Реликварий ветров. Избранная лирика - Радашкевич Александр Павлович 3 стр.


10. IX.1980. Нов. Гавань

Письмо из последнего детства

В. Ш.

Ты прислал мне кусты фонтанов
петергофских, эфирную поступь древних
отроков (ах, лодыжки гермесов крылаты!)
и глаза полуночного волка (с острым
золотом смешанный пепел), наведённые
нагло и кротко из крахмальных сугробов
постели, что, как остров, тиха и громадна;
те сухие монашески губы, подлетавшие
сном нежданным, и предутренний с маслом и
перцем ты прислал мне наш главный хлеб;
и мальчишечьи грабли пальцев, столь неспешных
в былых волосах, и такие иные объятья, что и
ныне спасли бы меня; и плечо, над которым
веками я бы ждал неугодной зари.

17. X.1980. Нов. Гавань

К «Сказке королей» Чюрлёниса

За каменными змеями ветвей,
меж коими висят опухшим роем звёзды,
в зубцах и снах и птицах иглокрылых
плывёт возвышенно наш отчий замок,
где в ночь иную с нами начудят,
по простыням, коврам, исхоженным ступеням
топча протянутую кровь,
чья явная и стылая лазурь
для детских глаз нещадной черни ала.

Край сосен и полей в литовских тополях,
откуда крылий выпорхнул багрянец,
страну живую солнце поздних дум
сегодня мы подняли на ладонях,
лобзая взором лес и дрёму тёплых крыш.

Огни дрожат в надвинутых венцах,
и длань, как корень, на мече весомом.
В прозрачный час молитвы о земле
мы подорожникам её поклон положим.
Ведь звёздный ход так мерен и подводен
и города восходят по ветвям
соборы, мельницы и кладбища на скатах
как плоть надежд во мгле обожествлённой,
где нива светит в лица королям.

III.1981. Нов. Гавань

Португальские стихотворения

1. Лиссабон

Я города, где всё как будто ввысь
и вниз, за угол, в бок, в тупик,
в разброд, по струнке, в бред и вкривь
переплетясь, перекрестясь, переливаясь сходу
в Тежу; где девицам не снилось, как
краснеть, а женщины пожившие черны и
богострастны; мужчины носят юные
тела, а юношей смуглят в глазах обеты;
где пахнет рыбьим скользким серебром
и осьминоги в ящиках лоснятся,
где шлюпку валкую зовут «Гроза морей»,
где бранный гул и мёд гитарных лун
и слава рваная в гортанных слёзах фадо;
волнистых улочек Альфамы
где райски заплетён безвыходный клубок,
где студит солнце в жёстких ласках бриз

я города за веками не строил
во снах благих.

25. X.1981. Нов. Гавань

2. Башня Белен

Белен. На память целованье
в настенной башенке. Ветра,
натруженные гоном,
ложатся вздохами у ног,
и покатили, не прощаясь,
в слепые дали паруса.

Белен. Глаза шагнувшей башни
полынным бегом мутной Тежу
стремимы в хриплый океан.

Шелками дышит ли надежда,
кирасы солнцами глядят,
но то, что всякий сгинет где-то,
не нас печалит. Удалясь,
они несмело обернулись
через плечо короче так
к понятливым ли шатким пальмам
иль к ней, из путаного мира
стремимой странно недвижимо,
как будто каменной короне
или Мадонне на краю.

VIII.1981. Лиссабон

3. Дворец в Мафре

Способен ли Жуан был Пятый,
нам затруднительно судить:
его способности зарыты
и в мрамор голый облачены.
Но раз заметил он монаху,
упёршись взором в обшлага,
что если-де наследник будет,
то встанет, мол, и монастырь
И чудо принц визжит в подушках!
Молитва, знать, была внята.
В Эскуриал свой португальский
король вселяет братьев
францисканских.

Стул из рогов оленьих.
Библиотеки бездна.
И спален малых детских
невыспанные сны.

Искрятся ли
ночные вина бегства не скажет ни
опрятный Мануэль уже, ни мону 
ментальная Амалия: им снится опенённая
волна у Сан-Винцента-за-Стенами.
Нахохлилась растерянная мебель
промозглых анфилад. Портреты ранены ножом и
факелом изрыты. Сегодня смуглого солдата
венчают с девушкой курносой
в соборе. Розовая крыса
просеменила под ворота.

19. IX.1981. Нов. Гавань

4. Замок Пэна

Мы шли, в листве кружа, на гору
средь гор, поднявших дрёмный сад,
где небо сущее в прудах
стекало в лес непросвещённый,
уже в дооблачные горы
всходящий поступью стволов.
И замок вышел в сказке башен,
где сквозь зубцы, как между пальцев,
текли ручные облака. Так было нам
в простёртой сини, что подставляли
мы глаза, чтоб облака опять лизнули
и даль, заглоченная далью,
за далью дней нам всё цвела
сквозь рябь сникающей листвы
закатом мавританского разлива.

