Есть особенная красота в тяжелом физическом труде красота осознанной необходимости. Скорее, это философская категория. И не зря каждый год второкурсники после курса общей философии проходят здесь производственную практику. Освежает, знаете ли, мыслительный процесс, наполняет его научно-практическим мировоззрением.
К первому перерыву студенты были в мыле, но не пали духам. Хлопали друг друга по спинам и взашей, сбивая опилки и стрессовую атмосферу.
Чо, Шкалик, набил мозоли? Это тебе не у Зинки в пуговичках ковыряться!
А ты чо, бугай что-ли? А ну покажи ручки?
А ручки-то вот они
Дрож-жат!..
А у Важенина, глянь, волосы седые из носа Посед-дел человек!..
Дак док-то нас всех сегодня поседеет.
Не ссы, Омелька. Родина тебя не забудет.
А ей это надо? Я думаю, братцы, это не практика, а прием такой методический. Курс молодого трудяги. Чтобы жизнь медом не казалась. Помните, мы на первом вагоны разгружали? У меня ноги ватные два дня были. А после сегодняшней потогонки что будет?..
Во-о! Точно, пацаны. Это же потогонная система мистера Тейлора! Только в сэсээр. Баб здешних жалко.
Не Вагоны разгружать труднее. Бери-неси-клади, пока идёшь перекур В толк не могу взять: почему нам денег не хватает? Экономистка говорит, мы, мол, подённую зарплату за пару часов зарабатываем. А остальные шесть часов коту под хвост? Почему я должен на государство горбатиться аж шестёрку лишних часиков?.. За какого это дядю?
За того парня.
Не переломишься. Тебя же учат бесплатно! Экономистка ясно объяснила: сверхприбыли у капиталистов, а у нас плановая экономика. Госплан каждый рублик учитывает. И постатейно на развитие страны
и на оборону, и на помощь Кубе, и на Анжелу Дэвис
и на борьбу с эпидемией холеры!
Заныли, зануды. Вы ещё родине долг за революцию не отработали. Жили бы сейчас при царе. Горбатились на кулаков!..
Тебе бы, Важенин, бурлаком где устроиться
на Ангаре.
Парни, предлагаю дать деру. Кто за?.. неожиданно заявил Шкалик.
Замолчали. Это был вызов. Откровенная провокация. Следующее слово должно стать довеском на чаше весов. Весы колебались, все молчали. В проеме Дока неожиданно появился голубь среди ночи и загулькал.
Чего это он не спит?
Бдит!
Это же вестник богов, братцы! Зовет нас за собой, переиначил свой вызов Шкалик.
Зовут орлы. Или буревестники, философски заметил Важенин. соколы А голубь символ мира.
мол, мирно продолжайте рыть себе могилу. стоял на своем Шкалик.
Ну ты, блин, не каркай Женька, не ссы и не каркай, понял?
А ты, Срыбный, не воняй. Ты не жила. К полночи из тебя весь вонизм выйдет, и ты по-другому запоёшь.
Кто? Я?..
Шкалик, кончай нагнетать! серьёзно закипел Важенин. Остальные тоже обрушились на Шкалика и в шутку, и всерьез.
Голубь внезапно сорвался из небесного проема и спланировал к навесу, где дневная смена поедала свой «тормозок», курила, «забивала козла». Сейчас здесь было пусто и темно. Хотя хлебное крошево среди окурков можно собирать.
А, проголодался, проглот!..
Он, как Ванька Корякин, по ночам под стрехой жуёт.
У Ваньки диабет, а ты что делаешь по ночам под стрехой?..
с Катюшкой Сидоровой? А-а-а?..
да под одеялом! А ну посмотрим, у тебя шерсть есть на правой ладошке?..
Да пошли вы в пень дырявый
Ха-ха-ха!..
Загрохотал всей мощью лесопильный цех. Контингент занял свои места. Пошло-поехало.
Шкалик однако не сразу встал к конвейеру. Он долго переобувал сапоги, натягивал верхонки. Первая подхваченная им плаха внезапно уперлась в ограждение, напряглась и с треском лопнула. Ее обломленную часть бросило на Женьку Шкаратина, точно огромную руку, отвешивающую пощёчину. Женька упал на конвейер, и его тут же сбросило на пол
В шуме лесопилки никто не слышал треска и хлопка, и никто ничего не понял в первое мгновение. Первым завопил и замахал руками Важенин. Крановщица удивительно быстро выключила конвейер.
Мгновение или целую вечность продолжалось оцепенение. Конвейер встал. Шкалик лежал. Остальные не могли пошевелиться.
Человека убило! закричал кто-то из темноты.
не мог пригнуться, укоризненно-растерянно произнес Волжанин, что делать-то?
Тащить его надо куда-то. Где тут врачи есть?
Мгновение или целую вечность продолжалось оцепенение. Конвейер встал. Шкалик лежал. Остальные не могли пошевелиться.
