«М-да Вообще ничего не понятно, думал Гельмут, лежа в кровати и пытаясь уснуть. Немецкий солдат дорожит памятью о советском солдате. Да так сильно, что хочет унести кусочек этой памяти с собой на тот свет. Что же там произошло, на той войне?»
Глава 1
Стояли последние дни августа 1941 года. Под сильным давлением отлаженной немецкой махины обескровленная Красная армия откатывалась на восток. В начале месяца немецкие танки 2-й танковой группы Гудериана свернули с намеченного маршрута на Москву и по приказу верховного главнокомандования двинулись на юг, нацеливаясь восточнее Киева. Одновременно танки группы армий «Юг», окружив в безлесной местности около Умани две советские армии и оставив пехотные части добивать красноармейцев, рванули на север, в сторону Днепра. Назревало окружение всего Юго-Западного фронта, но об этом в высоких штабах Красной армии предпочитали пока не думать, а может, просто не хотели перечить воле самого Сталина, который приказывал «держать Киев любой ценой».
19 августа в боях был потерян полуокруженный Гомель, 22-го немцы вошли в оставленный накануне Мозырь, 23-го заняли Речицу. Их передовые отряды, казалось, сновали везде, стремясь как можно скорее занять любой оставленный рубеж, захватить новый плацдарм через реку.
Отводя части своих 3-й и 21-й армий на юго-восток, чтобы закрепиться на новых оборонительных рубежах и избежать окончательного окружения этих двух небольших, основательно потрепанных в боях соединений, Красная армия покидала территорию Белоруссии. В районе старинного города Лоева было построено восемь переправ через Днепр, чтобы войска как можно скорее смогли оторваться от наседающих гитлеровцев. По случайному стечению обстоятельств последней из многострадальной Белоруссии уходила 42-я стрелковая дивизия, принявшая свой первый бой рано утром 22 июня 1941 года в районе Бреста. И вот сейчас два ее поредевших и несколько раз комплектовавшихся практически заново полка сдерживали наступательный порыв немцев, давая возможность своим товарищам по оружию поскорее перейти Днепр.
Накануне начала собственной переправы через реку в штаб одного из полков вызвали разведчиков. Нужно было во что бы то ни стало захватить пленного. Высокое командование очень сильно интересовало, не появились ли перед ними новые немецкие части. Кратко обрисовав ситуацию бывалому командиру разведроты, начальник штаба полка приказал тому выделить трех самых опытных человек для выполнения важного задания.
Действовать нужно решительно и быстро, времени на подготовку нет. Завтра днем мы подойдем к Днепру и сразу под прикрытием моряков Пинской флотилии начнем переправляться на тот берег. Как только перейдем мосты, они тут же будут взорваны, чтобы не дать возможности немцам прорваться на ту сторону на наших плечах, наставлял начштаба. По плану эти самые мосты должны были взорвать рано утром, но мы не успеваем к переправе сам видишь, как немцы жмут. Все время приходится драться. А побежишь верная смерть. Вот и отходим по всем правилам воинской науки. Договоренность со штабом армии есть, они отложили взрывы. Ждут нас. Поэтому твои бойцы должны обязательно успеть к этому сроку. Понятно?
Так точно, товарищ подполковник, понятно. Справимся, вы же нас знаете, командир разведроты старший лейтенант Тишкевич подошел к карте, лежащей на столе, на которую начштаба наносил карандашом новые значения.
Кого пошлешь?
«Стариков» пошлю. Старшина Кузьмин пойдет, с ним младший сержант Волков, ну а третьим Васька Доброхотов будет, хороший малый. Опытней, пожалуй, у меня и не сыщешь. Все от самой границы с нами идут. Волков, правда, к нам под Жабинкой из 6-й стрелковой дивизии прибился в первый день. Хороший хлопец, боевой. Помните, комполка разрешил оставить?
Ну да, помню, начальник штаба грустно усмехнулся, с ним тогда еще полвзвода пришло тех, кто первый налет пережил. И все как один с оружием, правда, полураздетые и без сапог. Помню, как из-за этого потом в Жабинке с начальником склада ругался. Тот ни в какую не хотел выдавать обмундирование. Так бы и отдал все немцам, бюрократ чертов. Пришлось ему пистолет к голове приставить, чтобы ворота открыл. А через час там уже немцы хозяйничали. Так эта сволочь потом на меня командиру дивизии еще и доносы писала. Хорошо, что наш Лазаренко его открытым текстом послал и пообещал в окопы отправить за такое. Сразу заткнулся. Потом, правда, интенданта этого немецкий танк раздавил, когда тот помогал артиллеристам пушку вытаскивать из грязи. Ну ладно, это все лирика. Завтра утром пленный, желательно офицер, должен быть у меня. Если вопросов больше нет, то выполняй.
Есть, Тишкевич козырнул и вышел из штабной палатки.
