Третьим в группе был Василий Иванович Доброхотов невысокий, шустрый, немногословный белобрысый воронежский паренек. За ясные синие, как весеннее небо, глаза мама называла его в детстве Васильком, сравнивая с полевыми цветами, издали заметными на широких полях. Василия призвали осенью 1939 года и отправили под Ленинград в одну из стрелковых частей, расположенную около самой границы с Финляндией. Как только стала формироваться 42-я стрелковая дивизия, часть, в которой служил красноармеец Доброхотов, вошла в ее 455-й стрелковый полк. И уже там Василию пришлось постигать азы службы в разведке.
Несмотря на то, что среди троицы Василий являлся самым младшим, он уже успел повоевать на финской войне, от которой у него остался на память большой шрам на груди. Правда, тогда, во время рукопашной схватки, финский штык всего лишь по касательной порвал кожу. Будь угол удара чуть другим, пришлось бы Василию лежать в одной из многочисленных братских могил, а так через неделю он снова был в строю. Обидно, что произошло это в самом конце той войны, 10 марта, когда их небольшая разведгруппа, выходя с очередным пленным, случайно, уже на нейтральной территории, напоролась на возвращавшуюся с другой стороны финскую группу, тащившую к себе пленного красноармейца.
Разведчики сошлись между собой в молчаливой рукопашной схватке, стараясь сильно не шуметь, чтобы не привлечь внимание ни одной из воюющих сторон, которые, не разбираясь, могли спокойно забросать их минами. В тот раз больше повезло красноармейцам. Перебив финнов, они с обоими пленными, живыми, хоть и изрядно потрепанными, вернулись к своим. Раненый Василий вместе со своим товарищем Сергеем Юхно (вражеский нож, за лезвие которого он ухватился, чтобы избежать удара в грудь, глубоко разрезал обе его руки) были отправлены в медсанбат. А через три дня эта страшная кровавая война закончилась прощальным звуком десятков тысяч стволов, стрелявших напоследок друг в друга и стремившихся успеть отправить на тот свет хоть еще одну живую душу. Немного позже, в полдень, наступила непривычная тишина, и бывшие еще вчера непримиримыми врагами превратились в обыкновенных солдат разных армий. В июне 1940 года 42-ю дивизию отправили в Эстонию, но не успели они туда прибыть, как поступила новая команда на передислокацию в Белоруссию (к западной границе, в район Березы-Картузской) на смену 33-й стрелковой дивизии, которая выдвигалась в Литву как было сказано на общем построении, «для оказания помощи братскому литовскому народу». А весной 1941 года 42-я стрелковая дивизия переместилась еще западнее и расквартировалась в самом Бресте и его окрестностях. Там и встретили 22 июня.
Всего несколько человек из полковой разведки уцелело в тех боях. Тишкевич постоянно просил командира полка дать ему возможность подготовить новых людей, отвести их в тыл для занятий. Но условия не давали этого сделать, и на задания отправляли неподготовленных солдат, требуя от них новых разведданных. Большинство так и не вернулось из этих первых ночных походов, не обладая элементарными знаниями и навыками. Люди пропадали, на их место приходили другие, и так без конца. Стараясь хоть немного продлить жизнь новичкам, научить их хоть чему-то, дать возможность получить опыт и при этом остаться в живых, старший лейтенант на самые ответственные и сложные задания всегда отправлял только своих «стариков». Рискуя их жизнями, он полагал, что только опыт и везение позволят им снова встретиться с утра.
Усевшись на землю, Тишкевич на карте показывал группе маршруты движения, согласовывал с ними место и время выхода.
Федор Николаевич, обратился он к Кузьмину, пленного нужно взять любой ценой. Желательно, конечно, офицера, но не брезгуйте и каким-нибудь штабным солдатом или связистом, тоже наверняка много знает. Ваша задача доставить его сюда живым во что бы то ни стало. Это приказ. Только живым! Понятно, Васек? Тишкевич перевел взгляд на Доброхотова.
Так точно, товарищ старший лейтенант, понятно, насупился тот.
Прошлый раз при выходе с языком группа напоролась на засаду, и немцы, быстро сообразив, что русских немного, стали их окружать. Пришлось отходить, чему сильно мешал тучный немец, не в силах взять нужный темп движения. Василий перерезал ему горло, когда стало понятно, что с пленным не уйти. Хорошо успел документы изъять, хоть какой-то козырь остался на руках, когда пришлось оправдываться перед особистом за сорванное задание.
