Мозаика чувств - Рам Ларсин 3 стр.


 Видно, что вы не аскет,  заметила Рина.

Шломо улыбался:

 Что же, я еврей, и ничто еврейское мне не чуждо.

 А Тора не осуждает чревоугодие?

 Я принадлежу к той части верующих, которые не чуждаются всевозможных мирских благ.

 Смотрите телевизор?

 Да. И часто убеждаюсь, что светские ученые ломятся в дверь, открытую нами давно. Например, вчера был фильм о знаменитом Стивене Хокинге, всю жизнь искавшего единую формулу для всего сущего. Но не нашел. А верующие давно поняли, что это такое.

 И что?  поинтересовался Илья.

 Бог!  Шломо победно смотрел на своих гостей, как учитель на неразумных учеников.  Разве есть нечто другое, в чем сходятся все человеческие устремления?

Те молчали.

 Впрочем, были атеисты, хотя и немногие, которые понимали это.

 И кто именно?  спросил Илья.

 Не буду говорить о прошлых веках, а в наше время Черчилль, Фейхтвангер.

 Кстати,  сказал Илья,  я знаю, что у вас большая библиотека. А есть ли там «Иудейская война?» Хочется вспомнить, как писатель говорит о Беренике.

 Я тоже хочу узнать это,  поддержала его Рина.

 Не могу сказать точно, вся вилла дом, скульптуры, картины досталась мне оптом от прежнего владельца, бывшего москвича, который спешил продать свое имущество, наверное, скрываясь от налогов. А книг здесь много, и большинство, как я понимаю, на русском. Как у вас с этим языком?

 Я москвич!

 А я родилась в Кишиневе и ходила там в русскую школу.

Тут заиграл айфон. Шломо махнул гостям:

 Библиотека налево, за гостиной.

Они прошли через зал, где важно стояли шкафы и диваны из красного дерева.

 Ах!  воскликнула Рина, присев у изящного столика, который, казалось, еле держался на тонких, гнутых ножках. Примеривая на себя какие-то блестящие безделушки, она рассматривала свое лицо в туманном овале зеркала.

 Нас учили презирать всех этих богачей, аристократов, королей. Но это обман! Теперь, увидев подлинную Беренику, я поняла, что она принадлежала к особой породе людей. Эта насмешка в ее взгляде, надменно сжатые губы не маска, это ее сущность. А изящный изгиб шеи вот чего мне не достает в своем появлении перед публикой.

Рина стала нагибать голову так и сяк, и голос её был полон горечи и досады, когда она признала:

 Нет, я плебейка!

 Пойдем!  Илья нетерпеливо потянул ее в библиотеку.  Узнаем, кем была на самом деле твоя царица.

Он проводил пальцами по длинным рядам книг:

 Так-так Тут действительно почти все на русском. А вот и наш дорогой Фейхтвангер. Ну, садись и слушай.

Он полистал несколько страниц:

«Тит любовался портретом Береники. Жутко живой, как и все работы Фабулла, стоит он в его кабинете. Часто смотрит он в удлиненные, золотисто-карие глаза этой женщины. А живая Береника была мягка, не упрекала ни в чем, в ней сквозило что-то девичье. Тит рассказывал ей непринужденно обо всем. Властным и все же нежным движением обхватил он Беренику обеими руками. Она скользнула в его объятия, а он не договорил начатой фразы, и они опустились на ложе»

Тут вошел Шломо:

 Мусса вернулся. Он встретил двух своих бывших приятелей, те обещали порыться в раскопках и принести, если найдут что-нибудь.

 Будем ждать,  сказал Илья.

 Да. А вы, друзья, можете пока здесь отдохнуть.

 Спасибо,  кивнула Рина, и когда тот вышел, попросила Илью читать дальше.

«Береника долго лежала неподвижно, закрыв глаза, улыбаясь. Тит прижимал к ее груди свое широкое, крестьянское лицо, ставшее теперь свежим и юношеским, зарывался в ее тело.

 Я знаю,  говорил он, смягчая свой суровый голос командующего,  ты приехала не из-за меня, но я хочу верить, что это так. Сладостная, великолепная, любимая, ты, вероятно, приехала из-за своего храма. Благословен будь твой храм, раз ты приехала из-за него. Ты должна взойти по его ступеням своей походкой, которая наполняет меня блаженством, а за тобой должен выситься твой храм.

Береника впивала его слова, как вино. Затем произнесла тихо:

 Муж, воин, дитя, Яники»

Рина сказала дрожащим голосом:

 Вот какие слова говорили когда-то влюбленные

Потом они смотрели по телевизору фильм, полный выстрелов и криков, и не сразу услышали шум, идущий из окна. Оба выбежали в сад и направились к высоким соснам, за которыми мерцал огонек и слышалось странное жужжание.

 Что это может быть?  встревожено спрашивала Рина, и с верхнего этажа сонный голос хозяина вторил:

 Что это может быть?  встревожено спрашивала Рина, и с верхнего этажа сонный голос хозяина вторил:

 Что случилось?

