Сегодня мне опять предстояло ехать в село. Что там говорить, я был доволен!
Уж постарайся, шутливо наставляла меня Сарагыз, привези нам радостную весть!
В это время она помогала мне получше увязать тюк травы, которую я собирался отвезти домой Сарагыз была крепко сбитая рослая девушка. В селе ее за это на туркменский лад называли башней.
Сарагыз, между прочим, не зря меня просила. Третьего дня я как раз и привез такое известие. Наши войска, наконец, вышвырнули гитлеровцев за пределы СССР!
И когда я приехал к себе на хлопковое поле, уж я был горд!
И я не просто им рассказывал, а говорил, как настоящий радиодиктор таким особо твердым и торжественным голосом.
Последние слова, мне кажется, я вообще произнес точно как он, этот невидимый, но такой знакомый нам человек:
Туркмены тоже совершили на разных участках фронта немало подвигов. Внесли свой вклад в общую победу!
Бедная моя гелнедже не в силах была сдержать слез и гордости, и горечи.
А Сарагыз, по обыкновению своему, принялась шутить. Делая вид, что приглаживает волосы, словно готовится к встрече, Сарагыз насмешливо посмотрела на меня:
Хм Так, значит, теперь пора вышивать тюбетейки в награду солдатам?
Мне не понравилась ее шутка. Я от чистого сердца старался, чтобы все вышло поторжественней, а она, понимаешь Или, может, Сарагыз вообще мне не верит?
Можешь смеяться, можешь издеваться, можешь вообще делать, что хочешь, сказал я сердито, а Гитлеру вонючему вставили фитиль в одно место!
Сарагыз вдруг неожиданно посерьезнела:
Вот и хорошо И пусть будут твои слова услышаны богом! Она взяла лопату и пошла туда, где работала моя гелнедже, для которой так коротка была радость, а слезы куда длиннее. И чтобы скрыть их от нас, гелнедже ушла поскорей
Сегодня я вернулся из села примерно к полудню. Гелнедже, сидя в скудной тени нашего настила, разрезала дыню. Увидев, что я подъехал, она быстро спрятала под подол ноги в подвернутых шароварах: иначе ведь при поливе нельзя.
Ну? Как тут без меня поработали? спросил я важным голосом.
Но гелнедже не стала отвечать на мой вопрос. А сперва сама заставила меня ответить, как дома, и здоровы ли дети, и здорова ли старшая гелнедже.
Лишь когда я ответил ей, что все, слава богу, в порядке, она принялась рассказывать.
Оказывается, прямо перед моим приходом вода прорвала ближнюю запруду, и они едва сумели заделать промоину Ничего себе!
Я сейчас же взял лопату, и хотел пойти проверить, как там дела на моем участке, не надо ли получше отрегулировать воду Но гелнедже мягко остановила меня:
Погоди, поешь дыни.
Наши?.. я с любопытством потрогал дыньки, выставившие кверху свои шершавые морщинистые мордочки. Гелнедже улыбнулась мне, кивнула:
Знаешь, прохладненького захотелось, я и взяла несколько из тех,что уже были сорваны В этом году урожай просто отличный Если б еще удалось как следует она опять улыбнулась грустноватой своей улыбкой. Тогда и навялить хватит, и патоку сделать, и соседей как следует угостить Когда опять в село поедешь, не забудь, пожалуйста, прихвати с собой для ребят. Сейчас дыньки самая сладость!
Она быстро и аккуратно соскребла кончиком ножа остатки сладкой мякоти, выпила собравшийся в чашечке кожуры дынный сок, протянула нож мне:
Поешь, поешь И там в хурджуне осталось немного хлеба из джугары Я раскрыл хурджун, достал кусок кукурузного хлеба:
А ты, гелнедже?
Нет, не хочется Сегодня все на прохладенькое тянет Что-то припомнив, она вдруг поднялось с озабоченным видом: Господи! А где же она-то?
Кто?
Да Сарагыз! Ну-ка посмотри, посмотри не видно?.. Ей ведь тоже досталось сегодня с этой запрудой Ну? Видишь ее? Тогда махни тельпеком. Пусть отдохнет немного, дыньки поест. А то как с утра молока глотнула, так и все работает!
