произнесено в ужасно растянутом виде, а потом ещё таким же образом несколько раз повторено. Им было: «Та-а-ам». Вот только, к величайшему сожалению, оно никогда не сопровождалось указательным жестом в направлении того, что искал в супермаркете покупатель. Скорее всего, потому, что продавщицы и кассирши Перепёлок пользовались своими руками исключительно для подсчёта денег и отгона мух, чтобы полчища этих назойливых насекомых не усеяли своими экскрементами их одеревеневшие от безделья и скуки лица.
******
На следующий день после приезда в Перепелки мы с мужем отправились на прогулку вместе с Энрике, Вики и их дочерью, беседуя о том о сём и любуясь окружающим горным пейзажем. По прошествии некоторого времени всей компанией мы расположились на террасе одного из местных баров, в котором заказали прохладительные напитки прогуливавшемуся между столиков официанту. По правде говоря, вид у этого заведения был удручающий. На некоторые пластмассовые стулья с треснувшими ножками страшно было присесть, и эту картину дополняли столы, расписанные матерными словами. Впрочем, в жаркое обеденное время неприятные детали окружающей обстановки затмевались чувством исключительно приятной физической расслабленности. В тот момент я поймала себя на мысли о том, как же хорошо понежиться вот так на солнышке, потягивая из широкого бокала прохладную кока-колу, при этом совершенно ни о чём не думая. Только я водрузила вытянутые ноги на стоящий напротив стул и прикрыла глаза, подставив лицо тёплым солнечным лучам, как Вики обрушилась на меня градом вопросов, сопровождая их въедливо-изучающим взглядом: «Ты когда собираешься рожать?», «Гинекологу регулярно показываешься?», «У тебя всё нормально по женской части?», «Тебе арендованная квартира понравилась?», «А ты уверена, что она вам с мужем по карману?» При ответе на эти вопросы я не проявила энтузиазма, и вскоре она от меня отстала, а через несколько минут сфокусировала вопросно-приказную атаку на собственной пятилетней дочери худенькой белобрысой девочке с большими и грустными глазами. «Ты куда смотришь? то и дело одёргивала она её. Что там?», «Тебе это нравится?», «Нет, трогать нельзя!», «Я что сказала? Нельзя!», «Очки надень, глаза солнцем испортишь!», «Ты зачем в солнцезащитных очках ходишь в тени? Сними сейчас же!», «Подойди к той девочке и поздоровайся!», «Ты почему ей свою заколку дала? У неё своей что ли нет? Пойди и забери!», «Какую из них зовут Лили? Пальцем покажи, да потихоньку, чтобы она не видела». На этом завершилось моё первое знакомство, а пару дней спустя муж представил меня своим друзьям из спелеологического клуба, бессменным членом которого он являлся на протяжении последних пятнадцати лет.
******
Выяснилось, что клубная жизнь в Перепёлках била ключом и отличалась исключительным разнообразием. Иначе говоря, спортивно-развивающие клубы и ассоциации не были чем-то вроде бумажной формальности. Стремление сельчан окультуриться было глубоким и искренним. В качестве примера опишу типичную ситуацию. В субботний день рабочий молокозавода, в отутюженном костюме, с галстуком, отправлялся на конференцию, организованную ассоциацией «Аисты», название которой звучало так: «Особенности брачного периода у водоплавающих пернатых, населяющих водоёмы и болотистые местности пограничных лесных территорий». Активные члены ассоциации, регулярно оплачивавшие членские взносы, обычно приводили с собой на конференции других членов пассивных (для создания объёма заинтересованных лиц), которых в большинстве случаев приходилось тащить туда на аркане, долго уговаривая и иногда даже подкупая. Постоянными членами клубов, как правило, являлись главы семейств, а пассивными: их супруги, дети, престарелые родители, друзья и знакомые. Многие слушатели из сказанного оратором мало что понимали, но, тем не менее, зрительский зал в полном составе досиживал до конца каждого выступления. Зато, когда оратор завершал свою речь, вся аудитория как по команде поднималась с мест и удалялась в ближайший бар, чтобы напиться там до беспамятства. Впрочем, всеми это расценивалось, как вполне нормальная реакция на переваривание информации научного характера. Невольно вспоминается отрывок из романа «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова, в котором описывается, как в одном провинциальном городишке Остап Бендер обыграл местных шахматистов. Вне всяких сомнений, если бы великому комбинатору довелось проделать то же самое в клубе какого-нибудь посёлка Страны Вечного Праздника, то ему не только удалось бы обыграть всех столь же быстро, но и не пришлось бы спасаться бегством от обманутой им разъярённой толпы. Из-за проигрыша в шахматной партии никому из местных жителей не пришло бы в голову пуститься в погоню за мошенником, поскольку результат поединка их абсолютно не интересовал.
