Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.
ПОКЛАЖА ДЛЯ ИНЕРА
I
Тот взгляд брата я долго не мог забыть. Я и теперь его помню Раньше Нурли никогда так на меня не смотрел
Был один из декабрьских дней войны. К тому времени семья наша уже крепко хлебнула из полной чаши военных бед. Война была далеко, а беда близко. Мой старший брат ушел в ее первые дни. Скоро от него пришло три письма, а потом Агамурад замолк. На второго моего брата, Довлета, мы получили похоронку в прошлом году еще мама была жива
Только отец продолжал писать хоть как-то поддерживать нас Он служил в строительном батальоне.
Нурли четвертым уходил на фронт из нашей семьи. Он был старшим в доме после того, как ушли отец, Агамурат и Довлет.
Обе невестки относились к нему с большим уважением.
Сейчас-то мне ясно, что за таким отношением к Нурли стояло прежде всего уважение обеих гелнедже к своему очагу. Это чувство трудно объяснить. Однако оно должно жить в каждом достойном мужчине и в каждой достойной женщине. Так мы считаем!
Нурли ведь был еще совсем молод и гелнедже ничего не стоило бы взять да и вовсе его не слушать, не уважать. Жить себе как захочется
Что бы он им смог сделать?.. Однако ничего подобного ни старшая, ни младшая гелнедже себе не позволяли!
Но и Нурли, конечно, старался! Звание хозяина Нурли оправдывал. Как и отец когда-то, он позже всех ложился и раньше всех вставал Мы все, конечно, видели, как он старался изо всех сил, чтобы семья не голодала.
Иногда он брал меня на реку показать свои особые тайные места, где рыба лучше клюет Когда-то рыбная ловля была для нас скорее забавой. Теперь она сделалась источником пропитания.
Когда удавалось поймать рыбку покрупней вот это был праздник! Теперь я уж и не знаю как, но обычно как-то удавалось раздобыть немного масла. И тогда все торжественно ели жареную рыбу!
Но чаще мы с Нурли могли наловить мелочь с детскую ладошку величиной, а то и еще меньше. Тогда гелнедже запекала рыбу на углях, сначала обмазав каждую глиной
Но все это осталось в прошлом. Сегодня Нурли уходил на фронт. Ему не хотелось лишних слез и причитаний. Он попрощался с нашими женщинами, с племянниками, с дядюшкой Донли ага, со всеми соседями. И все. И мы ушли. Я провожал Нурли далеко за село.
В тот раз, может быть, впервые он назвал моё настоящее имя.
Прежде, в более веселые времена, у меня были прозвища. То словно был я старший в семье брат величают Язлы ака. То вдруг крикнут:
Эй! Мятое ведро! тоже про меня
Они все любили меня поддразнивать. Но, с другой стороны, вроде как-то неудобно все-таки люди взрослые И каждый тут оправдывался, как умел. Мама, например, всегда говорила, что человек, который имеет всякие клички, может не бояться дурного глаза. И потом давала мне прозвища без всяких сомнений. Только Мятое ведро» казалось маме длинным. И она звала меня просто Емшик Мятый.
Во всем доме лишь два человека называли меня по-человечески, без всяких этих шуточек. То были мой отец и старшая гелнедже. Но когда я пробовал жаловаться, отец спокойно отвечал:
У хорошего парня должно быть несколько прозвищ и несколько имен. Это не нами придумано, не нам и отменять. Знаешь, такая есть страна, далеко отсюда, там живут французы. Так те вовсе имеют по пять, а то и по шесть имен!
Между прочим, все мои прозвища появились не просто так. Каждое имело свою историю». Например, Мятым я стал оттого, что имел проплюснутый нос.
А прозвище Язлы ака получил в три или четыре года, когда очень сердился и сильно плакал, что к моему имени не прибавляют этой уважительной» частицы. Ну а братья и рады стараться!
В те далекие годы мне это сильно нравилось. Говорят, я даже привставал на цыпочки, чтобы стать настоящим акой»
Сделавшись постарше, я счастлив был бы расстаться с проклятущей приставкой». Стыд и слезы не раз душили меня. Но братья клялись, что очень привыкли так меня называть. Говорили: Ты сам виноват. Попробовали бы мы не назвать тебя Язлы ака, да потом бы реву на целый день!.
Тут надо, конечно, признать и признаться: я стремился стать взрослым с самого раннего детства. Я и теперь испытывал тайно неудержимое желание как можно скорее повзрослеть. Старался перенять у старших их неторопливую весомую» походку. И сидеть старался как-нибудь так, повзрослее», голову наклонить эдак глубокомысленно Я хотел походить на отца и братьев потому что очень ими гордился.
