постажируй ё-п-р-с-т! Напарника посадил как пить дать. Я постажирую! и давил на газ. МАЗ податливо ускорял ход.
Стажер, говоришь, кричал в угарном азарте Цывкин, твою мать рано списали Стаж-ж-жируйся! Пока я цел Как зовут-то? Кешка?! А меня Борька! Держи краба, Кешка!.. и продолжал крутить рулевое колесо левой рукой. Не бойся бог не фраер а ну давай за руль стажёр! и он на полном ходу стал всей своей статью вылезать из-за рычагов
Не-а! Не Не надо, запротестовал парень, нелепо отмахиваясь от предложения.
Но Цывкин не отступал:
за руль! Кому говорю!.. Держи баранку, стаж-жёр хренов! и волочил упирающегося парня за рукав.
МАЗ месил колею и шелестел шинами на коротких отрезках сухой гравийной отсыпки. Лихо взлетал на пригорки и без тормозов устремлялся в тёмные распадки. Цывкин, как циркач в цирке, готовился к трюку.
Он встал-таки на сиденье ногами и, согнувшись «в три погибели», затаскивал стажёра Кешку на своё место. Перепуганный парень вцепился в руль заколоденными руками. Кепка его съехала на лоб и закрыла видимость. Локти уперлись в сигнал МАЗа
Цывкин просто осатанел. Он больше не контролировал себя. Накопившаяся многодневная усталость нашла долгожданный выход. Злоба обрушилась на ни в чём не повинного паренька, волею судьбы оказавшегося на этом зыбком месте
Тайга гудела хриплым рёвом МАЗа и равнодушно смотрела, как мощная многотонная машина, выдернутая из дорожной колеи сильной рукой Цывкина, внезапно завалившегося в кабине, в долю мгновения пролетела узкую бровку дороги и всей своей тяжестью, движущейся динамикой, усиленной инерцией движения ударилась о стоящий в низинке кедровый ствол. «О-ох!.. ты барахты-ы-ы!..» покатился по тайге стонущий гул.
Тысячи свидетелей могли бы приукрасить бесценными подробностями картину крушения в немой таёжной глуши. Вспугнутые, потревоженные, порушенные и потрясённые, они бы объяснили чрезвычайное происшествие во всех его деталях и со всею своею страстью. Оцепенели ли их уста, охватило ли остовы столбняком, остановилась ли кровотечение кто их знает Однако, они безмолвствовали и бездействовали в подавляющем большинстве. Не считая нескольких десятков кедровых шишек, отбарабанивших по железной кабине грузовика.
Глава XV. СОБРАНИЕ «СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ»
«Глоток свободы можно и не закусывать»
Неизвестный умникШкалик ушёл с собрания по-английски. Душа!.. душа не вынесла проявлений провинской политики. А если не душа, так какое ещё место так засвербело, что в голове мигрень ожесточилась?.. А, может, пятки загорелись или где зачесалось, будто гниды взбесились
«Какое дьявольское изобретение! Пытка! Будете мимо проходить проходите рысцой, люди добрые; а проезжать счастливого пути!» И только вот ведь наказание! назвался груздем, присягнувшим Уставу, таскайся на идиотские маёвки Неужели нет и не может быть избавления от партийной блин дисциплины? так томился молодой политик Шкалик Шкаратин, решивший в одночасье порвать с «Отечеством». И, тихо притворяя за собой дверь неуютного конференц-зала, остановился в вестибюле, чтобы осмыслить принятое решение.
По периферии каменного замка, каковым с первого взгляда казался Дворец прошлой культуры, прилепились жилые высотки и пустыри, и недоделанные парки, и недостроенные площади. Одно лишь бетонное крыльцо, тупой ступенчатый постамент, подвалившийся к фасаду дворца с трех сторон, являлся наиболее законченным произведением зодчества. Киоски, запылённые автомобили, разновензельные, как на старых кладбищах, ограды Выщербленные тротуары Однако живым, завершающим венцом всех окрестных творений и всё прощающим пафосным апофеозом благоухало над серым замком позднее лето. Птицы в ветвях, буйная зелень нетоптаных бурьянов
С высоты птичьего полёта замок возлежал надмогильным камнем И не вираж коршуна, не синяя лента петляющей реки, не рвано-жёлтое пламя высящихся вокруг тополей не сообщали ему какой-либо динамики
Внутренние же залы, холлы, коридоры, потолки и полы, щедро меблированные шахматными столиками, шторами, багетами, витринами, гардинами, обнажали эклектику перехода от эпохи соцреализма к эре накопления капитала. И только масонская малолюдность прилегающей территории и богема замковых келий, обнаруживающих остаточную жизнь, дарили надежду на живость грядущего дня.
