«Еще этаж и все, а там Фархад поможет» подумал Сеймур, волоча непосильную поклажу.
Привет, мой родной! Что ты такое несешь? Открыв дверь, спросила соседка со второго этажа, тетя Ирма.
Да вот на дачу переезжаем, запыхавшись, ответил Сеймур.
Как, уже сегодня? Удивленно спросила Ирма.
Да, а что тетя Ирма? также удивленно спросил Сеймур.
Просто мама говорила, что вы через неделю переедете на дачу. Когда листья созреют, Ирма задумалась, не смотря на подростка. Передай маме пусть зайдет ко мне перед отъездом. И еще, вот что, подожди меня чуть-чуть. Тетя Ирма зашла в квартиру, оставив открытой входную дверь. Самый знакомый запах для Сеймура был запах квартиры Кочарян запах кофе. Хиджран всегда поила ребят только чаем, и на вопрос: «Мама! А чем это пахнет так хорошо?». Мать семьи Рагимовых отвечала: «Армяне очень любят пить кофе» «Ничего, подрастешь и сам выберешь для себя, что пить по утрам»
Тетя Ирма вернулась с тарелкой домашних печений.
Угощайся! Ирма гордо поднесла тарелку Сеймуру.
Сеймур взял одно печенье, вспомнив наказы отца: « Бери всегда, что то одно, когда предлагают угоститься, а когда вздумается взять второй раз, вспомни мои глаза, ты знаешь, как они выглядят, когда я не доволен»
Надкусив сухое печенье, Сеймур сделал довольное лицо.
Как дела, цыганенок? сказал, появившийся в прихожей дядя Лазарь муж тети Ирмы. Славный старикан, грузный и очень тихий. Лазарь напоминал Сеймуру крота в темных очках мультяшного персонажа, у которого была заботливая соседка крыска, желающая обустроить его личную жизнь. Только в реальной жизни, соседка была его женой и обустраивала жизнь собственного мужа с толком и с расстановкой.
Нормально! ответил Сеймур, дожевывая то ли орех, то ли скорлупу от него.
Лично Сеймуру, Кочаряны были не интересны. У них не было детей. А вот мама Сеймура их уважала, даже где- то любила. Они были ее самые любимые армяне. Она часами пропадала у тети Ирмы, где получала дельные советы о маленьких хитростях жизни.
На дачу собрались? Спросил, одевающий в прихожей обувь дядя Лазарь.
Да, скоро поедем, учтиво ответил Сеймур.
Смотри, постарайся ходить много босиком по песку и принимай много водных процедур это полезно для кровообращения, заботливо посоветовал дядя Лазарь.
Хорошо, дядя Лазарь, буду, ответил подросток, откровенно говоря, ничего не понявший из слов мудреца.
За спиной Сеймура щелкнула дверь с табличкой «Ольга Вертинская». На пороге появилась Ольга ханум. Так Ольгу Вертинскую величал отец Сеймура, говорил, что все женщины Баку ханумы (не сводница), раз живут в нем. Ольга ханум была не обычная женщина. Сеймур никогда не видел ее с авоськами. Она была композитором. Написала марш для нефтяников Баку. Марш для сильных и отважных мужчин. Однако своего отважного мужчины у нее не было, и детей тоже не было замечено. Ольга ханум была худенькой женщиной, не высокой, с маленьким ртом, сильно подчеркнутой яркой помадой, и с приметным остреньким носиком, не портившего ее общего облика. Глаза, которые всегда светились, говорили о ее постоянно приподнятом настроении. Частенько можно было увидеть, приходящих к ней приметных мужчин и красивых женщин. Широко раскрытые окна ее квартиры, давали неповторимую возможность бесплатно услышать необычные голоса приметных мужчин и красивых женщин, то были оперные певцы и певицы. «Композиторы не всегда творят, но иногда подрабатывают» подмечал порой Идрис Мансурович. Иногда можно было услышать, как Ольга ханум сама поет для себя или для своих достаточно взрослых подружек. Голоса у нее не было, но было большое желание не скучать.
Доброе утро соседи! Ольга ханум поздоровалась, блеснув глазками.
Закрыв дверь и проверив волосы, собранными на голове шариком, Ольга ханум заговорила: «Просто ужас как спала. Мигрень совсем замучила. И эта жара меня просто утомляет. Выспаться не удается».
Вы правы, Ольга Максимовна, Апшерон вообще место не для житья, особенно летом. Куда лучше Кисловодск, прохладней и по климату нам с руки, в нашем- то возрасте, с чувством сожаления, тетя Ирма завершила мысль.
Вам надо к нам почаще заходить, Ольга Максимовна, заметил дядя Лазарь. Мы с Ирмой будем вас лечить, я своим коньяком, а Ирма своим кофе. У меня есть отличный армянский коньяк из Еревана, друзья прислали. Просто сказка, а не напиток, похвастался дядя Лазарь.
