В вагоне было жарко, душно и шумно. Поезд тащился уже три с половиной часа вместо двух сорока пяти по расписанию. Народ таращил глаза и хватал ртом воздух, хоть окна некоторые и были открыты кондиционеров не было. Все громко разговаривали, стремясь перекрыть говор других и шум из открытых окон. Особенно отличалась молодежь, стоявшая и сидевшая кучками, пьющая пиво и ругающаяся матом. На них никто не обращал внимания. У окон сидело две группы неопределенного возраста и бандитского типа, они играли в карты, ругались матом, два человека из них курили. Народ возмущался, но его посылали на просто и откровенно. Творился беспредел, пришедший к нам в 90-х вместе с перестройкой, демократами и либералами и с их теорией толерантности и либеральных свобод вседозволенности, а на деле откат далеко назад. Контраст с тем, что я привык видеть в электричках во времена студенчества, поразил и ошеломил меня. Перемещаясь на машине, я не видел такого падения нравов. Раньше, в СССР, в вагонах было чисто, и никто не мог себе позволить ничего лишнего народ бы одернул, да и милиция ходила и следила за порядком. Людей пожилых уважали, им уступали места, а тут они были стороной слабой, все были вынуждены стоять. Мне стало стыдно, что я сам, работая локтями, пробрался к окну. Но потом подумал, что боролся за место с наглыми парнями, что остались без мест, и теперь зло смотрят на меня из прохода. Моё удивление заметил опрятный старичок напротив, по виду профессор времен 50-х, и подождав, когда я перестану проглядывать журнал, завязал беседу:
Кхе, кхе, Вам, видно, не часто приходится на электричках ездить? Удивлены? Большие перемены, да? Понимаете, что происходит?
Стараюсь понять, да не все удается!
Кхе, кхе, вы мне скажите: почему все перевернулось, особенно, для нас, для стариков? он наклонился ко мне, чтобы не орать на весь вагон. Вот я, участник войны, на свою пенсию не могу ничего сделать: ни крышу в доме починить, ни по хозяйству чего-нибудь купить, ни поехать к врачу (а своих-то в деревне теперь нет), а мне на автобусе, электричке и метро полдня ехать надо, а это полпенсии, да еще не принимают врачи! Я вот по здоровью вынужден был из Москвы в деревню податься, там сейчас работается легче.
Ты, дед, того, небось, в Куликовской битве ещё участвовал, так, значит, не положено тебе, не заслужил, не за то воевал, «шутят» стоящие в проходе пацаны, которым я не дал сесть к нам на лавочки, и ржут на весь вагон. Надо было к немцам топать, сейчас бы на мерине ездил бы, а не в электричке трясся, а то непонятно, чего вы для нас отвоевали?
Старик, не обращая внимания на молодняк, продолжал:
Мы горбатились в полях, в КБ и на заводах, умирали на фронтах, а подонкам все досталось. Лучшие люди полегли в окопах и в застенках. На их костях все построено было. А кто мы теперь и наши дети, и внуки? Никто! Мы отдавали всё, чтобы наши дети и внуки жили лучше, а на деле?
В глазах у деда появились слезы. Ответить было нечего, и все молчали, только один из пацанов со злобой заметил:
Ничего, скоро мы всех в сортире замочим (крылатая фраза Путина)! потом он допил из горлышка пиво и кинул бутылку в открытое окно, окатив пеной сидящих на лавочках.
Мужчина, уже в годах, сидевший рядом со старичком, неожиданно оторвался от газеты и вступил в разговор:
Вот послушайте, что пишут в газетах: « партии, лидеры и их команды приходят и уходят, делая путь развития извилистым, а аппарат остается реально, властные функции находятся у аппарата, который заинтересован только в стабильности своего положения и его качественного улучшения» и не более того, понимаете! Рука руку моет, вот как это называется, и никакого развития!
Открутить башку можно лишь отдельно взятому зарвавшемуся чиновнику, продолжил человек с газетой, да и то тому, кто ворует не по чину, но победить аппарат, то есть систему невозможно!
Да, скорее всего, это так, вступил в разговор старичок профессорского вида, этот аппарат себя воспроизводит из числа родственников и их близких, отторгая всех чужаков. Из недр аппарата выходит правящая элита, которая и определяет, как и куда развиваться стране, как жить всем остальным и куда расходовать материальные ресурсы. А ведь наши интересы сегодня с их интересами не совпадают!
