Значит, Вы по-прежнему делаете ставку на противостояние?
Нет, недипломатично не отвёл взгляда Романов. Не на противостояние: на защиту собственных интересов.
А как же общечеловеческие ценности?
Запоздало прикусив язык, Хартман поморщился от досады. Он и сам понимал, что сделал откровенно слабый ход да слово уже отработало «неуловимым» даже не Джо: «воробьём». И, если посол рассчитывал на то, что хозяин Смольного окажется джентльменом и в очередной раз «отпустит» ему очередной ляп, то он слишком хорошо или слишком плохо думал о своём визави.
Вот, только не надо! усмехнулся Романов, и не подумав «снисходить». Не надо про «общечеловеческие ценности»! Видели мы, как вы и ваши клиенты «защищаете» их в Гренаде, Никарагуа, Сальвадоре! Этот перечень можно продолжать ещё очень долго: ведь почти каждую страну мира США объявляют «зоной своих жизненных интересов». И везде мишурой «общечеловеческих ценностей» прикрывается защита собственных интересов США.
Но
Нет, мы не против интересов США!
Разом пресекая и успокаивая, Романов выставил ладони «наружу лицом».
Мы лишь против интересов США вопреки интересам СССР. Согласитесь, что это справедливо. Как минимум разумно.
Некоторое время Хартман сидел молча, словно перерабатывая в себе урожай полученных впечатлений. Наконец, он с превеликим трудом вывесил на лицо маску неунывающего джентльмена.
Благодарю Вас, мистер Романов, за Ваши чёткие ответы. Они многое прояснили. Во всяком случае, на многое открыли мне глаза.
«Не я ли это самое многое, на которое открылись твои глаза?!» прямым текстом «отсемафорил» уже своими глазами Романов. Для того чтобы расшифровать ответ Хартмана, не требовался и дешифровщик: «Вы самые-с и есть-с!».
Уже поворачиваясь спиной к Романову, Хартман не смог удержать на лице маску добродушия и она свалилась за ненадобностью. Лицо, оказавшееся под ней, было чёрно-белым. Его владельцу даже расхотелось любоваться шедеврами, как Эрмитажа, так и меню «Астории». И всё потому, что ему было, что докладывать в Госдепартамент. Вряд ли это «что» могло обрадовать вашингтонское начальство но он свою работу сделал: взял пищу для размышлений и передал по инстанции. «Приятного аппетита, джентльмены»! Или, как однажды сказал мужиковатый Никита Хрущёв: «Бачилы очи, що купувалы йишьтэ, хоть повылазьтэ!».
Не сомневался в характере донесения в Госдеп и Романов. Не сомневался так же, как и в характере визита: «разведка боем». Хартман уходил недовольный и господа в Вашингтоне обязательно сделают выводы в отношении товарища Романова. Вывод в формате очередной поправки на другого товарища. Но пока чёрт с ними: его голове есть, от чего болеть, и помимо американцев
Глава третья
Двадцать второго ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года Григорий Васильевич Романов был избран секретарём ЦК. «Избран» по принципу «царь решил а бояре приговорили». Правда, Андропов снизошёл к убедительным доводам Григория Васильевича и дал тому нет, не шанс: время. И не на прощание с товарищами: на то, чтобы ввести «наследника» Льва Зайкова в курс дела. Некоторое время пришлось совмещать ну, а с января восемьдесят третьего Романов окончательно перебрался в Москву.
Как Генсек и обещал, он сберёг место Романова для того, чтобы Романов не берёг себя на этом месте. Да и в кураторах оборонной промышленности не очень побережёшь себя, даже не будучи Романовым.
«Сберечься» не сумел бы никто, даже постаравшись. Но сейчас этому «никому» не пришлось бы стараться даже гипотетически: на должность Григорий Васильевич шёл на безальтернативной основе. Андропов понимал, что выбирать ему не из кого: вариант был не только лучший, но и единственный. Правоверный антисталинист и такой же правоверный сторонник «административно-командного социализма» Андропов горой стоял за военно-промышленный комплекс.
И не только потому, что за военно-промышленным комплексом стояла «гора» «в лице» маршала Устинова сторонника не только Юрия Владимировича, но и политики дружбы с позиции силы. И сам Юрий Владимирович тоже дружил не только с Дмитрием Фёдоровичем, но и с советским ракетно-ядерным щитом. Именно поэтому Романов и «пошёл на ВПК»: представлять интересы партии и государства в этом «межведомственном ведомстве» лучше него не мог никто.
