И положиться на твои капризы
Все легче, чем увидеть над собой
Всю в розовом, изящную Марию.
Но можно ль доверяться мастерам,
А их созданьям? упаси нас, Боже,
Уж потому хотя б, что их игра
С Твоею так пленительно несхожа.
А нам, донесшим до слепых снегов
Жуть и восторг: ах, как она плясала!
Чему нам верить? Менее всего
Посланьям обратившегося Савла.
Но им, ее собратьям, игрецам,
На наши страхи отвечавшим смехом,
И не видавшим Твоего лица.
лишь знавшим, что скитался голос Твой
Улыбчивым, неуловимым эхом
В лесах, пожалуй, где-то под Москвой
Нет, кажется, в провинции, под Римом,
Флоренцией, где до сих пор в окне
Тот, кто писал Марию на стене
Забытой Богом, проклятой капеллы,
Достойной быть пристанищем сибиллы,
Где обретали плоть неповторимо
И так непоправимо обрели
Шесть дней творенья, книга Бытия
И люд, пришедший от краев земли
В какие-то престранные края
И подивись, как точно рассчитал,
Ах, как он лгал, он чувствовал, безбожник,
Что там, в Литве, непризнанный художник
Всю жизнь потом о Риме промечтал,
Им верим. Да случалось и со мной
Два раза или три во сне, в болезни,
И помнится немногое: спешишь,
Сухое небо, душно, ни души
На всем пути пруды, ступени лестниц
И все шаги как будто за спиной,
Не более, не боле, ангел мой.
И то мне странно: что мне Галилея,
Пески, Ершалаимские пруды?
А в северной Венеции сады
И ночи, ночи крыл твоих белее,
Как снег зимой, как легкий снег зимой.
И ты ведь помнишь, я была не здесь:
Почти как ты, пожалуй, чуть подальше
От этих мест, от этих милых мест.
Мой ангел, я их помнила, и даже
Что небо там подобие слюды,
Что сон Невы насторожен и чуток,
Еще двух сфинксов царскую причуду
И между них ступени до воды.
Еще дожди, которым не отмыть
Египетской, пропахшей солнцем пыли,
Еще друзей, с которыми любили
Сюда прийти до наступленья тьмы.
Здесь, на ступенях, времена почили
Полувремен коснулись только мы.
Здесь место нам, и разве мы не скрыли,
Как близко нам случалось быть к концу,
Как падал снег до всех краев земли,
И что в руках по небу пронесли
Две женщины и ветер бил в их крылья,
И волосы хлестали по лицу
Мы здесь почти не жили. Не спеши,
И сам пришел сюда ты не за тем ли?
Вот лист летит, и вот другой лежит,
Листья шуршат, в них тонет свет и земли.
Пик листопада, день всегда прошедший,
Пропущенный, поскольку выше сил,
Как тот, второй из датских сумасшедших,
Нас безрассудно прошлым оделил.
Мы не уйдем. Если уйдем вернемся.
Мы здесь почти не жили. У воды,
Как ты, сложив ненужные крыла,
Увидим по реке плывут листы.
И у ступеней, где вода светла.
Свои увидим лица. Мы вернемся.
И снова заторопимся скорей
Опять уйти, или еще стареть
С теми, кто плачет или с тем, кто платит
За белый снег, за белый шелк знамен,
Не все ль равно и до конца времен
Всегда нам полувремени не хватит.
Теперь прощай. Октябрьские дожди
Не лучшие свидетели беседы,
И этот вот надолго зарядил,
Дай Бог, чтоб завтра кончился к рассвету,
А в вышине все, что нас так влекло
До слова, до начала мира воды.
И ангелы ложатся на крыло
Там, в небе, уходя от непогоды.
1979
Долина тенет
Апокриф шестого дня
«это первая жена Адама, Лилит.
Берегись коснуться ее косы».
Гете, Фауст
Все с тем же вызовом: ценою жизни ночь?
она одна
здесь и в верховьях Нила
здесь и в полях Иалу
тьма от дня
не тьма от тьмы в начале отделилась
так вот о тьме:
не ошибешься, дочь
отдав в рабы
и сына в Рим, на милость
врагу, которого ты не сманила
как не прельстила, думаешь, меня
нет, отчего ж?