У мужчины в руках была газета «Аргументы и факты» и он цитировал отрывки из статьи про властные элиты.
А что такое правящая элита? спросил тот пацан, что кинул бутылку в окно.
А это та часть общества, над которой не каплет ни при какой погоде, и которая паразитирует на всех остальных! А все остальные просто рабы, создающие материальные блага, вступил мужчина с соседней лавки, опережая тех, кому был задан вопрос.
Возможно, они и правы, сказал старичок напротив меня.
У нас прав тот, у кого больше прав, кто сильнее и у кого больше денег и связей, заявил пацан в проходе и разразился громким смехом, явно довольный собой.
Вот-вот, сказал кто-то рядом.
Чего вот-вот? продолжил пацан. А как иначе? Слабаков, что ли, вперед пускать?
Перед бурей
Причем тут слабаки! опять вступил пассажир с газетой. Умные, совестливые люди, способные к созиданию и развитию общества должны всем управлять, а не второгодники и бандиты, ведущие нас в тупик.
Ну, ты загнул, отец, прямо как лектор общества «Знание». Что скажешь, раньше лучше было? Ничего нельзя, туда не ходи, этого не делай, заграницу нельзя, машину, квартиру не купить, а как жить? Вот, сейчас, бля, все можно, главное, чтобы бабло было. И никто вопросов не задаёт, откуда деньги, Зин? Ха-ха-ха
Да, раньше лучше было! Люди были добрее! Раньше как было: каждый входил в положение других, уступал, помогал, уважение к заслугам человека было. Мы не уважаем друг друга, не уважаем Президента, правительство и депутатов, мудаками их называем. А раньше они для нас богами были бы, потому что заботились о людях, а сейчас им плевать на нас!
Ага, заботились! В лагеря половину народа посадили, поубивали! Эти хоть не убивают! За что тех уважать-то?
Кто-то с соседней лавки поторопился вставить:
Это пока не убивают и не сажают. Сейчас ни у кого нет никаких гарантий. Сегодня ты член системы, а завтра ты уже на помойке. Вон Ходорковский уже сидит, а был крутой!
Наворовал, вот и сидит!
Это же передел собственности. Наворовал, дай другим! Главное во власть, в Кремль не лезть.
Просто создан такой механизм, который безразличен к своим шестеренкамисполнителям. Незаменимых шестерен нет. Поэтому каждая шестеренка хочет иметь все и сразу, понимая, что будущего может не быть, это уже подключился человек интеллигентного вида из прохода, глотнув что-то из пластиковой бутылки, от чего его глаза заблестели и подобрели.
Вообще, в стране состояние острой государственной недостаточности, неожиданно заявил человек средних лет в камуфляжной куртке.
А куда же партии смотрят? вдруг спросила старушка в проходе.
Тебе что, мать, коровника не хватает, хочешь в партию вступить?
Я бы в партию «Родина» вступила, уверенно заявила бабуля.
А я бы в ЛДПР пошёл, вдруг сказал ершистый пацан, они своих в регионах рассаживают в кресла управленцев.
Все засмеялись.
А что Вы смеетесь, они правильные вещи говорят, не унималась старушка про партию «Родина».
Все начали что-то говорить, разом, не слушая друг друга. Поезд подошел к конечной станции, опоздав на два часа. Я поднялся и помог старику снять его вещи с полки, достал свои.
Удачи тебе, сынок, смотрю, не прост ты
И вам не хворать, а насчет власти люди еще про Сталина вспомнят.
Боцман, сидевший в кокпите с видом машиниста, у которого паровоз «под парами», завидев меня еще на подходе к яхт-клубу на дороге, соскочил на дебаркадер, у которого стояла яхта, подбежал к воротам и открыл калитку мы обнялись молча и молча пошли к лодке, прыгнули в кокпит, я спустился в каюту, сказав Боцману:
Заводи дизель, готовься к отходу.
Кэп, а перекусить с дороги?
Спасибо, вижу, что ждал и приготовил, но лучше потом, на ходу.
Ооо, это по-нашему, ура, а то нет сил тут больше сидеть.
Я сделал записи в Судовом журнале (СЖ) и вышел в кокпит в привычной яхтенной одежде, встал к румпелю и скомандовал:
Отходим, носовой, потом кормовой