За пленного шкуру спущу! продолжал Тишкевич. И запомните самое главное у вас очень мало времени. Вы просто обязаны выйти до взрыва мостов. Иначе переправиться не получится. Согласно приказу командарма, у местного населения в округе были изъяты все плавательные средства. Не хочу даже думать об этом, но на всякий случай, если произойдет какая-то накладка, в этом районе не оставайтесь, скоро он окажется запружен до основания войсками противника, следующими по пятам. Отходите на юго-запад и попытайтесь переправиться там, но при условии, что на другом берегу реки не будет немецких войск. Об этом, к сожалению, нам пока не известно, связь с соседями постоянно пропадает. Немец их тоже жмет сильно. Они вынуждены отходить. И опять же, если вдруг все звезды будут против вас и противоположный берег будет за немцами, уходите севернее Лоева, держитесь при этом подальше от реки. Там переправитесь через Днепр, потом через Сож и идите дальше на восток, загибая южнее. Думаю, мы будем где-то там, в районе Чернигова.
Товарищ командир, подал голос молчавший до этого Волков, что с пленным-то в таком случае делать?
Если придется переходить через Днепр и Сож, то при невозможности осуществить это с языком можете его ликвидировать. К этому времени его показания уже потеряют актуальность. Главное выйдите сами. Можете не геройствовать и диверсий не устраивать, хотя, Тишкевич махнул рукой, улыбаясь, знаю я вас. Хлебом не корми, дай только гансам напакостить. Но берегите себя, на рожон не лезьте. Договорились?
Так точно, ответили вразнобой разведчики.
Вы мне здесь нужны живыми, ребята. А сейчас даю час на отдых, и можно выдвигаться. Время не ждет. Документы и ордена в этот раз можете не сдавать, сам не знаю, куда вас выведет кривая. Уж больно мало времени и много рисков. В одном уверен: в плен не сдадитесь. Все, отдыхайте. Через час жду у себя.
Когда Тишкевич ушел, старшина с сержантом закурили, а Василий сидел рядом и глотал тяжелый дым, медленно поднимающийся вверх, к кронам деревьев.
Ну что, пора и оружие подготовить, сказал, докурив, Кузьмин и посмотрел на Доброхотова. Васька, с автоматом-то не хочешь пойти? Могу тебе немецкий выделить, пару дней назад добыл. Что ты все эту бандуру с собой таскаешь, он кивнул в сторону самозарядной винтовки Токарева, которую Василий держал на коленях, сам же знаешь, что в любую минуту подвести может. Сколько уж случаев было! Один раз повезло, другой, но ведь постоянно так не будет.
Спасибо, товарищ старшина, но мне с самозарядкой как-то привычнее. Я за ней ухаживаю, пуще чем за девчатами на танцах, так что все будет хорошо. Да и привык я к ней очень. К тому же отход прикрывать удобно. Можно немцев на приличном расстоянии держать, не то что с автоматом. А тогда, он махнул рукой, вспоминая случай, когда заклинившая винтовка едва не стоила ему жизни, я ее в песок уронил, вот грязью механизм и забило.
Николаич, вступился за Василия сержант, ну что ты старое вспоминаешь! Если бы да кабы А ты там на что нужен был? Сам же успел немца в расход пустить, вот и обошлось все. У меня вон трофейный автомат, и что с того? Точно так же клинит, когда грязный. За оружием уход нужен.
Ладно, времени и так осталось мало, примирительно заметил старшина, оружие привести в полнейший порядок. А я пока на кухню схожу, сухпай на всех в мешок закину кто его знает, когда поесть-то придется. А с пустым брюхом воевать хоть и привычно, но крайне неприятно.
Он встал, забросил оружие за плечо и неторопливо пошагал искать повара, который, судя по запаху, где-то в глубине леса готовил перловую кашу с мясом лошади, убитой накануне немецкой миной.
Через полчаса старшина вернулся, принеся с собой две горсти сухарей и котелок, полный недоваренной каши.
Ну, давайте перекусим, пока время есть.
Ели молча, из одного котелка, черпая по очереди. Недоваренная крупа хрустела на зубах, мясо было не прожевать, но это оказалась их первая горячая пища за последние несколько дней, так что никто не жаловался. После еды, до выхода на задание, времени оставалось не так уж и много, поэтому, отдыхая, завалились на землю, подставив лица проступающим сквозь ветки теплым вечерним солнечным лучикам. В назначенное время были у Тишкевича. Тот придирчиво осмотрел каждого, лично проверил оружие, амуницию. Вместе с ним выдвинулись к самому краю обороны, который неглубокой траншеей тянулся вдоль заболоченного ручейка, перерезая широкую дорогу, ведущую из Речицы в Лоев. На той стороне, метрах в трехстах, уже остановились первые немецкие разведывательные дозоры, прибывшие на мотоциклах в сопровождении гусеничного броневика, который вороненым стволом своего пулемета внимательно обшаривал окрестности там, где виднелись плохо замаскированные бугорки свежей земли.