точнее опиши
ты продолжаешь опыты, царица,
с отрав для тела к ядам для души
посильный путь,
чему тут удивляться
но не скупись, иль нам не сговориться
а будет жаль
что мне за жизнь цепляться
Клеопатра:
Если ночь одна, то моя ль вина
мало ль я их видала, ночей!
Свет тебе не мил подойди, прими
дар из рук отраду очей
из чужой земли раскаленных плит,
и какую ни тронь огонь
что в ночи разлит, ночь в тебе болит
ты сестра моя по Лилит
и глаза утонули в зрачках далась
тебе мука теней длинней.
Соглашайся же: меняю на власть
над тем, что смерти сильней.
Иль подарок мал? что даю сама
тверже стали, звонче монет
после хоть сума, но сводить с ума
перешло от нее ко мне.
От крыла ее до крыла ее
тьма нежнее и дольше рек
свят, силен иль бос, кто коснулся кос
затоскует по ней навек
и петлею крепче горло стянуть
не сумел бы она ж чиста
все пропало, и будет его тянуть
как убийцу на те места
где убил и прочь так и канет в ночь
но на ночь и на смерть навек
на него сошла от ее крыла
тьма нежнее и дольше рек.
Уж таким не жить, на судьбе лежит
свист клинка да погони храп
так и тем троим по снегам твоим
наши тайны разнес арап.
Так вот о чем ты. И огонь палящий
всего соблазн?
ты шутишь, госпожа!
Всех ласк твоих и губ им было слаще
им, всем троим
предчувствие ножа
к тому ж, дороже ценится душа,
ведь ты по душу?
Чаровница душ,
что проку в лишней? вечная ошибка.
Того гляди чужую не добудешь,
а верной не дочтешься
и кому ж,
и знать, как не тебе:
ведь ты не будешь
мне лгать,
что перепутал летописец,
что не твоей рукою предан муж,
другой не помогла ее улыбка
и изменили чары
и всерьез
пришлось решать, что легче:
утопиться
довериться ли стали
или яд
ей предпочесть я с выбором согласна
а ты его проверила,
напрасно
не тратя вздохов, времени и слез.
Шутка ли смерть! и чтоб не ошибиться,
пришлось их все пересмотреть подряд
что было б сложно для меня
царице
земель Та-Кем, Изиде во плоти
достаточно приопустить ресницы,
повелевая в древние темницы
доверенному евнуху войти.
Он выберет легчайшую
легка ли
легчайшая?
так если верить байкам
знакомца старого козла силена
ты зависти достойна
а ему
я склонна верить: все ж он бог
иль вроде
того
и если нынче не в почете
родство с ему подобными
тому
не он виною
времени и тлена,
забвенья, на худой конец,
уйти
не так-то просто. Сколькие искали
тайн вечной жизни,
есть она бог весть.
О прочих же
из нас двоих пристали
вопросы мне лишь
(здесь уместна лесть,
которой не чурался и сатир)
Порфирородная!
почти Латона
непомнимая матерь Аполлона стара
ты тоже солнце родила для трона!
(дороги солнца, как и все прочие тогда, вели в Рим)
Но повтори имя да что я имя!
его обронили халдеи, а то иудеи
кто б еще назвал ее так
Лилит
лебединая пена, лилейные плечи
а плачет
плакучая ива и та не умеет, не смеет
о чем бы так плакать?
а ветки все плещутся в водах,
а воды все плещутся в ветках
о, вечная лгунья
Лилит!
пролиты все ливни, все слезы,
сошла ты с ума, Лорелея
как не надоест?
и участь сирен не смущает:
а что как найдется какой ни то блудный Орфей?
Моя госпожа о, давай говорить об Элладе!
Щекою припасть к изголовью предложенной плахи
успею и после успеем и после о плате,
расплате и прочем, и спрячем
глаза друг от друга.
Что ж, можно по печени птицы гадать
но верней по полету.
Палаты снегов моих благоприятствуют стуже
и памяти речь разбежалась на нежные всхлипы,
на кружево пены и мраморный город,
хранивший Палладий
а пролисты ветра а пролисты ветра
и кружатся галки
вот поговори тут. Нет, право, у нас предпочли бы
гаданье по печени: все же рукам теплее.
Но ты их видала? они и до нас добредали
но позже припомни! но им не твоя красота ли
глаза помрачила глазами встречаться не должно