Без лишней неуместной скромности Григорий Васильевич понимал собственную безальтернативность. Не понимал он другого: зачем Генсек помещает «в одну берлогу» даже не двух, а нескольких «медведей»? Ведь одновременно с усилением его позиций Андропов усиливал и позиции Горбачёва. Да и усиливал ли он его, Романова, позиции? Переход в Москву это не обязательно служебный рост. Сколько уже прошло перед его глазами тех, чьё выдвижение было своеобразной формой «задвижения»! Метод сколь прост, столь и эффективен: сначала под прикрытием выдвижения человека отрывают «от корней» а потом берут его голыми руками. И его и у него! Потому что забирают всё: не только настоящее и будущее, но нередко и прошлое!
В том числе, и поэтому Григорий Васильевич не спешил в Москву. Пока он в Питере «возьми его за рупь, за двадцать»! За него горой бюро обкома, горкомы, райкомы все «питерские сепаратисты». А как дадут «добро» всё: заступиться за него будет некому! А один, как известно, в поле не воин. Тем более, когда в этом поле «товарищ» на «товарище», и все, как один «по ту сторону» и по твою душу.
Романов не преувеличивал: в Политбюро у него не было друзей. Не в человеческом плане: хотя бы соратников. Конечно, он не был одинок в данном отношении но это не слишком утешало. Кроме того, здесь уже сформировались «группы по интересам» и ему не находилось места ни в одной из них. Поэтому, когда один из «ленинградских близких» высказал осторожное предположение о том, что этим выдвижением Андропов хочет столкнуть лбами Устинова и Романова, Григорий Васильевич не стал торопиться со скептическим хмыканьем. Что-то в этой версии было какое-то здравое, хотя и не на здоровье, зерно. Правда, когда «товарищ» развил мысль до коварных замыслов Андропова в отношении Устинова, Романов отставил версию целиком. В предложенной версии ему отводилась роль орудия, с помощью которого Юрий Владимирович собирался «обезвредить» Дмитрия Фёдоровича а это не подкреплялось фактами.
Отставка версии произошла не по причине уязвлённого самолюбия Романова. Причина заключалась в другом: Андропов и Устинов были, что называется, «мы с Тамарой ходим парой». В этом отношении они составляли редчайшее исключение из общего правила: дружили, понимаешь! И другой такой пары друзей в Политбюро не было. И, что самое любопытное, дружили они не только против кого-то но и друг с другом. Поэтому даже мысль о подобных замыслах Андропова не имела ни минимального шанса на появление в голове Романова, не говоря уже о «получении прописки» или хотя бы «вида на жительство».
А, вот, столкнуть их с Устиновым лбами другое дело. Такое коварство было возможно. И, главное: в духе Андропова. Этот человек походил на еврея не только внешне, но и «внутренне»: поступками. Григорий Васильевич конечно, слышал байки о еврейских корнях Андропова но они значили, куда меньше еврейских по сути проявлений Юрия Владимировича, даже если тот «звезды Давида» ни сном, ни духом, никаким боком! Как и всякий «нормальный еврей», Андропов был умён, хитёр, беспринципен и коварен. Поэтому ещё неизвестно, кто кого больше образовал: Андропов КГБ, или КГБ Андропова. Оба «товарища» стоили друг друга.
Поэтому Григорий Васильевич не исключал и «варианта-бис»: дополнения Андроповым платонической дружбы с Устиновым «политической дружбой» против Романова. Юрий Владимирович наверняка не забыл реверансов Запада Романову. И пусть семидесятые остались за горизонтом вместе с ушедшими туда же амбициями Романова Андропов не мог так легко «отпустить» Григорию Васильевичу даже потенциала соперничества. Как следствие, Романов не сомневался в том, что выдвижение его носит характер не столько «производственный», сколько «тайн мадридского двора». Андропов всё рассчитал верно. В этой ситуации выигрывал только он один: и от «производственных показателей» толкового руководителя, и от помещения теоретически опасного Романова в банку с оголодавшими «кремлёвскими пауками»
Романов нахмурился. Мысли и так «нагружали» а эти и вовсе «гнули к земле». Его позиция была самой ущербной: при таких исходных он не приобретал ничего зато потерять мог всё. Кое-что он уже потерял: опору на питерских большевиков. Сейчас, как никогда раньше, он нуждался в союзниках. И не просто в союзниках: во влиятельных «товарищах», пусть и таковых всего лишь в кавычках. В тех, которые хотя бы не первыми станут побрасывать хворост в костёр, на который Андропов уже определяет его.