Небо младшего брата
Я до сих пор не решила, может, тогда нужно было сделать аборт?.. Думала, а вдруг хороший будет человек? И не стала
Мама всё ещё сомневается. Сыну перевалило за сорок, а она по-прежнему стоит на том перекрёстке, который даётся женщинам, наверное, самим лукавым, и делает выбор, жить нам или нет.
Мы с братом пришли в мир один за другим. Сначала я неудача, отец хотел сына. Потом, через год и пять месяцев он. И если у меня с рождения были доспехи и свои понятия о выживаемости, братик панциря не имел. Зато так чувствовал этот мир, что, наверное, даже мимолётная кривая мысль прохожего могла оставить на нём кровавый рубец. Одарен он был щедро: голос и слух, чувство цвета и точность руки, рассудочность и логика, острота видения, память необыкновенная цепкая память и физическая красота. Ему не повезло с нами.
Развод родителей был некрасив, ужасен, их война перешла в десятилетия ненависти, ругани и интриг. Оба использовали нас мишенями и щитами. Я выжила, брат нет.
Твой отец не лётчик! Не лётчик! мама кричала горько, ударяя словами как ножом. Адресованы крики были в сердце бывшему мужу, конечно, но била она по нам, мы ближе.
Братику тогда было около четырёх, он, как и я, любил обоих. Мне, например, очень нравилось лазить по отцу как по скале большой любящей скале силы, перебирать маленькими пальчиками кокарду, лётные погоны, любоваться формой. Я даже не услышала этих маминых слов, а братик их заглотил.
Вот тогда у меня и случился невроз
Он признавался мне в этом через много-много лет, и мне в тот момент хотелось плакать. Его мир за несколько минут маминого крика перевернулся. Андрей начал заикаться и ушёл в себя. Родители, погружённые в войну, не заметили беды, мне было не того, сама выживала, старшие брат и сестра, также ошалевшие от нескончаемой вражды, переживавшие свою трагедию, не могли помочь ничем.
Каждый следующий день его жизни загонял во тьму всё глубже, не позволяя встать, поднять голову, сказать ясное слово, распахнуть сердце. Жизнь била ногами, а защиты не было.
Странного умного мальчика призвали в армию, и что было там, точно никто уже не скажет. Знаю только, что его логика, наработанная за всю сознательную жизнь, вошла в противоречие с реальностью. Брат был травмирован где-то в дедовской драке и из армии самовольно ушёл.
Погоня настигла его, конечно. Арестовали уже в доме матери, почти сразу как он добрался до квартиры. Допрос, комиссии, издевательства. Психиатр, молодой врач, зацепился за слово «бесы». Психиатрическая клиника, шоковая терапия.
Мама хватилась, но поздно. Выкрала его, уведя по коридорам психушки через запасные выходы, и приняла обратно в свой дом несчастное дитя, бедам которого сама же и была причиной.
С тех пор прошло много лет. Всё меняется, беды уходят, зарастают травой прежние дороги, люди забывают даже самое страшное, умирают, прощают. Однажды брат взял в руки бубен. Попросил сестру сшить ему одежду ту, которой хотелось, и ушёл в лес. Мама опять запричитала, больше о себе и о своём несчастье, а я вот что думаю. Жизнь лишила его земли под ногами, нашей с вами нормальности, «обычной» логики поведения. Но у него ещё есть Небо. Небо никто и никогда не сможет украсть. Шаман, ударивший в бубен, всегда найдёт дорогу домой в то золотое место, где в целости и сохранности лежат украденные, когда-то данные при рождении дары.
Пусть он бьёт в свой бубен, этот новорождённый шаман, и накамлает всё, что заслужил и на что имеет полное право.
Сестра, Машка и три котёнка
Это история августа 88-го, когда жернова больших событий приходили со скрипом в движение, а мы, малые частицы большой умирающей страны с талонами на мыло и сахар, с очередями и полуночными дерзкими телевизионными новостями, с удивлениями и принятиями других правил жизни мы, моя странная, талантливая и, что уж там, невезучая семья, любовались закатами, дождями и наступающей осенью.
В тот год в мае у сестры с мужем родилась дочь. В это же время мама лежала в больнице, я, подросток, каждый день ездила к ней, возила кое-как приготовленное на передачи, потом через город шла к роддому сказать привет маленькой племяннице.
Безденежье. Завершение учебного года. Мы с младшим братом предоставлены сами себе. Хаос тех дней я не замечала это была моя жизнь, где находилось место мечтам, слезам, детским рисункам и книгам книгам взахлёб, до утра. Казалось, ещё немного, и к порогу лягут звёзды, я вышагну на палубы лёгких кораблей под парусами, мир вокруг станет светел, и прекратится бесконечный дождь.