Мой отец, например, был в селе уважаемым человеком. Когда устраивали свадьбу и вдоль улицы выставляля в ряд большие котлы, то готовить плов поручали только моему отцу!
Готовить хорошую праздничную еду это вообще дело мужское. Так по крайней мере водилось у нас
Нет, моему отцу не приходилось дважды повторять свои слова. Я втайне был, конечно, жутко горд, что у меня именно такой отец! Такой уважаемый. Такой, действительно, ага».
В селе у нас было немало ребят, которые завидовали моему житью Эх! Если бы не началась война! И жил бы я безмятежно, как любимый котенок Да и как иначе может жить человек, у которого три старших брата, две невестки, отец и мать
Язлы! сказал Нурли. Помни, Язлы! Теперь семья остается под твоим присмотром. Тебе уже четырнадцатый, так будь действительно старшим. Прошу тебя, не обойди заботой малышей было видно, что он сильно волнуется. Как говорится, добрая надежда пол дела. И вы тоже надейтесь! Старайтесь делать добро. И друг другу и всем людям Надейтесь на лучшее! А если я уцелею, если вернусь, так все заботы опять станут моими Но, сам знаешь, загадывать не стоит И если уж судьба не даст мне больше увидеть родного крова, придется тебе платить мой долг
Нурли замолчал на какое-то время, сглотнул сухоту в горле:
Браслеты старшей гелнедже и все украшения младшей Ты помнишь их? Так ты хорошенько запомни: налобные подвески, браслеты, девичий головной убор Я все это отдал в фонд помощи фронту.
Мы переглянулись. Невольная и радостная улыбка мелькнула в его глазах. Я хорошо понимал брата: ему представилось, как все эти дорогие и старинные вещи из тяжелого серебра, покрытые золотом, превращаются в танки и пушки, чтобы непроходимой стеной стать на пути у врага.
Но потом взгляд Нурли опять стал твёрдым. И я опять понял брата: когда кончится война и семья опять крепко станет на ноги, я должен пойти в Мары на базар и снова купить украшения для наших женщин. Все точно, как было. Чтобы по справедливости, чтобы ничем не обидеть их!
Ты ведь знаешь, Язлы, там на базаре, можно все достать. Хоть птичье молоко!
Я кивнул Пожалуй, только слова про украшения были для меня новостью. Все остальное я уже слышал много раз. О том же говорил отец Агамураду, когда первым уходил на фронт. А потом Агамурад Довлету. А потом Нурли, склонив голову, слушал уходящего Довлета. Теперь пришла его очередь сказать все это мне.
Но, кажется, он еще что-то хочет произнести. Что-то, быть может, самое важное Что же?.. Нурли молчал. Черные глаза его смотрели на меня с каким-то особым чувством. На душе у меня сделалось неспокойно и тоскливо. Я будто понимал его. И не мог понять до конца. Но взгляд брата навсегда отпечатался в памяти. Он и теперь стоит передо мной, живой взгляд, живого тогда Нурли.
II
Жена Довлета, Айсона моя младшая гелнедже, я и Сарагыз, девушка из нашего села, поливали хлопчатник. Участок был неплохой, невдалеке от села. Весной в бригаде распределяли участки, и этот достался моей гелнедже.
Когда хлопчатник уже заметно подрос и работы прибавилось, к Айсоне приставили меня и Сарагыз. Скоро я выучился сам ухаживать за полем.
А забот, надо сказать, у поливальщиков всегда предостаточно Вот, кажется, что и бороздок ты сделал сколько следует и земля будто бы вдоволь напилась водой. Но вдруг видишь: вон в том краю поля головы кустарников поникли. Значит, туда не дошла вода, бороздки остались сухими!
Да. Работы больше чем хватало. И все же у меня бывали приятные свободные минутки. Чтобы дать мне немного отдохнуть, меня отправляли в село за припасами. А то и просто послушать: что там скажет черноголовый» репродуктор. Как и по всей стране, в нашем маленьком и далеком, залитом солнцем селе люди хотели знать, что там делается, на фронте
Вечерами, усталые, мы ложились на деревянный настил, сделанный из жердей. Постепенно воздух становится прохладным и прозрачным. Так спокойно и сладостно было вдыхать его, засыпая. И видеть над собой чистые звезды. И видеть, как поднимается луна, похожая на пиалу, полную молока.
В первые ночи, сказать по правде, мне было не по себе немного, мурашки щекотно и коряво пробегали по телу, когда где-то, и не так уж далеко, вдруг заунывно голосили шакалы.
Плакали, то ли о чем-то просили меня, то ли угрожали Но скоро я привык к их голосам, как и ко всем другим звукам и шорохам ночной пустыни
Сегодня мне опять предстояло ехать в село. Что там говорить, я был доволен!