У бывалого, запасливого Саши, конечно, оказалась вокруг пояса веревка, которую он бросил мне: "Отпусти одну руку, намотай конец на кисть. Теперь вторую Я безропотно повиновался и, как в кино, был выволочен на безопасное место мокрый и грязный. Злополучный мешок мы также выловили в целости и доставили к машине. Фактически Саша спас мне жизнь".
Однажды на зимней рыбалке наловили много окуней, шли счастливые к стоявшей в двадцати метрах ГАЗ-53 и оба провалились в ледяную воду. Не знаю, какая была температура воды (наверное +4), а воздуха 35. Утонуть мы не могли, так как сразу под ногами почувствовали трубу теплого нефтепровода (откуда и полынья). Мороз был сильный, и ширина этого подснежного ручья не превышала метра. Но пока мы шли в промокшей одежде, от которой с хрустом отваливались куски льда, ужас от сковавшего холода подсказывал нам, что смерть близка. Возле автомобиля, с большим трудом помогая друг другу, сняли одежду. В кабине сидели совершенно голые, пили спирт из горлышка и громко орали песни. Саша пел: "А зна-а-аешь, когда босссиком нажжжимаешь на педали-и-и-и, ступня-а-а-ам так тепло-о-о-о!". Замечу, гаишников тогда в Нижневартовске не было.
Вспомнил вообще страшный случай, который сегодня кажется даже смешным. Осенью небольшой толпой поехали на охоту. Вечером подожгли толстый ствол валежника и, съев нескольких фазанов и выпив немереное количество спиртного, улеглись вокруг горящего дерева спать. Саша лежал со мной рядом на спине, его огромный живот был опоясан патронташем с торчащими вверх, к голове, патронами. Он громко храпел, мешая мне толком заснуть. Я часто просыпался и прикладывался к большому ковшу воды, стоящему рядом (все-таки Бог есть!) Но в очередной раз проснулся я отгромкого звука выстрела. Страшная картина! На Сашке тлеет фуфайка, патроны на нем стреляют, но заряды уходят выше головы пузо спасает. Быстро вылил на Сашу ковшик. Зашипело облачко пара, а спящий, приоткрыв глаза, пробормотал: "Ну и на хера такие шутки?"
Получилось, мы в расчете я тоже, вероятно, спас ему жизнь.
Таким образом, Саша, помимо жены и сына, первое время оказался единственным близким мне человеком. Биография его проста как грабли: восемь классов курсы шоферов армия работа в колхозе дальняя поездка на заработки для приобретения жилья, поскольку есть жена и двое детей. Кругозор Саши соответственно не поражал широтой, потому он с жадностью слушал мои рассказы о Черном море, горах Кавказа, Москве, Ленинграде, Чехии и Праге, об устройстве телецентра, и считал меня "страшно умным". Если я долго молчал, он просил: "Че молчишь? Расскажи чевой-то". Если его заинтересовывало что-то услышанное, всегда спрашивал: "Как думаш, правда?"
Мы были нужны друг другу.
Работа и люди все родное душе
По прошествии двух лет тоска по родственным душам стала невыносима. И тут мне была поручена "очень сложная" работа по монтажу какого-то примитивного концентратора в кабинете директора ЦНИЛ. (Центральной научно-исследовательской лаборатории). О профиле лаборатории подумал: что-то связанное с органикой нефти не интересно. Но из полуоткрытой двери одной из комнат третьего этажа доносился щемящий душу запах канифоли. Я заглянул внутрь: " О Господи! Там паяли!" Зашел поговорить. Оказалось, ее сотрудники разрабатывали приборы для применения ультразвуковых методов исследований в нефтедобыче. То есть прикладная радиотехника, геофизика это же счастливый шанс! И через две недели я вдыхал запах канифоли каждый день, а Люба (жена) справлялась одна и за прораба, и за мастера, что позволяло нам продолжать жить в вагончике. Очень хотелось, конечно, к зиме избавиться от проблем с водой и отоплением. В перспективе ЦНИЛ строила дом, но мне, новенькому, благоустроенная квартира вряд ли светила. Зато работа в лаборатории была замечательна сама по себе, и там работали мои единомышленники, в основном.
Сначала о директоре. Имя забыл. Фамилию помню Чернобай. Она соответствовала его характеру и поведению. (Не в смысле сквернослов, а в смысле: надменная, самовлюбленная и угрюмая личность.) Наверное, он был офицером в отставке, но возраст генеральскому званию не соответствовал, хотя манеры да. Внешне директор выглядел очень презентабельно. Говорил спокойно и тихо, мне казалось, намеренно подчеркивая свое превосходство. Понятно, что руководитель занят больше всех и не имеет возможности любезно общаться с каждым. Но Чернобай дистанцию держал жестко. К нему вхожи только начальники отделов. Не знаю, как он вел себя с ними.