Единственно значимая, основная, и она же, конечная цель собрания членов местных клубов заключалась в том, чтобы залить за воротник и вдоволь наговориться. При этом тематике узкого спектра, отражающей идеологию клуба, в общении отводилось самое скромное место. Традиционно после конференции беседа в баре начиналась именно с неё и держалась на заданной волне минут десять, а затем уступала место обсуждению более насущных проблем, то есть критике правительства, предпринимателей, рабочих, крестьян, интеллигенции, соседей, сослуживцев, случайных прохожих и, конечно же, китайцев. «А с какой стати последних?» спросите вы. Понятия не имею, однако, неоднократно побывав после конференций в поселковых барах, я сделала для себя следующее открытие: «вредные и хитрые» китайцы навострились продавать в европейские страны с каждым годом всё больше своих товаров. В итоге «бедным европейцам» приходится всё это в огромных количествах приобретать, покорно ожидая, когда расчётливые азиаты своей финансовой политикой их окончательно разорят, а сразу после этого заставят на себя работать. Такова была своеобразная интерпретация европейцами окружающей их действительности.
Друзья мужа отнеслись к моему появлению в клубно-спелеологическом коллективе благосклонно, причем познакомиться с каждым из них мне довелось аж несколько раз. Происходило это после собраний и конференций в каком-нибудь баре, где мимоходом выяснялось, что физическая выдержка спелеологов, исследующих пещеры, не всегда прямо пропорциональна таковой при употреблении алкогольных напитков. Некоторые из них умудрялись так наклюкаться, что забывали имена окружающих, в числе которых была и я, а потом по несколько раз за вечер подходили, чтобы в очередной раз это выяснить и заодно представиться. Однако во время коллективных ужинов в местных ресторанчиках при наличии обильной закуски происходило все с точностью до наоборот. Друзья моего мужа, являвшиеся туда вместе со своими супругами, ни на минуту не забывали о том, кто я такая и откуда родом. Только официант расставлял на столе заказанные нами блюда, как все разом набрасывались на меня с расспросами о том, какой еде я отдаю наибольшее предпочтение, и, пока я мысленно сортировала продукты на «любимые» и «так себе», хлебосольные спелеологи со всех краёв стола принимались отправлять в мою тарелку лакомые кусочки. Некоторые из них сдвигали пищу при помощи вилки, а другие перебрасывали её прямо руками. «А зачем они это делали?» спросите вы. Чтобы я их деликатесы попробовала. Они искренне полагали, что там, где я жила раньше, на моей «голодной родине», нормальной еды в помине не было. Так звучало одно из объяснений, а согласно другому чистосердечному признанию, все русские в их представлении были известными обжорами и пьяницами. Вообще-то говоря, последнее было сказано без нотки пренебрежения, и даже с уважением. Мол, хоть мы в Стране Вечного Праздника любим хорошо поесть и крепко выпить, однако, куда нам до вас, русских. Вы нас в этом вопросе не только догнали, но и перегнали, оставив далеко позади.