А у меня есть чудесный кофе, сестра прислала из Москвы, настоящий Бразильский, такого в Баку не найдешь, продолжила любезничать с соседкой, тетя Ирма.
А я, Ольга Максимовна, еще кое- что дам Вам попробовать. Мне недавно друзья подкинули контрабандную продукцию французский препарат от мигрени. Не просто таблетка, а райский глоток воздуха, выпил, и все как рукой сняло. Вы же знаете, что у нас с Вами один недуг, жалостливо заметил дядя Лазарь.
Сеймур слушал разговоры взрослых соседей, словно следил за игрой теннисистов, но при этом не получал никакого удовольствия от действия.
Ой, Сеймурчик, и ты здесь, я тебя и не заметила. Прости, чертовая мигрень, Ольга ханум слега потрепала волосы Сеймура. Ох, какие они у тебя жёсткие, буйнорастущие, мне бы такие.
Ольга ханум стала вытягивать кудри Сеймура, чтобы определить их длину.
Да, Сеймурчик, у нас Пушкин, умно заметив схожесть с великим классиком, дядя Лазарь накрыл свою лысину летней кепкой.
Так, когда Вы к нам зайдете, Ольга Максимовна, на чашку чая? Давно мы не слышали что-то из ваших новых произведений, спросила тетя Ирма.
Сеймуру стало скучно от взрослой трескотни, и он не простившись, загрохотал дальше своими банками, вниз по лестницам, оставив любезных соседей за спиной.
В подъезде дома, где жила семья Рагимовых был подвал, где располагался склад художественной продукции союза художников Азербайджана. Заведующим складом являлся Рубен Вахтангович, крупный мужчина с крупным носом и, с завидным умением успокаивать гневящихся художников на его постоянные опоздания на работу. Без его разрешения художникам Азербайджана не выдавали ни одного тюбика краски, и ни метра холста для картин. Одним словом, художники Азербайджана начинали творить, предварительно отстояв очередь у склада крупноносого Рубена. Иногда, Вахтанговича ждали много художников. А, бывало, Рубена ждал один единственный художник, наверное, любимчик директора склада или самый известный не очередник. Когда их было много, они много курили и громко спорили. Как правило, они стояли разрозненно по два, по три человека, как стайки гордых птиц. А порой стояли порознь, и смотрели по сторонам
Сегодня Рубена ждал один художник, наверно самый известный.
Сеймур его знал, точнее не знал, а приметил за его внешность. Он был резкой наружности. Цвет лица поражал своими переливами от темного к желтоватому цвету. Волосы были длинными и почти седыми, они осыпались по обе стороны головы, закрывая большие и бесформенные уши. Под глазами были видны два темных больших мешка, производящих ощущения грусти и некой болезненности. Нос и рот напоминали закрученную и кривую линию. Он любил сидеть на корточках и курить папиросу, удерживая ее поочередно в руках, которые походили на корни старого дерева. Набухшие вены неприятно сползали к длинным пальцам художника. Фигура мужчины в сидячем положении, была похожа на тело осьминога. Художник не радовал глаз Сеймура, и даже вселял в него чувство страха, который можно переживать в подростковом возрасте, при просмотре в кинотеатре мистического фильма.
Временами, столкнувшись с художником в подъезде после теплых рукопожатий с художником, отец Сеймура говорил сыну, что это большой художник, а остальное в его жизни для него не неважно. Многих художников Идрис Мансурович знал лично, ибо сам, когда- то, окончил художественное училище, и о многих художниках писал, как журналист, самолично.
Сеймур прогрохотал банками до склада и художника. Остановился. Образовалась пауза. В подъезде витала ужасающая мистика.
Художник поднял глаза, и сквозь рассыпанные по лбу волосы, взглянул на оцепеневшего Сеймура, который стоял на последней ступени, и смотрел на художника, как на нечто сильно пугающее. Сеймур был один и без отца, и без его положительных отзывов о большом художнике.
Тебе, сынок, отец не говорил, что так откровенно смотреть на незнакомого человека, неприлично! Сквозь дым папиросы, художник обратился к Сеймуру.
Сеймур молчал. Он не знал, что ответить. Он не мог вспомнить об этих несущественных, для него подростка, деталей, когда все красивое и не красивое крайне желаемо познать, без всяких там условностей.
Не помню! Честно признался Сеймур.
Так вот, сынок, не смотри так явно на людей, если они даже тебе не нравятся. Это может их обидеть. Ты же чувствуешь, когда на тебя обижаются, не так ли? Прищурив глаза, и выдохнув дым со рта, художник улыбнулся.