Даже здесь?
Да. Ты же видел, Юнн и Хейди смотрели как зачарованные.
Но не Ванья, сказал я с улыбкой. И Линда улыбнулась в ответ.
А что я? тут же спросила Ванья, повернувшись к нам. Папа, ты что сказал?
Я сказал, что ты все представление думала только об игрушке, которую увидела в автомате у входа.
Ванья улыбнулась, как она всегда улыбается, когда мы обсуждаем ее поступки. Удовлетворенно, но ретиво, готовая на большее.
А что я делала? спросила она.
Щипала меня за руку, ответил я, и говорила, что хочешь поскорее пойти туда и вытащить билетик.
А зачем?
Откуда же я знаю? Но ты очень хотела игрушку.
И мы сейчас туда пойдем?
Да, автомат внизу, сказал я и показал на асфальтовую дорожку, она вела к аттракционам, почти скрытым деревьями.
Хейди тоже пойдет? спросила она.
Если захочет, ответила Линда.
Она хочет, сказала Ванья и наклонилась к Хейди, ехавшей в коляске. Ты хочешь, Хейди?
Да, сказала Хейди.
Мы накупили билетов на девяносто крон, пока наконец обе они не получили по плюшевой мыши. Солнце жгло небо над нами, воздух в лесу стоял неподвижно, весь мыслимый скрип и скрежет аттракционов мешался с диско восьмидесятых, разносившимся из всех павильонов. Ванья хотела сахарную вату, поэтому десять минут спустя мы сидели за столом рядом с киоском, окруженные озлобленными, назойливыми осами, на палящем солнце, из-за которого сахар намертво приваривался ко всему, чего касался, то есть к столешнице, спинке коляски, рукам и ладоням, к громогласному недовольству детей: не это они представляли себе при виде крутящейся бобины с нитями сахара в окошке киоска. Кофе оказался горькой бурдой, пить его было невозможно. Маленький чумазый мальчик подъехал к нам на трехколесном велосипеде, уперся колесом в коляску Хейди и выжидательно уставился на нас. Черные волосы, черные глаза, мог оказаться цыганенком, или албанцем, или греком. Ткнувшись колесом в коляску несколько раз, он встал так, чтобы его нельзя было обойти, и стоял, опустив глаза.
Уезжаем? спросил я.
Хейди хотела покататься на лошади, ответила Линда. Мы можем покатать ее, прежде чем уезжать?
Пришел кряжистый мужчина с глазами навыкате, тоже черноволосый, подхватил мальчика и велосипед и отнес их на площадку перед киоском, погладил мальчика по голове и вернулся на свое рабочее место, к механическому осьминогу. Тот держал в щупальцах корзины, куда надо садиться, и они поднимались и опускались, одновременно вращаясь. Мальчик теперь разъезжал по площадке у входа, где туда-сюда сновали по-летнему одетые люди.
Конечно, сказал я, встал, вышвырнул в помойку две палки с остатками ваты, Хейдину и Ваньину, и покатил коляску Юнна он откидывал голову то вправо, то влево, чтобы углядеть все интересное, через площадку ко входу в «Город на Диком Западе». Но в городе, оказавшемся огромной песочницей с тремя свежесколоченными будками под названиями соответственно «прииск», «шериф» и «тюрьма», из которых две последние были сплошь оклеены плакатами «Розыск! Найти живым или мертвым!», подпертой с одной стороны лесом, с другой треком, где молодежь делала трюки на досках с колесиками, на лошадях не катали. За заборчиком прямо напротив «прииска» сидела на камне цирковая восточноевропейская женщина и курила.
Скакать! сказала Хейди.
Покатаемся на ослике у входа, ответила Линда.
Юнн кинул бутылку с соской на землю. Ванья подлезла под забор и помчалась к прииску. Заметив такое дело, Хейди вылезла из коляски и побежала следом. Выцепив взглядом красный холодильник с кока-колой позади конторы шерифа, я полез в карман за мелочью и вытащил две резинки для волос, гребешок с русалкой, зажигалку, три камешка и две маленькие белые ракушки улов Ваньи из Чёрна, две бумажки по двадцать крон, две монеты по пять эре и девять по десять.
Я покурю пока. Сяду вон там. Я кивнул на бревно на краю площадки.
Юнн стал тянуть руки вверх.
Хорошо, сказала Линда, вытаскивая его из коляски. Ты, наверно, есть хочешь да, Юнн? Фуф, какая жарища! Где бы нам с Юнном тень найти?
Там? сказал я и показал на ресторан на горке в форме поезда: в локомотиве был прилавок с кассой, в вагонах столики. Я со своего места видел, что там ни души. Стулья были прислонены спинками к столам.
Пожалуй, так и сделаю, ответила Линда. И покормлю его. Ты за девочками присмотришь краем глаза?
Я кивнул, сходил к автомату за колой, сел на бревно и закурил, поглядывая в сторону наспех сколоченного домика, где носились туда-обратно Ванья с Хейди.
