Посылки из прошлого
Любимые песни, книжки. Любимые места: приедешь, а не то, уже не то.
Посылки из прошлого не находят адресатов мы меняем свой отпечаток в жизни, и нас больше не узнать. Прошлое не различит нас в толпе и пройдёт мимо. Это хорошо.
Я помню тот город как бесконечную череду дождей и серых дней. Холодно, одиноко, и тополя бьются ночами широкими ладонями в наши окна: «уйти уйти» Сырая зябкая осень, и я знаю, что никогда не вернусь.
Но
По приезде сюда через несколько лет я вдруг обнаружила солнечные улицы, фонтаны, речные плёсы и чистые бесконечные пляжи мелкого белого песка. Я шла по городу иноземцем-первопроходцем. Мы с детьми заглядывали в чудные ресторанчики, затейливые кафешки, и, если к нам обращались, чтобы спросить дорогу, я отвечала:
Мы не местные. Прошу прощения, сами плутаем.
Я с таким рвением постаралась забыть тот город, что теперь терялась на улицах, где когда-то мы играли в следопытов.
Зато мы можем вернуться и прикрыть силой подросших крыльев того, кто до сих пор плачет там, в городе детства среди серых дней, жалкий и никчёмный, маленький в своей огромной беде, из которой хочет убежать, да не может. Обязательно вернуться глыбой света и тепла, отогреть и шепнуть в самый центр своей души:
Не отчаивайся. Однажды ты окажешься в сияющем солнечном городе с фонтанами и бескрайней рекой. Перестань плакать, возьми карандаши и нарисуй всё это, а я тебе сейчас расскажу ещё
В тот свой приезд я говорила и со случайными прохожими на улице, и с продавцами в магазинах, даже со своими близкими, которые так и живут там. Все они доказывали мне, что вокруг серые дни и дождь, и никто из них не знает ни ту реку, ни те пляжи.
Вот что странно.
Собака
Детский двор место волшебное. Знает каждый, кто уходил из дома и возвращался уже взрослым: приезжаешь, а двор маленький. И дом твой маленький. Во дворе играют какие-то дети, а сути их игры ты не понимаешь.
Во двор нашего детства помещалось огромное количество вещей и значимостей, смысл которых был доступен только нам: Космический Корабль, Кракозебра, Поляна Дикарей, Груша «Молодой Кабан». И слова-названия попроще, наш стратегический функционал: За Лабораторией, У Лестницы, Выход На Юбилейный, Гаражи и Гаражники (враги), Труба.
Там случались бытовые ежедневные события, о которых знали только внимательные к мелочам мы, дети взрослым некогда, они работают, они спешат.
К примеру, каждый день через наш двор около одиннадцати проходила Собака. Через нас все «проходили», потому что центр города и рядом магазины. Этот пёс, овчарка, нёс в зубах самошитую холщовую сумку. У всех тогда были такие. В моей семье их шила сестра, очень красивые, кстати, из своих старых юбок.
Мы, зоркие следопыты, знали, что в сумке у собаки записка с перечнем продуктов и деньги без сдачи, завёрнутые в бумагу. Пёс шёл в магазин «Юбилейный», где подходил к продавцу, а та принимала сумку, складывала продукты, отбивала чек. И тот шёл обратно, снова через наш двор. Ему никто не мешал и никто не грабил.
Всё это было частью нашего тогдашнего мира. Кто был хозяин пса, где он жил, мы не знали, и как-то не подумалось уточнять. Проходила собака, и всё.
Потом мы выросли, разъехались и потерялись. Такого двора больше не будет. Мы и правда были исключительной общностью, на нас даже приходили смотреть из соседних дворов, на наши игры, и об этом как-нибудь потом. Но самым невозможным к повтору, мне кажется, является тот пёс. Всё невозможно: собаки одни не ходят по улицам, им нельзя в магазины, подъездные двери не откроешь лапой. Вопрос, донесёшь ли деньги, даже если у тебя острые зубы. Продукты можно и на дом доставить, для этого теперь есть специальные люди и службы.
Пёс не нужен. Пёс остался там. А вот мы двигаем дальше.
Краешек смерти
Первый класс. Сырая ранняя весна, и мы, дворовые дети, лепим снеговика у подъезда. То есть так: подъезд, узкая проезжая часть и банда местной малышни с другой её стороны.
Все заняты, полны идей, глаза горят. Вдруг шум, шуршание, какое-то странное и даже глобальное, звук незнакомый и мною не понимаемый. Поднимаю голову: снег на крыше весь, на всём протяжении четырёхподъездного дома пришёл в движение. Заскользил широким пластом, лавиной, и я смотрю на это как в замедленной съёмке: над карнизами появилась ледяная корка грязно-серого цвета, выступила на треть метра и стала проседать, дробясь, шорох тихим фоном, всё очень медленно и масштабно.