Все началось с опоздания. Шкалик опоздал по устоявшейся привычке. Как всегда, спешил, а в последний миг потянуло на кружку пива ну не наваждение ли! Никто, однако, не заметил его отсутствия и, как не обидно, присутствия. Как оказалось, Шкалик опоздал не последним. Ещё фракция безработных в лице Борьмана, усиленная сочувствующим Пендяевым. Беспартийная до поры молодежь одинокие старушки неуместные телевизионщики.
Еще долго опоздавшие хлопали входной дверью, вызывая всеобщее раздражение сидящих в зале. Последним опоздал Политсовет Прогиндеев.
Подсевший к Шкалику интеллигент, тоже, вероятно, действительный член Движения, более заметный сильно утолщенными линзами очков, личность которого лишь по ним и удавалось запечатлеть, тут же доверительно сообщил:
Сейчас скажет «я предпочитаю говорить товарищи», и ухмыльнулся еще более доверительно.
Шкалик порыскал глазами того, кто должен произнести этот пароль и, так и не обнаружив адресата, остановил взгляд на партийном вожде. Прогиндеев был в галстуке и кожаном кепи. Другие части одежд не привлекали любопытства. Крупные мясистые черты лица, как и складки кепи, фактурно дополняющие портрет, составляли холёную дородную физиономию. Барельеф её выпирал благородством. Бюст, корпус, да и весь его шкафообразный облик под стать благородному верху внушали ритуальное уважение. Он, как заметил Шкалик, шамкал губами, кокетничал косым взглядом, комплексовал брюшком. Тонко манерничал на манер молодящихся дам. Прогиндеев прошел за трибуну, притёрся в удобную позу и тихо сказал:
Здравствуйте, кого я не видел, товарищи, не услышав ответных приветствий, повысил голос. Я предпочитаю говорить «товарищи». Не знаю, как кто, но мы здесь собрались не случайно. Я думаю, мы и раньше были товарищами Многие состояли в партии. Может, у кого есть другое мнение?
Внезапно, как последний опоздавший, зажегся свет над трибуной, высветивший авансцену, задник с плакатом «Центризм это позиция миллионов», в котором не хватало одной буквы. Высветил и пятно оратора в мизансцене театрального монолога.
Других мнений, очевидно, не было. Даже Шкалик, не отнесший ни одного слова партийного вождя на свой счёт, не возразил. Шелест ровной речи вождя, напоминающий капёж дождя, заставлял инстинктивно ёжиться.
Прогиндеев пространно излагал, «почему мы вступили в «Отечество» Он-де по принципиальным позициям не мог состоять в одной партии с бывшими коммунистами Тем более с Козловым И ни за что не мог состоять в стороне от борьбы за новую Россию. Политическая программа «Отечества» вполне совпадала с его мнением по многим позициям В том числе по экономическим соображениям.
давай по существу! не дослушал кто-то в зале.
короче! солидарно и несдержанно выкрикнул и Шкалик. Из опыта прошлых собраний он знал, что вождь Прогиндеев склонен к чистой философской риторике. Информационное содержание его выступлений не грешило познавательным излишеством.
Мы с коммунистами не расходимся по принципиальным позициям, ровно продолжал вещать Прогиндеев. В наших программах много общего. Например, ревизия результатов приватизации, национализация предприятий, а также мостов и банков. И с правыми с Явлинским нам по пути, если они оставят в покое тело Ленина. И пойдут на наш компромисс по вопросу о земле. Всем ясно, о чем я говорю? Кому не ясно, товарищи, я могу довести в личном порядке. У меня в кабинете Потише там, в зале. Вы здесь не на митинге. Кому не интересно, могут покинуть зал. Мы здесь никого не держим!
Последние реплики оратора Шкалик полностью принял на свой счет. И это снова огорчило его. «Чёрт шепелявый! Губошлеп! Сосун» оскорбительные определения, готовые сорваться с языка, еще более раздражали и возбуждали его.
Вопрос можно? громко прозвучал вопрос. А в чём мы расходимся с левыми
Вопросы после выступлений. Впрочем, я закончил. Ещё есть вопросы?
и в чём мы расходимся с правыми?
Шкалик подумал о политической близорукости. Как он мог связаться с центристами!
Явление «Отечества» в Провинске, недавно открытое и учреждённое местным Социологом, было «слаборазработанным», как и сам Провинск. Можно было присоединиться к партии Жирика. Вдвоем с местным элдэпээровским вождем они создали бы либеральную ячейку и выбрались делегатами на их партийный съезд. Горько осознавать, что карьера обрушилась, так и не начавшись