Я несколько раз махнул своим тельпеком барашковой шапкой. Наконец, Сарагыз, которая, казалось, где-то у горизонта шагала среди поливальных бороздок, ответила мне подняла лопату, что, мол, вижу, поняла
Дыня была на редкость душиста и хороша, а я устал от жары Но не мог как следует наслаждаться ни тенью, ни отдыхом. Я все думал о своей младшей гелнедже. Мне хотелось спросить ее, но я не решался. Гелнедже сидела отвернувшись, опустив голову и руки. Было в ее позе что-то от усталой птицы. И в то же время в позе этой видилась словно какая-то вина
Что уж говорить! С тех пор, как мы получили похоронку на Довлета, Айсона гелнедже изменилась так, что, кажется, вернись сейчас Довлет, он и не узнал ее! Айсона всегда была такой румяной и глаза такие веселые. А теперь лицо ее словно высохло, а глаза поблекли. Только стали еще больше. И она все худела как говорится, таяла на глазах
А еще я замечал: вот начнет она что-то делать. Потом вдруг остановится, будто вообще забудет кто она и зачем здесь. Остановится и стоит, глядя куда-то мимо всего на свете И я не знал, что мне делать, как уберечь ее, бедную! Не дай-то бог, с нею случится то, что случилось с женой Сапара, нашего пастуха верблюдов Сапар тоже пошел на фронт, как наш Довлет, да и не вернулся. А вернулось вместо него черное письмо! И вот жена Сапара сошла с ума. Она ходила теперь по селу босая, с непокрытой головой. А если встречала кого, то лаяла и выла, как собака.
Суеверно я твердил про себя заклинание, которому научила нас мама: Уйди, беда, уйди в камень, в воду уйди, в пустоту, пройди мимо, пройди мимо. Мы не поддадимся тебе!». Много раз повторив эти слова, я ждал помощи, я ждал неизвестно чьей помощи. Но некому было мне помочь, кроме меня самого!..
Подошла Сарагыз высокая, крепкая, шаг широкий. Я невольно забыл на время свои невеселые мысли.
Она же, как всегда, начала разговор с шуточек, в которых главным героем был увы! я, собственной персоной.
Итак, ты прибыл, о, дорогой начальник!
Прибыл, прибыл, ответил я, как можно суровее насупливая брови. Ты лучше расскажи, что у вас тут стряслось.
О, дорогой начальник! Расти большой и сильный. И да укрепит господь твою могучую память!
В придачу к соей излишней шутливости она еще имела обыкновение выражаться иносказательно. И последняя фраза в переводе на простой человеческий язык должна была значить: Ты хорошо поел и попил. Но теперь-то уж хватит. Расскажи, наконец, что ты видел и слышал в селе!».
А еще она как можно чаще старалась ввертывать последнюю свою придумку прозвище начальник».
Немногие знали, с чего это я вдруг да стал начальником». А ведь кличкой этой меня наградил сам Язмухамед ага, председатель колхоза В тот самый день, когда моя гелнедже, Сарагыз и я взялись за поливку одного общего участка, председатель сказал при всей бригаде! что назначает меня начальником над этими двумя женщинами. И отныне, если что-нибудь с ними случится, я отвечаю головой!
Председатель говорил так весомо и основательно, что сомнения быть не могло: он надо мной посмеивался!
Но тут вдруг Язмухамед ага стал действительно серьезен и сказал, что если с нашего поля соберут хороший урожай, то мое имя будет включено в список, который отправят в Москву, и очень возможно, мне дадут медаль!
Если другие в общем-то не обратили внимания на шутки председателя про начальника Язлы», то Сарагыз, конечно, этого не пропустила. Не такой она человек!
Сейчас, усевшись на корточки, Сарагыз умылась, утерлась подолом. Села, по-мужски скрестив ноги, взяла кусочек дыни. Но я напрасно понадеялся, что какое-то время ее рот будет занят.
Слушай, начальник. Что хочу тебя спросить Ты когда проезжал мимо нашего дома, случайно там не видел на привязи чужого ишака?
Я задумался Я понимал, что опять ее фраза с двойным дном. В чем же тут подвох? Так ничего и не поняв, я стал добросовестно припоминать, действительно, не попадался ли мне на глаза какой-нибудь ишак И вообще: что я увидел необычного у дома Сарагыз?.. Да нет, вроде бы ничего такого
А моя гелнедже, видно, сразу поняла, на что намекает Сарагыз. Опустив глаза, она теребила кончик своей косы, разбивая ее на множество мелких прядок. Потом вдруг глянула на меня
Какой же ты еще мальчик маленький! Это я прочитал в глазах гелнедже до того ясно, что на сердце у меня как-то странно похолодело. Я посмотрел в глаза Сарагыз, потом в глаза гелнедже Вот горе какое! Ничего я не мог понять!
Хе! Видел же я! Старушку какую-то видел. И прямо около твоего дома. Подслеповатенькую такую бабушку
Ну и что же она?! чуть ли не закричала Сарагыз. Даже забыла прибавить своего обычного начальник».
Она-то?.. Да ничего вроде. Мимо шла. На плечах вязанка травы Сарагыз усмехнулась с грустью и будто с обидой:
Да нет, видно, мне никогда не суждено постирать мужской одежды Пропади все пропадом!
Тогда-то, наконец, я понял, о чем так допытывалась она у меня. И почему так грустно и выразительно смотрела на меня гелнедже.