Человека убило! закричал кто-то из темноты.
не мог пригнуться, укоризненно-растерянно произнес Волжанин, что делать-то?
Тащить его надо куда-то. Где тут врачи есть?
Какие тут врачи, дурень, в час ночи
Не стоять же с ним до утра?..
Давайте искусственное дыхание делать как учили.
Ну и как это?
Рот в рот кажется.
Ну что стоите-то? Надо же что-то делать!.. Срыбный, точно параноик с приступом диареи, запрыгал на месте, потрясая воздух растопыренными ладонями.
Надо посмотреть зеркальце бы Может, живой? Ванька Корякин первым приходил в себя. Он подошел и наклонился к лежащему навзничь Шкалику, попытался заглянуть ему в лицо. Срыбный подошёл следом. Вдвоём они осторожно приподняли тело, не решаясь перевернуть его. Остальные сгрудились вокруг.
Парни, надо нести его на дорогу! Может, кто поедет предложил Омельчук.
Из темноты вбежала женщина, в начале смены объяснявшая студентам технологический процесс. Она, как сумасшедшая, трясла головой и тихо бормотала: «ой, убило, убило, ой-ёй, убило человека ой, боже ты мой».
Внезапно в слабо-фиолетовом свете цеха разлился ярко-розовый оттенок извне, а может быть, голубовато-бирюзовый отсвет лунного неба смешался со светом фар въехавшего на территорию лесовоза, а может быть, произошло что-то еще невероятно роковое, окрасившее растерянную группу людей бледным хвойно-зелёным колоритом. Был ли это минутный массовый психоз, космическое явление или иное, необъяснимое и даже не принятое всерьёз, а только что-то произошло. Не Вирус ли зелененький разлился в драматической атмосфере? Под стрехой снова объявился давешний голубь, «вестник богов», затмивший небесный проём и дружелюбно загулькавший свою голубиную песню.
Братцы!.. Там машина, судорожно выговорил Омельчук и первым кинулся на улицу. Остальные, не раздумывая, устремились за ним. Над Шкаликом осталась стонущая или скулящая женщина. Она словно ничего не замечала и не чувствовала, кроме чужой беды и боли
Баир Цывкин недоумевал и негодовал перед ажиотажной группой студентов, выкрикивающих всяческую «пургу», пока из темноты, как с того света, на него не вышла чернявенькая приёмщица Анечка. «Человека, кажется, убило», тихо сказала она Баирке. И Цывкин мгновенно всё понял.
Он круто развернул лесовоз, едва не захлестнув хлыстами и студентов, и Анечку, бросил машину и побежал в цех. Совсем бесцеремонно схватил Шкалика на руки и бегом устремился обратно
На трассе Цывкин гнал так, как никогда не ездил с лесом. Анечка тихо стонала, придерживая голову Шкалика на своих руках. Волжанин, примостившийся рядом, пытался объяснить дорогу до травмопункта.
Ты, парень как тебя?.. Возьми водку в бардачке Нашел?.. Там она! Открой и потри виски Да не мне! Ему, Цывкин всматривался в несущуюся навстречу ночь. Еще губы смочи Ну чего ты пальцем?.. Плесни на губы!
Внезапно Шкалик закашлялся и зашевелился. «Жи-фой!» с каким-то идиотским акцентом выкрикнул Важенин.
А как же! весело подтвердил Цывкин. Водка свое дело знает. Ничего, сынок, жить будешь, с азартом говорил Цывкин, не подозревая о точности сказанного слова.
В травмопункт Цывкин внес Шкалика с осторожностью первородной матери. Неуклюжую помощь Важенина досадливо отвел плечом. В приёмном покое поднял невообразимый шум Потом успокаивал слегка пришедшую в себя Анечку. На прощанье сказал Важенину:
Ты, паря, здесь останешься? Правильно! Хвалю Скажи, как-товарища-то кличут?
Шкаликом, рассеянно ответил Важенин.
Примечательная фамилия. уже на ходу усмехнулся Цывкин. Приобняв Анечку, он уходил по длинному коридору приемного покоя. И даже не оглянулся.
Глава XII. На исходе бабьего лета
«Проклятое то время, которое с помощью крупных злодеяний цитадель общественного благоустройства сооружает, но срамное, тысячекратно срамное то время, которое той же цели мнит достигнуть с помощью злодеяний срамных и малых» М. Салтыков-Щедрин «Медведь на воеводстве»
Село Ось захватило общественными страстями. Ой, как взяло!.. Завертело тихое болото мутным омутом, словно овцу кружалую нечистыми силами. Зашатало и зазнобило кряжистый сибирский организм неведомой лихорадкой. Из всех щелей и прогалин осинского селения полезли, точно суетливые тараканы, слухи и домыслы, поражающие здравый смысл несуразностью, а то и потешающие честной народ откровенными небылицами.