Там внутри темнота! Иди посмотри! крикнула мне Ванья.
Я помахал ей в ответ, для ощущения безопасности ей этого хватило. Мышь она все время прижимала рукой к груди.
А где Хейдина мышь, кстати?
Проследил взглядом их путь, и точно: вон она, мышь, зарылась головой в песок. В ресторане наверху Линда поставила стул к стенке и кормила Юнна, он сперва дрыгал ногами, но теперь сосал, лежа тихо. Дама из цирка шла по дорожке наверх. Слепень укусил меня за ногу. Я хлопнул его с такой силой, что размазал по коже. У распаренной на жаре сигареты вкус был отвратный, но я упрямо затягивался и смотрел на верхушки елей, ярко-зеленые на солнце. Сердито согнал с ноги очередного слепня, отшвырнул сигарету и пошел к девочкам с недопитой жестянкой все еще холодной колы в руке.
Папа, обойди с той стороны и посмотри, тебе видно нас, когда мы внутри? сказала Ванья, прищурясь против солнца.
Хорошо, посмотрю, сказал я и пошел обходить домик, из которого слышалась их возня. Приник к какой-то щели и заглянул внутрь. Но из-за контраста между ярким солнцем снаружи и темнотой внутри я ничего не высмотрел.
Папа, ты здесь? закричала Ванья.
Да.
Ты нас видишь?
Нет. Вы невидимки?
Да!!!
И когда они вылезли, я притворился, что не вижу их. Смотрел прямо на Ванью и звал ее.
Я же вот она, сказала Ванья и помахала двумя руками.
Ванья! продолжал я. Ты где? Выходи, наконец, уже не смешно.
Я вот она! Вот!
Ванья?..
Ты меня по правде не видишь? Я по правде невидимка?
Она была страшно довольна, но я уловил в ее голосе нотки тревоги. Но тут разорался Юнн. Я посмотрел наверх. Линда встала и крепко прижимала его к себе. Не похоже на Юнна так вопить.
А, вот ты где? сказал я. Ты все время стояла тут?
Да-а.
Слышишь, Юнн плачет?
Она кивнула и взглянула наверх.
Нам надо пойти к ним с мамой. Идем, сказал я и взял Хейди за руку.
Не хочу, тут же ответила она. Не хочу за руку.
Хорошо. Тогда садись в коляску.
Не хочу в коляску.
А на ручки? Давай понесу тебя.
Не хочу понесу.
Пока я ходил за коляской, она залезла на заборчик. Ванья села на землю. На горке Линда вышла из ресторана и махала нам рукой, чтобы мы поднимались. Юнн кричал не переставая.
Я не хочу ходить, сказала Ванья, у меня ножки устали.
Ты сегодня еще никуда не ходила. С чего они вдруг устали? спросил я.
У меня нет ножек. Неси меня на ручках.
Нет, Ванья, что за глупости. Я не могу тебя таскать.
Можешь.
Хейди, садись в коляску, и пойдем.
Не буду коляску.
Но-о-о-жек не-е-ет! Ванья перешла на крик.
Мне в голову ударила ярость. Первый импульс был схватить их под мышки и понести. Я много раз бывал в этом положении шел с непроницаемым лицом и двумя орущими брыкающимися детьми под мышками мимо прохожих, неизменно пялящихся на нас во время подобных сцен с таким интересом, как если бы на мне был костюм шимпанзе.
Но сейчас я совладал с собой.
Ванья, а в коляску ты можешь сесть?
Если ты меня поднимешь и посадишь.
С какой стати? Давай сама.
Нет. У меня ножек нет.
Не сдайся я, мы бы стояли там до утра, потому что хотя у Ваньи терпенья ни на грош и она пасует перед малейшей трудностью, зато она несгибаемо упряма, когда хочет настоять на своем.
Хорошо, сказал я и посадил ее в коляску. Ты опять победила?
А что я победила?
Ничего, ответил я. Хейди, иди на ручки.
Я снял ее с забора и после нескольких ее фарисейских «нет» и «не хочу» двинулся наконец вверх по дорожке с Хейди на руках и Ваньей в коляске. По пути вытащил из песка Хейдину мышь, отряхнул и сунул в сетку под коляской.
Не знаю, что с ним такое, сказала Линда, когда мы дошли до нее. Вдруг стал кричать. Может быть, оса укусила. Вот, посмотри
Она задрала на Юнне свитер и показала мне красное пятнышко у него на пузе. Юнн вырывался как мог, лицо побагровело, и волосы уже взмокли от крика.
А меня слепень укусил, сказал я. Возможно, его тоже. Сейчас мы все равно ему ничем не поможем. Посади его лучше в коляску.
Но и в коляске, пристегнутый ремнями, он вопил, выгибался и возил подбородком по груди.
Пойдем-ка мы в машину, сказал я.
Да, только переодену его. Я видела переодевалку внизу.