Первым делом он вызвал к себе троицу разведчиков, которые и стояли сейчас перед ним, внимательно слушая новый приказ. Командир понимал, что люди устали и вымотались, особенно за последнее время. По ночам полк, прикрываясь темнотой, отходил на новое место, чтобы успеть занять и подготовить к обороне очередной рубеж. А вот его разведчикам приходилось не только вести ночные поиски, производить диверсии, но и под утро догонять отошедший полк, чтобы днем вместе с пехотой сдерживать наступление врага своими небольшими силами, используя засады и выкопанные за короткую летнюю ночь неглубокие окопчики. Таким образом, наступающих немцев заставляли разворачиваться из походных колонн в боевые порядки, подтягивать артиллерию и самоходки, вызывать авиацию, основательно обрабатывать минами, снарядами и бомбами передний рубеж обороны, затем атаковать. А в это время основные силы полка, оставив небольшой отряд прикрытия, уходили к месту новой засады, чтобы там снова ненадолго задержать немцев. И так без отдыха, без сна, без горячей пищи, круглые сутки на ногах.
Ясно, товарищ старший лейтенант, все как обычно, сделаем, подал голос старшина Федор Николаевич Кузьмин, невысокий коренастый пожилой сибиряк с седыми широкими усами, который служил в дивизии с самого ее основания. До этого он проходил службу в строительном батальоне Карельского укрепрайона, из различных частей которого 17 января 1940 года и появилась на свет их родная 42-я стрелковая дивизия. Старшина славился своим спокойствием и невозмутимостью в любых, казалось, даже самых безнадежных ситуациях. Крепкая сибирская закалка, природная острота ума и степенная рассудительность позволили ему пройти финскую войну без единой царапины, сменив саперную лопату на маскхалат разведчика. Он никогда не говорил лишнего, но при этом, пожалуй, не было ни одного задания, которое бы он провалил или не доделал до конца. В Бресте у старшины остались жена и трое детей, которые жили в домах комсостава в самой крепости. В самом начале войны, когда в 4 часа 15 минут первые залпы артиллерии обрушились на мирно спящую страну, он выскочил из дома и, одеваясь на ходу, бросился к себе в разведроту, успев только крикнуть жене, чтобы брала детей и спускалась с ними в подвал. На прощание времени не было. И вот уже более двух месяцев он не знал, живы ли его близкие и что с ними. Говорили, что по комсоставовским домам немцы лупили особо сильно. Впрочем, похожие вопросы мучили многих командиров, кому удалось не погибнуть в первые часы после обстрела и прорваться сквозь пулеметные очереди немецких диверсантов на свое место службы.
Вторым из тройки разведчиков был младший сержант Андрей Тихонович Волков: высокий плечистый брюнет родом из-под Харькова. Его призвали еще в 1938 году, полковая школа младшего комсостава добавила еще один год к срочной службе, так что демобилизоваться ему надлежало только этой осенью. Однако война испортила все мирные планы, которые Андрей строил, а были они простые: после службы поступить в педагогический институт и стать, наконец, настоящим преподавателем, как отец. Он мечтал о том, что будет учить детишек уму-разуму, заполнять их светлые головы различными знаниями, которые потом обязательно пригодятся в жизни. К полку Андрей прибился вместе с горсткой сослуживцев, вырвавшихся из объятого пламенем Бреста. К месту сбора своей 6-й стрелковой дивизии они пробиться не могли: уж слишком много снарядов летело туда из-за реки, превращая все в кромешный ад. Так, полураздетые, с трудом успев выхватить винтовки без патронов из горящей разрушенной оружейной комнаты, они, не понимающие, что происходит вокруг, отходили на восток, в сторону Кобрина. Около Жабинки их остановили и всю группу включили в состав 42-й дивизии, остатки которой занимали боевые рубежи. Своей рассудительной смелостью, желанием отомстить за пропавших в огненной буре товарищей младший сержант быстро завоевал доверие нового командира. А проведенная с его участием первая ночная вылазка в тыл к немцам, где удалось не только захватить фашистского офицера, но и сжечь один броневик, повлияла на то, что сам командир полка хлопотал перед комдивом, чтобы зачислить Волкова в состав полковых разведчиков и поставить на полное довольствие.
Третьим в группе был Василий Иванович Доброхотов невысокий, шустрый, немногословный белобрысый воронежский паренек. За ясные синие, как весеннее небо, глаза мама называла его в детстве Васильком, сравнивая с полевыми цветами, издали заметными на широких полях. Василия призвали осенью 1939 года и отправили под Ленинград в одну из стрелковых частей, расположенную около самой границы с Финляндией. Как только стала формироваться 42-я стрелковая дивизия, часть, в которой служил красноармеец Доброхотов, вошла в ее 455-й стрелковый полк. И уже там Василию пришлось постигать азы службы в разведке.