Не дождавшись ответа, Шломо спустился к главному входу и, ошарашенный, увидел, что ворота открыты, а Мусса лежит на земле, связанный и, похоже, избитый. И все же тот нашел в себе силы прохрипеть:

 Босс, включите сирену!..

Еще ничего не понимая, хозяин шарил по металлическому щитку:

 Где это?

 Русский знает,  пробормотал Мусса, но Илья был уже в другом конце аллеи, с трудом поспевая за Риной, чья тонкая фигура внезапно исчезла в обрыве, и когда он остановился у его края, перед ним возникла фантастическая картина: там, в глубине фонарь освещал двух черных людей, один из которых душил Рину мощными ладонями, другой отделял чем-то острым римскую мозаику от стены.

 Прекратите!  закричал Илья и прыгнул сверху на душителя. Второй, низкорослый, кинулся к нему, сдавил голову, рванув косичку с такой силой, словно снимал скальп. Тут воздух разорвал дикий вой сирены, и оба грабителя пропали в сумраке ночи, оставив Рину в руках Ильи. И вдруг нарушенная мозаика стала сама ломаться и падать, а потрясенной Рине казалось, что ее лоб, щеки и шею покрывают цветные осколки прекрасного надменного лица

Потом над ней склонился полицейский:

 Как ваше имя, милая?

Она, еще не совсем очнувшись, прошептала первое, что возникло в ее затуманенном мозгу:

 Береника

Маскарад

Там, во сне, больном и тяжком, какие-то безобразные существа душили ее раскаленным обручем, и Рина напрягала все силы, чтобы сорвать его с себя.

 Нет, нет, нельзя!  вернула ее к действительности сестра, полная женщина в белом халате.  У тебя два шейных позвонка вдавлены друг в друга, а этот гипсовый воротник должен корректировать твои движения. Мне очень жаль, что ты так страдаешь. Мое имя Бат-Шева, чуть что зови меня. Кстати,  она повернулась к Илье,  ты должна благодарить своего приятеля: если бы он замешкался немного, бандит мог сломать тебе шею.

 Спасибо,  бледно улыбнулась та Илье, стоящему поодаль.

 А долго ей придется быть здесь?  спросил он.

 Что ж, недельку придется потерпеть,  сестра, собрав свои бумаги, подбодрила больную.  Но и тут неплохо. Смотри, какой сад перед глазами! Тебе повезло корпус новый, еще даже не успели поставить решетки на окна.

Выходя, она махнула ей рукой:

 Теперь наслаждайся и выздоравливай!

Рина поманила Илью к себе, и тот присел на край постели:

 Так ты мой спаситель!

 Ну,  возразил он,  сирену запустил Шломо, она и спугнула мерзавцев.

 Их поймали?

 Поймали и будут судить.

Рина провела пальцем по шраму на его щеке:

 А кроме этого, что ты еще вынес из боя?

Он усмехнулся:

 Пару царапин. В милуим мне за это и благодарность бы не вынесли.

Внезапно ее лицо дрогнуло в испуге:

 Что это? Неужели я еще сплю?

Но это происходило наяву.

В дверях стояли двое женщина, еще молодая, с какими-то красными волосами и мужчина постарше, физиономия которого была морщиниста и безвольна.

 Доченька!  кричали оба, целуя Рину, а та отбивалась слабыми руками:

 Почему вы здесь?

 Кто-то позвонил нам в театр и сообщил, что ты очень плоха.

 Это я,  признался Илья.

 Зачем ты это сделал?  голос Рины прерывался от непонятной ему досады.

 Как же, как же!  почти пела мать.  Мы должны знать все, правда, Гена?

Муж поинтересовался:

 А что случилось?

Илья, которому передалась странная сдержанность Рины, коротко рассказал о происшедшем.

 Господи!  мать пыталась заплакать, но безуспешно, и потом:

 А кто смотрит за домом?

Отец вмешался:

 Ладно, Соня,  и поправился,  Софья, это сейчас неважно!

Та кинула на него острый взгляд, и Илья подумал, что это, наверное, и есть важное.

 Ах,  мать глянула на часы,  нужно позвонить главрежу театра «Гешер». Он обещал нам одишн!

И выпорхнула из палаты.

Илья спросил, чтобы как-то замять паузу:

 Вы оба актеры?

Гена улыбнулся:

 Да, но сейчас в Молдове с этим тяжело. Нет русскоязычной публики, значит, нет в театре сборов. Поэтому, кто может, уезжает. Наш герой-любовник уже играет в Одессе. Главный осветитель устроился на московском телевидении, а это был большой мастер своего дела, хоть и пьяница.

Тут вбежала Софья, красные волосы которой победно вздымались:

 Нам назначили одишн! Я сказала, что мы сыграем сцену из «Маскарада». Нужно поспешить это через два часа.

Назад Дальше