Умар замешкался, но тут же догадался об истинной причине визита своего господина.
Надира опустилась на колени перед каидом, взяла с подноса кусочек сладкого и поднесла каиду ко рту, он нежно перехватил ее руку она даже подумала, что в чем-то сплоховала и, не отрывая взгляда от ее распахнутых глаз, заговорил на память стихи:
«А ведом ли тебе, правитель вышний, ручья кристально-чистого полет,
Где девица распустит локон пышный и цапля изумрудных вод испьет?
Где странник глянет в вод зерцало ликом и душу распознает невзначай.
А ведомо ль тебе, о мой великий, докуда простирается твой край?
А ведомы ль тебе просторы эти и моря чудо, где не счесть красот,
Где рыбаки к закату вынут сети, где рыбка плавником златистым бьет,
Где вдруг прольется с неба дождик частый на сладость смокв и первых дынь межи?
Я ведомы ль тебе, владыка ясный, Сицилии прекрасной рубежи?
А ведом ли тот край, о всемогущий, где светлячкам в ночи потерян счет,
Где померанца расстелились кущи, где роза и гибискус расцветет?
А ведом ли тебе, властитель мира, Надиры небосвод и бирюза
Очей ее? Мне б вновь взглянуть, Надира, в твои безбрежно синие глаза».
Из глаз Надиры выкатились две слезинки, пробежали по щекам и исчезли под складкой никаба24. Она не понимала, как молва о красоте ее глаз могла выйти за пределы рабада и даже дойти до ушей каида.
Ты когда-нибудь слышала эти стихи, милая? спросил Али, хотя знал, что ответит девушка отрицательно.
Нет, государь. Но счастливица та Надира, которой их посвятили.
Каид улыбнулся, его приятно поразила крайняя скромность девушки.
Этим летом я принимал у себя одного бродячего поэта, некого Мусаба, он искал службу при дворе и два месяца услаждал меня своим стихотворным мастерством. Как-то раз воспел он цветок такой несравненной красоты, что я взмолился и попросил открыть, о ком идет речь. Оказалось, что у цветка есть имя: Надира; живет в рабаде, она сестра амиля. Стих, который я только что прочел, не мой, милая, я всего лишь выучил его наизусть дар за гениальность предназначается только поэту Мусабу, но дар за красоту слов предназначается тебе. Но если бы я увидел твои глаза до того, как услышал стихи, я бы, скорее всего, наказал Мусаба за гордыню, за то, что он вознамерился описывать неописуемое. Аллах воплотил в тебе несравненное и необъяснимое, милая моя! Я целый месяц ждал, пока не кончился рамадан25, чтобы приехать и взглянуть на «небосвод Надиры», в ее «безбрежно синие глаза», и теперь вижу, что они воистину безбрежны.
Он посмотрел на Умара и произнес:
Брат, прошу у тебя руки Надиры, заплачу любую цену, какую назначишь.
Умар молчал, Надира вышла из комнаты, она знала, что договариваться о свадьбе дело мужское.
В глубине души Умар согласился не мешкая, он отдал бы Надиру каиду и даром, раз становился шурином самого каида, но обуздал свои чувства и давать согласие не торопился, чтобы каид поднял ставку. Али заверил, что Надира станет одной из его жен и что он не будет обращаться с ней как с наложницей из-за того, что она не благородных кровей. Кроме того, посулил дары и льготы всей семье. Умар в тот момент смотрел на своего старшего сына Рашида, которому было всего лишь восемь лет, и не мог не вообразить, насколько к лучшему изменится их жизнь, благодаря синим глазам сестры.
А Надира тем временем побежала в укромное местечко, где пряталась в детстве, под крону высокой шелковицы, что росла недалеко от дома. У нее никак не укладывалось в голове, что именно ей так сильно посчастливилось. Она не чувствовала себя на высоте, думала, что ничем не заслужила знаков внимания каида и предложения такого важного человека. Она плакала и дрожала потом прислонилась к стволу, закрыла глаза и вспомнила, что именно привело к сегодняшнему сватовству.
Глава 3
Лето 1060 года (452 года хиджры), рабад Каср-ЙанныКак-то в пятницу под полуденным солнцем Надира отправилась к колодцу на южной окраине рабада, собиралась принести домой ведро воды; за ней увязалась маленькая племянница Фатима. На Фатиме было красное платьице и ожерелье, украшенное разноцветными геометрическими формами, с головного убора на лоб свисали подвески так, как у берберов принято наряжать девочек. Вместе с ними к колодцу шли и другие женщины; несмотря на духоту палящего полуденного часа, женщины смеялись и перешучивались.