В тот год в мае у сестры с мужем родилась дочь. В это же время мама лежала в больнице, я, подросток, каждый день ездила к ней, возила кое-как приготовленное на передачи, потом через город шла к роддому сказать привет маленькой племяннице.
Безденежье. Завершение учебного года. Мы с младшим братом предоставлены сами себе. Хаос тех дней я не замечала это была моя жизнь, где находилось место мечтам, слезам, детским рисункам и книгам книгам взахлёб, до утра. Казалось, ещё немного, и к порогу лягут звёзды, я вышагну на палубы лёгких кораблей под парусами, мир вокруг станет светел, и прекратится бесконечный дождь.
Дождь шёл всё лето. А потом наступил август, когда маму выписали домой, и Саша, муж моей нерасторопной мечтательной сестры, наконец-то вернулся с гастролей больше не нужно было просиживать с нею дни напролёт, и я освободилась для последних детских игр во дворе. Под ногами шуршали огромные тополиные листья и маленькие берёзовые, мы входили в хлопоты о школе, шныряли по магазинам, встраивались в очереди и обсуждали что-то своё. А история жизни сестры становилась всё более независимой от нашего дома.
Итак, поздний август. Сестра прогуливается с колясочкой, в которой спит-посапывает Маша, моя племянница. Старая часть города, вековые тополя, близость парка, пахнет осенью, и сестра с дочей движутся по знакомым ежедневным маршрутам. Недалеко Париж. Это район города, частный сектор, тихий и особенный, в тот момент заселённый цыганами, но Маришу тянет туда, и позже они станут там жить.
Как раз тогда в городе начали очищать улицы от домов-развалин, поэтому сестра катила коляску по дорогам известным, но меняющимся часто. На очередной груде бывшего дома тройное «мяу» в пятнышках и полосочках, совсем маленькие котята без кошки. А дальше случилось то, за что я безмерно уважаю свою сестру.
88-й год это ещё не памперсы. Сменные пелёнки в сумке на ремне, сумка на ручке коляски. Сестра самым естественным образом вытряхивает прокипячёные и поглаженные детские вещи к спящей Машке, блохастых орущих котят в пелёночную сумку, и домой.
Вечером, наведавшись к ним в гости, я увидела следующее: сидит Мариша в кресле в их коммунальной комнате, кормит грудью дочь, рядом в ногах три серых, чистых и сытых полосатых комочка, которые о чём-то мурчат.
Несколько слов об их жилье. Первый этаж старого деревянного дома, сырость. Потолок под соседским фортепиано в углу просел неимоверно. Проваливающийся пол в санузле, там крыса под досками опять родила, и крысята пищат, как любые дети, искренне и громко. А ещё крысы постоянно оставляют следы на кафельной плитке и раковине и таскают дефицитное талонное мыло. В общей кухне на столе соседки ковёр из тараканов на вчерашних объедках. Сама соседка выжившая из ума старушка, обрезает бельевые верёвки с пелёнками молодой семьи. Старушка против против мира, детей, против жизни. Ей очень плохо, так, что не удержать в себе, «плохо» плещет через край, прорывается к живым скандалами и некрасивыми поступками. Таковы будни того времени моей сестры. Поэтому котята это скорее гармонизация хаоса, чем внесение ещё большей неразберихи в их тогдашнюю жизнь.
Чуть позже, когда те малыши были розданы, на Маришу с Машкой-в-коляске в одну из прогулок выбросили собаку с пятого этажа. Собака упала в кусты, но осталась жива. Конечно, её приняли, начали лечить, дали имя. И ещё была какая-то кошка, уже не помню подробностей. А сестра только тихо улыбалась среди этого перемещения причин и следствий, кормила кого-нибудь, провожала, встречала. Не слушала укоров и насмешек, и всё у неё было хорошо. Правда, перестала петь.
Потом умерла та злая соседка, и ещё сорок дней в их квартире творилась мистика с летающими вазами, бельевые верёвки рвались сами собою, и без особых причин падала посуда.
Она всё-таки надорвалась чуть позже, жизнь надломила в ней что-то, нежность ушла из голоса, а сила глаз стала беспощадной и холодной.
К ним пришла большая квартира, случился развод и неуход, родился третий ребёнок сын, произошла пара чудесных исцелений и много ещё чего. Мы отдалились и однажды перестали понимать друг друга. Да и сестра больше никого не спасает, милосердие её сердца истощилось однажды, и родник пересох. Но жалко именно песен, тех, что пропали в конце восьмидесятых. Моя сестра очень хорошо их пела, очень хорошо.