Кто-то крикнул, отдёрнул за рукав, вроде мы даже кинулись в сторону, но не знаю, разворачивалась ли я спиной хотелось всё разглядеть и запомнить. Потом нас накрыл грохот. Комки снега, льда и грязи ударили в лицо, следом легла тишина, и вот тогда пришёл вдогонку страх ведь рухнуло всё это у самых ног, совсем рядом, обдав безжалостной силой, волну которой я тоже успела ощутить.
Через минуту оказалось, что повезло ещё одному человеку у соседнего подъезда в коляске спал малыш, он уж точно не смог бы убежать. Коляску только присыпало немного, и человечек даже не проснулся.
В том сером бесшумном мире, время 82-й год, где самое лучшее случалось лишь у нас в головах, придуманное, вычитанное и нарисованное, лёд, лавина, риск были приняты нами как очень крутая реальность. Настоящая почти-смерть. Почти страшно, почти задела. Мы во дворе после этого случая стали героями на несколько дней, десятки раз пересказывая, на каждый новый круг добавляя подробностей.
Но в основе всех повествований это: предчувствие, звук, заворожённость красотой и ощущение силы, значительно большей, чем я, понимание, что повезло свыше, и что смерть есть, но моя, неизбежная, конечно, будет иной.
Ещё в тот день я усвоила, что время весьма хитрая штука с изумительной вместимостью, где секунды зачастую дороже дней и лет. Очень дорогая и важная в обиходе мера, которую, пожалуй, стоит рассмотреть поближе.
Дорога к маме
Преодоление этой тысячи километров дорога-мистика, алхимическая необъяснимая метаморфоза. Однажды по молодости я решила, что больше никогда-туда и хватит, уж очень была сильна боль души отвергнутого и несовместимого по крови.
Двери с такой лёгкостью распахнулись наружу, и никто не звал и не причитал за спиною, что сам мир принял и стал домом чередою дорог, комнат и окон. Заклинание о «никогда» продержалось почти десять лет, а потом началось бесконечное возвращение.
Мы все, оттолкнувшись от родительского порога, с радостью стартуем в самый дальний конец вселенной, не зная и не думая, что однажды неизбежно завершим полный круг.
Итак, я еду. Ярче и значимее на поезде, в чистом фирменном купе. Вагон трогается около полуночи, отрываемся от своего региона, и телефон очень скоро потеряет навигацию сначала одной сим-картой, потом второй. Уже во сне нас окутает соседний часовой пояс, а за окном, если глядеть в ночь, можно уловить момент, как бесснежные наши леса сменятся еловыми, занесёнными первым и лёгким снежком.
Высыпаешься, и в десять утра на выходе с вокзала сразу, только меня и дожидается в такси-маршрутку, и ещё часов восемь по дорогам всё более неказистым и своеобразным на Север. В пути фоновые разговоры о зарплатах, детях и бензине, больше молчу, и на четвёртом часу, я жду этого, стенд на бетонных столбах, оповещающий о границе, и буквально сразу светлые сосняки меняются на тёмные хмурые ельники в сугробах, проносящиеся деревеньки имеют другой облик, несут в названиях-указателях иной язык и находятся значительно дальше от дорог. Меняется сам масштаб: всё распахивается, и даже небо становится выше. А на плечи вновь ложится тяжесть.
Дорога тишины, мыслей о себе и семье, о любимых людях, холмы, леса, мир. И я в нём, маленькая и никому не известная. Человеческая единица, тёплый огонёк и дочь, которую ждут. А когда начнёт садится солнце если повезёт, мы увидим прекрасные закаты, но даже пурга в сумерках по речным перекатам и только-только застывающим зимним лугам сказочна и хороша в закатном солнце я въеду на улицы города, где живёт моя мама. Я снова не узнаю дома и названия этих улиц не припомню, так сильно этот город был мною когда-то не любим, а потому забыт. В дом войду склонившись, ссутулюсь даже. Едва помещусь на кухню. В маминых глазах я по-прежнему мала, неумела и неразумна, что ж, смиряюсь и умаляюсь, не спорю. Мои вещи так и будут лежать по чемоданам, извлекаемые лишь по необходимости, им здесь нет места. Подарки разойдутся мгновенно и тут же забудутся, потому что неважны. А польются слова в самое сердце дождём, за ними придут слёзы, смех и шутки, куда-то визиты, чай за полночь и фотографии вековой давности, фотографии, на которых те же черты, что видятся из зеркал, и люди с них смотрят какие? Совершающие те же наши поступки.
Вот где замыкаются дороги в круги. Или развязываются узелки на память. Когда приходят ответы и рождаются настоящие вопросы, вопросы-ловцы, вопросы, вызволяющие правду из темниц.