Все, кроме Надиры, начерпали воды, подхватили ведра и зашагали обратно. У колодца осталась только Надира с Фатимой.
Я слышал, что этот колодец чудотворный, послышался вдруг мужской голос.
Надира вздрогнула от неожиданности, веревка выскользнула у нее из рук, и ведро полетело на дно колодца.
К колодцу подошел незнакомый юноша со странной желтой свернутой на голове куфией26, он замахал руками и жестами запросил прощения за то, что так напугал.
Я не заметила тебя, добрый человек, ответила Надира, закрывая лицо и притянув к себе малышку Фатиму.
Я говорил, что этот колодец чудотворный и вот теперь подхожу поближе и сам в этом убеждаюсь.
Он заулыбался и продолжил:
Потому что, если ты не ангел, то скажи, что за райское создание стоит передо мной.
Я сестра деревенского амиля, человека, который состоит в очень близком окружении каида, объяснила Надира кто она в надежде, что, если юноша подошел с недобрыми намерениями, то отступится от них.
Тебе нечего меня бояться.
Он спрятал руки за спину, склонился в легком поклоне и представился:
Мусаб, стихотворец и врачеватель.
Дай мне поговорить с братом, и тебя примут как подобает по законам гостеприимства, Мусаб.
Очень любезно с твоей стороны, но думаю, что все, что мне нужно, я уже получил.
Ты за водой пришел? Уж в ведре воды-то мой брат тебе не откажет, наивно отозвалась Надира, подумав, что Мусаб имеет в виду колодец.
Но поэт улыбнулся и объяснил:
Хоть я и молод годами, а довелось мне побродить по свету: от Багдада до Гренады. Надо сказать, что глаз бирюзовых и изумрудно-синих я повидал много, да таких, какими не побрезгуют и семьдесят две девственницы, которых Аллах посулил мученикам. В Андалусе я видел девушек вестготских кровей, у которых глаза походили на твои а средь гор Кабилии наткнулся на женщин с чертами лица, похожими на твои. И все же все же нигде не встречал я такой лучезарной синевы, коей оправой служил бы такой лик, как твой. Твоя внешность говорит из какого племени ты родом, конечно, из берберов, об этом я догадался и по наряду девочки Я и среди коренных сицилийцев видел людей, которые могут похвастаться светлым цветом глаз, но такого цвета как у тебя я никогда не встречал. Может твой отец сицилиец? Или мать? От кого ты унаследовала такое счастье?
Ты ошибаешься тебя, наверняка, не было в наших краях слишком долго, и ошибиться легко. У нас нет берберов, коренных жителей или арабов, а есть только сицилийцы, которые следуют учению Пророка. Да, правда, среди моих предков и среди их матерей были и уроженки острова, которые приняли Коран, как бывало в любой другой верующей семье на острове. Но это само собой, если учесть, что в первые времена на Сицилию приплыли в основном одни мужчины, и только потом приплыли семьи, которые бежали от преследований халифов и эмиров в Ифрикийе. Ну а что до моих глаз, то кому какое дело до неисповедимого дара, которым одарил меня Аллах?
В этот момент послышался голос муэдзина27, звавшего на полуденную молитву. Надира обернулась в сторону рабада и минарета и заспешила домой.
Моя мать уже давно заждалась воды.
Скажи хоть, как тебя зовут.
Надира.
Надира, я напишу про твои глаза! прокричал ей вслед незнакомец.
Надира ухватила Фатиму за руку и побежала к дому, уже тогда она была уверена, что Мусаб придет к Умару просить ее руки. Но шли дни, уверенность не подтвердилась, но вот в первых числах октября ей открылось, что вышло из той встречи у колодца, а вышло нечто гораздо более значимое, отчего судьба ее круто изменилась.
Глава 4
Зима 1060 года (452 года хиджры), рабад Каср-ЙанныЗакат полыхал багрянцем и отсвечивался на лице Коррадо, отчего лицо его казалось почти таким же медно-рыжим как волосы. Надира вернулась в дом уже несколько часов назад, отказав ему в помощи, о которой он умолял; с той минуты к столбу больше никто не подходил.
И вот в самый разгар вечерней зарницы Каррадо прокричал в бреду:
Умар, выходи! Выходи и потягайся со мной!
Но голос у него за спиной у входа во двор взмолился:
Ради бога, не кричи!
А он:
Надира, струсила так вот твоя жалость?
Голос у него за спиной приблизился к столбу. Охранник, которого приставил сборщик налогов, тоже подошел, и вид у него был грозный, он собирался отплатить пленнику за то, что тот оскорбил хозяйку дома.