VIII.1981. Синтра

19. IX.1981. Нов. Гавань

4. Замок Пэна

Мы шли, в листве кружа, на гору
средь гор, поднявших дрёмный сад,
где небо сущее в прудах
стекало в лес непросвещённый,
уже в дооблачные горы
всходящий поступью стволов.
И замок вышел в сказке башен,
где сквозь зубцы, как между пальцев,
текли ручные облака. Так было нам
в простёртой сини, что подставляли
мы глаза, чтоб облака опять лизнули
и даль, заглоченная далью,
за далью дней нам всё цвела
сквозь рябь сникающей листвы
закатом мавританского разлива.

VIII.1981. Синтра

Испанские стихотворения

1. Кордова

В блаженных патио вода
одна не спала, когда сиеста
злая уложила коров суровых и
наивных по шеи в бархат
Гвадалквивира. Да
в пазухе пустого храма,
под призмою багряной робы
(юницами эпических родов, как встарь,
ревнительно расшитой),
корчилась
Наша Сеньора Скорбящая,
лия барочные кристаллы мимо
рта, как у розовой рыбы,
заснувшей
в редкой сети кордовских кружев.

X.1981. Нов. Гавань

2. Саламанка

«Но компрендо». Тихоходная матрона,
в мелком золоте, отплыла.  Мучас
грасиас, сеньора!  В полночь грешен
невниманьем Божий город
Саламанка.
Утром семь дотошных струн
из оливкового взора разбитного
гитанёнка: пять вовсю печальных, две
совсем срамных,  на виду
у Старого собора,
где по нишам не дотлела
сера Страшного суда.

3. Гваделупа

Дно разверстое небес
там обрызгано огнями,
где Мадонна с тёмным ликом
смотрит раненно в глаза.
Там янтарны апельсины
над фонтаном монастырским,
где кричали, чтоб Родриго
братьям страхи рассказал,
где гитара с юным хором
завела ночные канты,
и под кровлею дозвёздной
наповал нас ублажила
сласть ликёра травяного,
чтоб поутру, в галерее,
где увядшие полотна
внятно славят Черноликой
из земли, во снах и сечах
чудеса и претворенья,
нам подал в дорогу инок
босоногую улыбку.

VIII.1981. Мадрид

4. Эскуриал

Эскуриал, как из души, опять ворота растворяет,
хоть день за нами не плывёт и клики птичьи не иссякли.
По небу горные леса слились пологими валами,
и дальним будто тянет морем, пока не грохнули
затворы, пока не встала в рост стена
за всякой стылою стеною, пока пустоты не
проглотят себе враждебные шаги.
Эскуриал,
как судный путь, начнётся чудищем собора.
Крутые рёбра скал иль стен?  взлетели вдруг
из преисподней. А там, в потухшей вышине,
клубятся с плеском одеянья в цветном, горячечном
кипенье: зелёный, алый, глупо-голубой и розовый
и райски васильковый.
Теперь, скользя по лестнице
покатой (как тянет прорубь эта!)  туда, где факелы
сгустили черноту, где полых три лежат
на львиных лапах гроба средь непустых гробов,
гробов, гробов. «Иссякли дни. И вот ничто,
ничто, ничто не в помощь» Ещё: «Как тот блажен,
кто награждён был тут достойною супругой».
Инфант, инфанта дети Леоноры: кто замертво
родились безымянны. Порожних ям на десять
поколений без эпитафий и гербов.
И вот
на мраморной подушке полуприкрытые глаза.
Меча не сжали склеенные пальцы Прощайте,
Дон Хуан Австрийский. Я вовсе не умею умирать.
Но вы из тени сей, где вам не спится, герцог
лунолобый, мой сон не проплывёте в час, когда
ворота настежь растворяет моей души Эскуриал.

Х.1981. Нов. Гавань

«Были альказары, после»

Были альказары, после
акведуки. Целовала в душу
пряная Альгамбра.
Пусть теперь угонят
самолёт в обратно
после хрупкой оперы
о царе Салтане
побрести вдоль Крюкова
чёрного канала,
пригубить у форточки
ветерок высокий
всё равно с того ли,
с этого ли света.

Нью-Хейвен, 1981

Друзьям

И даже те, на чьих устах моё
простыло имя, вы все со мною у стекла в сей
час прозрачным лбом. Я
с вами столько лишних
лет не падал в тишину
стремглав, а снег ночной в моём
окне так мается о нас, как будто вы ещё верны
несказанным словам, как
будто даром я возмог
чему-то изменить, как
будто скудная зима простит
нам враз судьбу 
сумятицу за схлёсты глаз
в полночный снегопад.

14. XII.1981. Нов. Гавань

Назад Дальше