Сначала о директоре. Имя забыл. Фамилию помню Чернобай. Она соответствовала его характеру и поведению. (Не в смысле сквернослов, а в смысле: надменная, самовлюбленная и угрюмая личность.) Наверное, он был офицером в отставке, но возраст генеральскому званию не соответствовал, хотя манеры да. Внешне директор выглядел очень презентабельно. Говорил спокойно и тихо, мне казалось, намеренно подчеркивая свое превосходство. Понятно, что руководитель занят больше всех и не имеет возможности любезно общаться с каждым. Но Чернобай дистанцию держал жестко. К нему вхожи только начальники отделов. Не знаю, как он вел себя с ними.
Мне неизвестен случай, чтобы кто-то из сотрудников был с Чернобаем в одной компании, или он поздравил кого-то с радостным событием, или похвалил. Все избегали встреч с ним даже в коридоре, что было не трудно он шел, никого не замечая, и на приветствия отвечал "кивком ресниц". Среди научных работников такое редко встречалось. Обычно авторитет руководителя определялся компетенцией и научными работами. Чернобай же не имел даже степени кандидата, хотя, вероятно, хотел достичь в науке больших высот.
Все мы работали, прежде всего, на него. Любой сотрудник, написавший статью в научный журнал или подающий заявку на изобретение, через своего начальника, испрашивал дату и время аудиенции у босса. Тот, мельком прочитав, царственно ставил свою подпись первой. Таким образом, он публиковал до десятка статей в месяц и получал несколько свидетельств на изобретения, зачастую толком не понимая, что изобрел. Это обычная практика кому интересен истинный автор, знайте, его подпись последняя.
Одно качество Чернобая не вызывало сомнений организаторские способности. Благодаря им, наша лаборатория имела все: немало умных сотрудников, современные приборы и оборудование, замечательное опытное производство, где работали «Кулибины», из чертежа от руки создававшие уникальный образец, в чем я сам неоднократно убеждался, воплощая свои идеи.
Отдел ультразвука ЦНИЛ не был многочисленным. Трое разработчиков Юра Смышляев, Володя Петров и ваш покорный слуга имели опыт работы в НИИ или КБ и еще ряд инженеров конструкторов-чертежников. На троих полагался один радиомонтажник Зиязов Фаниз Нуриевич, который выполнял свою работу безукоризненно. Простой радиолюбитель, но надежен как скала. В нарисованную наспех на клочке бумаги принципиальную радиосхему он вдыхал жизнь, или не вдыхал, если мы плохо думали. Тогда мы ее переделывали, и он снова паял и паял. Запах канифоли шел от его стола.
Наш патентовед Света Гончаренко, выпускница Киевского университета, на "большой земле" работала в патентном отделе НИИ им. Патона. Она вела переписку с профильными научными журналами, готовила к печати статьи, находила нужную нам информацию и составляла заявки на изобретения, что без специфического умения автору самому сделать довольно трудно.
Руководил нами с. н. с. Мингазов Рустем, выпускник казанского университета. Он с большим жаром, приводя массу исторических фактов, убеждал нас, что казанские татары (булгары) не имеют никакого отношения к проклятым татаро-монголам, покорившим Русь. Мингазов особо не вникал в нашу работу, у него было другое предназначение: прочитывал тома бюллетеней по изобретениям, находил то, что было ему понятно, вносил непринципиальные, незначительные изменения и, вместе с Чернобаем, подавал новую заявку, почти всегда получая на нее положительное решение. Наши изобретения множились как на дрожжах, и Света помогала нам не покладая рук.
Кроме перечисленных выше лиц эпизодически появлялись девочки-практикантки из Тюменского индустриального института. Они успешно подавали нам чай, виртуозно нарезали кусочки колбасы и сыра для междусобойчиков. Когда срок их практики кончался, кто-нибудь из нас писал для них отчет. Одни практикантки исчезали появлялись новые.
Над всеми возвышался начальник отдела. Даже фамилию его не помню. Практически неграмотный человек, без чувства юмора. Говорил и ходил он очень громко, смеялся невпопад, но совершенно не мешал нам, а мы ему. Когда же требовалось сделать доклад или составить отчет о работе, поручал это нам, поскольку был косноязычен и не владел терминологией. Начальник специализировался на походах в кабинет директора и передаче его руководящих заданий подчиненным. Атмосфера в отделе была доброжелательной и веселой. Темы для дружеского общения неисчерпаемы. На работу все шли с радость. Это была моя среда. Зато среда, в которой я жил была невыносима. Пользуясь своими связями среди строителей, переселись из вагончика в общежитие СМУ-33. Проблема дров, воды и тепла решена. Но соседи! Представляете Вы себе общежитие общестроительных рабочих? Думаю, что нет. Я уже не говорю о состоянии мест общего пользования, а круглосуточный грохот отвратительной музыки, а постоянные драки в коридоре, а сплошной мат и пьяные рожи, лужи крови и мочи в коридоре! И все это на глазах маленького сына. Положение нам с женой казалось настолько безысходным, что мы подумывали бросить все к черту и возвращаться на "большую землю".