Извините, мужчина, говорит ему мама с вымученной улыбкой, потом резким голосом бросает мне, Смотри, куда идешь, а не ворон считай. И пошевеливайся
Ну вот, началось. У мамы было странное качество когда у нее что-то не ладилось, или она неважно себя чувствовала, или просто было плохое настроение, она начинала срываться на меня, как будто я источник всех ее неприятностей. Даже если я вела себя тише воды ниже травы это не спасало. Мама распаляла и накручивала себя все больше и больше. Любые мои слова, попытки оправдаться или утешить маму были не просто бесполезны, они вызывали новый виток недовольства и обидных реплик с ее стороны.
От конкретной проблемы мама быстро переходила на личности, точнее на мою личность, полную изъянов, как уличная собака блох. Когда она исчерпывала тему моих сегодняшних недостатков, которые перечисляла подробно и с удовольствием, она начинала вспоминать мои прошлые прегрешения, смакуя подробности и добавляя новые, еще более ужасающие. Когда и эта тема исчерпывались, мама переходила к моим будущим безобразным проступкам. Меня такие разборы полетов очень обижали, особенно в отношении будущего ну почему она решила, что я обязательно совершу все те нехорошие вещи, в которых она меня заранее обвиняет. И вообще, почему я должна испытывать вину за то, чего еще не сделала, не говоря о том, что в уже совершенных грехах половины описанного мамой не было, как не было тех мыслей и желаний, которые она мне уверенно приписывала и за них отчитывала!
Мама всегда красной нитью проводила мысль, что у нее тяжелая многотрудная жизнь, полная лишений и жертв во благо семьи, а близкие, особенно родная дочь, не говоря уж о муже, нечуткие и неблагодарные бездельники, не способные оценить принесенные жертвы, проявить хоть капельку внимания, заботы и ударить палец о палец, чтобы хоть чем-то ей помочь. Этот «палец о палец» был особенно мил маме, и она вспоминала о нем при каждой выволочке. Она обожала крылатые выражения и частенько в периоды злобствования заявляла, что мне все «как об стенку горох», «хоть кол на голове теши», и вообще «что в лоб, что по лбу», потому что «а Васька слушает да ест».
Приступы недовольства случались у мамы регулярно пару раз в месяц, и на основании предыдущего опыта я знала единственное, что мне остается в данной ситуации это молча терпеть, пока мама не отойдет, слив на меня весь накопившийся негатив. А отойдет она, скорее всего, не раньше чем через три-четыре часа, если, конечно, ее не расстроит что-нибудь еще тогда пиши пропало. Бывало, что подобное состояние затягивалось у мамы на несколько дней и после острой фазы, когда мама непрерывно костерила меня, сменялось фазой молчаливого укора мама со мной переставала разговаривать, игнорировала меня, всем своим видом демонстрируя глубокое разочарование в жизни вообще и во мне в частности.
Поначалу мама пробовала сыграть в подобную игру с папой но не получилось. Папа обычно ехидно говорил что-то вроде «так-так, я опять в чем-то провинился, узнать бы еще, в чем именно» или «конечно, тебе памятник поставят за твои подвиги» и удалялся в свою комнату. Мама преследовала его и там, продолжая отчитывать, но потом папа поставил задвижку на дверь изнутри и как только видел, что тучи сгущаются, наливал кипяток в термос, запасался бутербродами и резво ретировался к себе, только задвижка щелкала. Или, если был подходящий сезон и хорошая погода, собирал сумку, хватал велосипед и отправлялся на весь день в ближайший лесопарк. Мне же деваться было некуда в нашей трехкомнатной квартире отдельная комната была и у меня, но она не запиралась, мама настигала меня там и устраивала словесную головомойку.
Тем более, никуда не скрыться сейчас, на людном пляже Севастополя. Я опасливо скашиваю глаза на маму ну точно, лицо напряженное, губы поджаты. Вот-вот начнется занудное бурчание. В желудке возникает сосущая пустота. Ну почему мне только десять лет и я не могу повернуться к маме, гордо расправив плечи, вытянуть руки в ее сторону и несколько раз стукнуть указательными пальцами друг о друга перед ее лицом! На тебе, хочешь, чтобы я палец о палец ударила вот, смотри, пожалуйста, как у меня хорошо это получается. Теперь ты довольна? А потом повернуться и уйти от нее навсегда раз я такая нехорошая и отравляю ей жизнь, пусть живет без меня.
Слезы наворачиваются у меня на глазах, ведь на самом деле уйти мне некуда и даже устроить акт неповиновения я не могу, тогда мама заведется еще больше и будет прессовать меня с утроенной энергией и гораздо дольше. А потом еще и вспоминать много лет подряд страшную обиду, которую я ей нанесла, хотя это уже погоды не сделает, учитывая наличие нескольких десятков других страшных обид.
Слезы наворачиваются у меня на глазах, ведь на самом деле уйти мне некуда и даже устроить акт неповиновения я не могу, тогда мама заведется еще больше и будет прессовать меня с утроенной энергией и гораздо дольше. А потом еще и вспоминать много лет подряд страшную обиду, которую я ей нанесла, хотя это уже погоды не сделает, учитывая наличие нескольких десятков других страшных обид.
Вдруг чья-то рука, мелькнув у меня перед глазами, ловко надвигает бело-розовую панаму мне на нос. Что за глупые шутки!
Ой, это вы! с удивлением слышу радостный мамин голос.
Кто это еще? И почему мама радуется? Я сдергиваю панаму и вижу перед собой Валю с Сережей. Они уже искупались в море, тела усыпаны переливающимися на солнце капельками воды, влажные ноги облеплены песком. Оба широко улыбаются.
Как хорошо, что вы нас нашли! с восторгом восклицает мама.
Это Сережа вас увидел! довольно поясняет Валя, Мы ждали-ждали когда вы позвоните, а потом сообразили, что дали вам не тот телефон, старый. Наша родня ведь недавно переехала. Мы бегом сюда. Вещи положили и давай пляж прочесывать. А то еще подумаете, что мы вам специально номер наврали, обидитесь.
Мы с мамой переглядываемся, глазами договорившись хранить тайну о потерянной бумажке. Мамина хандра исчезает, словно ее и не было, мне тоже становится легко и весело. Как будто ушли тучи, засияло солнце, а мир стал дружелюбнее и добрее. Жизнь налаживается.
Пойдемте, мы для вас местечко заняли, зовет нас Валя за собой. Пока мы идем к их вещам, я думаю о том, что эта мягкая и добрая, излучающая тепло женщина наверняка никогда не обвиняет своего сына в несуществующих грехах, не говорит ему про «об стенку горох» и «палец о палец», не устраивает бойкотов. Мне тоже хочется такую маму.
С тех пор мы встречались каждый день днем ходили на море, вечером гуляли по городу. Мамы щебетали, не переставая, Сережа галантно меня развлекал, не подавая вида, что с малявкой ему скучно. Он был единственным мужчиной в нашей компании и по-мужски опекал всех троих, заботился одной воды купить, другой мороженого, третей сумку понести. Занимал для нас самый удобный столик в уличных кафе, на базаре находил самые красивые и недорогие фрукты. В нем удивительно сочетались мягкость и мужественность.
Валя бесконечно гордилась сыном. Она сама из простой семьи, рано начала работать, одновременно училась в техникуме. Без высшего образования был и ее муж Виталий, который, как и мой отец, остался в Москве. Зато Сережа учился в языковой спецшколе, был почти отличником. Особенно хорошо давался ему немецкий язык, Сережу даже послали прошлым летом в ГДР по школьному обмену на всю школу таких было пять человек. Валя не сомневалась, что сын пойдет дальше своих родителей, через два года поступит в институт, потом найдет престижную работу. Для этого у Сережи имелись все данные. И будет, например, работать во внешнеторговой организации. Или в МИДе. А потом и к ООН подберется. Станет ездить за границу, как другие ездят к себе на дачу, привозить красивые импортные вещи, рассказывать про заморские города и страны. Чего еще можно пожелать любимому ребенку? И себе, чтобы чувствовать, что жизнь прожита не зря
В поездку Сережа взял с собой «Три товарища» Ремарка в оригинале, читал каждый день без словаря, быстро продвигаясь по книге, чем вызывал у нас троих благоговейный восторг. Мама неоднократно ставила его мне в пример, говорила, что неплохо бы и мне проявить подобную целеустремленность. А то с моим наплевательским отношением к учебе я ни то, что в хороший, а ни в какой институт не поступлю. Это было обидно я считалась твердой хорошисткой и на учебу плевать не собиралась. Но про себя решила к Сережиному возрасту я тоже буду читать в оригинале Ремарка, чтобы доказать маме, что я не хуже его.
К концу отдыха наши семьи окончательно сдружились и, хотя уезжали разными поездами с разницей в два дня, были полны решимости продолжить общение в Москве и вовлечь в него моего отца и Виталия. Мама, правда, однажды обмолвилась, что частенько случается, когда курортная дружба сходит на нет по возвращении к обычной жизни и она не удивится, если такое произойдет и с нами.
***
Не прошло и недели после нашего возвращения, как новые друзья пригласили нас в гости. Я замерла в тревожном ожидании, памятуя мамины слова. Какими нам покажутся Валя с Сережей в серой московской действительности, какими мы им, найдут ли контакт наши с Сережей отцы? Особенно не хотелось разочароваться в Сереже.